КРОВЬ СО ЛЬДОМ

— Кстати, – Рик опомнился. — То, ради чего я, собственно, сюда и пришёл. Идём, – с присущей ему бесцеремонностью хватает Скарлетт за руку и, не говоря Акации ни слова, оттаскивает её.

— Ты можешь перестать? – возмущается Гилл, вырывая руку.

— Перестать что? – через арочный портал они входят в старинное здание, фасадный декор которого был выполнен в викторианском стиле с множеством остроконечных башен и разнообразной резьбой с декоративным орнаментом. Окна здесь высокие и узкие, кронштейны с карнизами – широкие. Корпус, на который приходилось сразу два колледжа, больше напоминал дворец.

Торжество неоготики.

— Перестать вести себя, как ебаный дикарь и хватать меня за всё, что вздумается, – прорычала она.

Толпы студентов быстро рассасываются; все разбегаются, кто куда, и длинные коридоры стремительно пустеют. Рик ведёт её в ту часть корпуса, которую Скарлетт прежде не посещала, что даже ей самой казалось странным: проводит в этом месте второй год своей жизни, но ещё не изучила его до конца.

— Извини, Лэтти, – демонстративно вымолвил Ричард. — Не я виноват в том, что твоё присутствие сводит меня с ума и превращает в ебаного дикаря. Обычно я с дамами куда более обходителен.

— На случай, если это была попытка в подкат: я не оценила, – фыркнула Гилл, выдвигая нижнюю губу вперёд и сдувая с лица выбившиеся локоны тёмных волос. Они минуют стрельчатые окна под сводом, сложная конструкция которого поддерживается рядами высоких колонн. Цветовое оформление – не самое разнообразное: преобладал, в основном, серый. Шагая по полу с мозаичной плиткой, выходят во внутренний двор, затем сворачивая в западное крыло.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? – одёрнула его она.

— М? – он сбавляет скорость, открывая рюкзак. — Ты о чём?

— Поблагодарить, например?

Ричард одарил её насмешливым взглядом:

— С чего бы вдруг?

— Хотя бы с того, что ради тебя я терплю этого обсоска, который, между прочим, пытается залезть мне в трусы, — огрызается, скалясь.

— Ради меня? – Баркер поднимает на неё чёрные глаза. — Ты была инициатором этого всего, солнце, не путай.

Рик продолжает что-то усиленно искать в недрах своего рюкзака.

— И вообще, – прыснул он, – я не намерен терпеть твои капризы, хорошо? Если тебя растили, как принцессу, это не значит, что я вижу тебя таковой.

— Что? – нервный смешок. — Нет, меня не…

— Ага, – Рик, устрашающе спокойный, наконец вылавливает связку ключей. — Расскажи.

— Стой, – она догоняет его, приближающегося к высокой двери. — Откуда у тебя это? — Скарлетт наконец соизволила осмотреться. — И где мы?

— Считай, в кинотеатре, – ключи поворачиваются в скважине. — Если что, всё законно.

— Странно слышать это от тебя, – ухмыляется Скарлетт.

— Об этом поговорим позже, – он открывает, впуская её внутрь. — Заходи. Я включу проектор и вернусь.

Ей хочется что-то сказать, но слова растворяются прямо под языком; она открывает дверь шире и ныряет в полутьму.

Помещение, не самое просторное, никак не походило на типичный кинозал: не было здесь ни привычно длинных рядов, ни ступеней с подсветкой; комната казалась рабочей. Скарлетт проводит рукой по серой обивке мягкого кресла, возле которого расположился тёмно-коричневый столик с кипой распечаток. Несколько страниц скреплены скобами степлера. Она не решается взять их в руки, потому продолжает обводить помещение долгим взглядом. Воздух тут застоявшийся. Наиболее примечательной частью был экран, вытянувшийся вдоль чуть ли не всей стены.

