КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Кашляя в набитый ватой кулак, Ричард подходит к зеркалу вплотную, позже – садится напротив. А затем заливается смехом.

Он бьётся головой об стекло и оставляет глубокие трещины на поверхности. Отражение заходится чудовищным визгом и вытягивает руки вперёд, пытаясь ухватиться за… него? Баркер смеётся громче, как законченный псих, задыхается в истерике и бьёт стекло головой, абсолютно не чувствуя боли. Из головы струится что-то тёплое, тонкими струями обтекая шею.

Последний удар – уши закладывает от крика.

Зеркало разбивается до самой рамы, со звоном роняет осколки на пол, а Ричард падает, закрывая уши, которые пронзает отчаянный визг. Он вдавливает ладони в ушные раковины, катается по полу и чувствует, как черепная коробка буквально раскалывается от ора. Его бросает в пот, весь лоб покрывается испариной. Рик осознаёт, что зрение резко ухудшилось: он не отличает контуры вещей даже на расстоянии вытянутой руки. Крик бьёт по барабанным перепонкам и пульсирует в висках, шумя кровью в ушах, густо окутывая разум. Чьи-то истошные визги разрывают Баркера изнутри, электрическим разрядом ударяя под окровавленной кожей.

Паника разъедает его ржавчиной. Он скулит, ощущая горячие потоки неконтролируемых слёз на коже. Его всего пробирает крупная дрожь, грёбаная трясучка; голос не стихает, становясь только выше и пронзительней.

Нужно выйти. Стены давят. Срочно выйти из комнаты.

Рик, поднимаясь, выбегает; бежит со всех ног, не видя перед собой ни-че-го. Он выбегает и понимает, что, на самом деле, всё ещё находится в комнате. В той же, мать его, комнате.

Ричард растерянно оборачивается, шокированно опуская руки.

(«что за херня господи когда же это закончится что происходит»)

— Нет, – впервые за несколько часов проговаривает Баркер, – блять, только не… только не это.

Он снова пытается выйти – безрезультатно.

— Блять, – обессиленно стонет тот, ускоряясь и проходя через дверной проём. — Нет, нет, нет, – тараторит неразборчиво, оказываясь в спальне. — Блять!

Рик толкает двери снова и снова, возвращаясь к одному и тому же месту – к своей кровати.

(«трижды блядский день с у р к а»)

Он опускается на колени по центру комнаты, держась за кружащуюся голову, ведь этому кошмару нет конца. Паника продолжает жрать его внутренности,

(«это не кончится никогда никогда никогда не кончится я сошёл с ума сошёл с ума это не может происходить с о м н о й»)

Ричард трясётся как будто в предсмертной агонии: бьёт себя по голове, отчаянно пытаясь вытряхнуть из неё страшные видения, наносит удары кулаками по лицу и расцарапывает лицо, надеясь что это поможет, надеясь, что станет лучше.

Всё тело содрогается.

Он слышит щелчок двери. Шаги.

(«г о с п о д и я у м и р а ю»)

Ричард не понимает, что происходит, когда его хватают и трясут за плечи, он не видит, кто пытается вывести его из этого состояния; не видит, но по голосу определяет – Скарлетт. Баркер не различает её речь в массе других звуков, переворачивающих сознание с ног на голову, смотрит на её губы, трясётся, но в упор не слышит.

— Что…? – улавливает через несколько минут. Он понимает сразу же, как должен закончиться вопрос:

— Ли… – задыхается, трясясь, не в силах договорить. — Зэн… – кашляет, втягивая воздух в лёгкие, – нужен… зэн… Кса-накс, – хрипит, видя, как силуэт девушки приобретает очертания; чётким становится всё – стены, пол, зеркало в своей полной сохранности, мебель и яркое солнце за окном.

Солнце?

Его заставляют подняться. Скарлетт, пачкаясь, запихивает в него белую таблетку, не обращая внимания на его крепко стиснутые челюсти.

Транки на завтрак.

— Долбоёб, – злобно ругнулась Гилл, когда он глотнул, расцарапывая горло. Давился, прогонял воздух через дырявые лёгкие и пытался прийти в себя.

Прекращается. Со временем. Минут через двадцать.

— Нет, – тяжело дышит, смотря на лицо Скарлетт, ещё слегка расплывчатое. — Это было… нужно.

Девушка смотрит на него осуждающе. Он улыбается.

— Мне похуй, как, но ты поедешь, – холодно отзывается она, поднимаясь с пола. — Через пять часов мы должны быть там.

Ричард хмурится.

(«а ты ожидал чего