Тусклый свет, оседавший пылью на контурах, гаснет. Комнату заполняет темнота. Оборачиваясь назад, Гилл улавливает звук игры на фортепиано. Фильм начался. Она опускается в одно из кресел, фокусируясь на картине, воспроизводимой экраном.

Первое, что бросается в глаза — картинка: поистине завораживающая, она не выглядела до отвратительного вылизанной. Цвета, приковывающие к себе внимание, казались чем-то естественным.

— Ты знаешь правила?

Картина постепенно прибавляет в мрачности. Музыка, из лёгкой меланхоличной, перетекает в звенящую, когда кроны деревьев начинают шелестеть, а солнце стремительно тает в небе. В общий пейзаж вливается детский голос.

— Не разговаривай с ними. Что бы они ни спросили — никогда не отвечай.

Фокус смещается на лужайку около большого дома. В зелёной, аккуратно скошенной траве разговаривают две девочки. Шелест ветра зарождает внутри чувство болезненного, тревожного ожидания; ракурс фиксирует детали. Дети рассортировывают сорванные цветы, как будто собирая букет.

— Правила не всегда помогают.

У девочки, что выглядит на порядок младше своей собеседницы, волосы чёрные, как смоль; кожа тонкая настолько, что сквозь неё просвечивает синева тончайших жил. Скарлетт, кажется, уже где-то видела это сочетание, да и лицо малышки (на вид ей явно не больше пяти лет) смутно знакомо. Она не произносит ни слова, лишь поглядывает на рыжеволосую собеседницу, отрывающую увядающим цветкам лепестки.

— Притворяйся, что не видишь их. Тогда всё будет в порядке.

Откидывая назад кудри рыжих волос, девочка вытягивает руку и отдаёт цветы; другая же — берёт их, затем осматривая с опаской.

— Почему они приходят?

Рыжеволосая простодушно пожимает плечами, а после — тепло улыбается:

— Не знаю. Никто не знает.

Она машет рукой. Звонко смеётся. Поднимается с земли и убегает, когда порывы ветра становятся сильней. Она оставляет свою подругу на лужайке в одиночестве, которая, щурясь, оборачивается. Цветы в её руках больше не выглядят свежесорванными. Девочка поднимается.

Жуткий стучащий, клокочущий звук наполняет комнату.

Ребёнок несмелыми шагами направляется ко входу в дом, доски которого скрипят как-то зловеще; камера опускается, показывая только маленький кулак, сжимающий букет. По винтовой лестнице девочка поднимается, не оглядываясь назад. Стук становится назойливей и громче; позади раздаётся смех. Эхо шагов.

Скарлетт вгоняет ногти в кожу ладоней.

— Это ведь просто детские выдумки, Лили!

Лили останавливается. Её личико искажает нерешимость с примесью испуга. Первый увядший лепесток падает на пол. Она будто опомнилась и продолжила размеренно шагать вперёд.

— Здесь никого нет, посмотри!

Чей-то бег. В кадре появляются чёрные тени, вытягивающиеся на стенах; они мелькают, как картинки в калейдоскопе. Озорной хохот набирает громкости, обращаясь звоном.

— Никого нет. Пусто. Повернись и… Убедись сама!

Девочка упрямо идёт дальше, но, если всмотреться внимательней, становится понятно: она борется с желанием оглянуться. Детские ноги проносятся мимо. Она входит в открытую комнату. Её рот приоткрывается, когда взгляд спускается вниз: Лили шокировано осматривает потемневшие увядшие стебли. Цветочные почки иссохли.

Ракурс меняется, целиком фокусируясь на испуганном лице. Тёмные глаза боязливо поднимаются; так, что Скарлетт пропускает её страх сквозь себя. Несколько секунд Лили неподвижна.

Руки наливаются напряжением.

Девочка, роняя цветы, поворачивается.

Лента прерывается. Гилл, с явным возмущением на лице, выпрямляется, вздыхая. Она всматривается в титры, где в списке актёров и людей, работавших над фильмом, мелькает имя, о котором она обязательно его спросит.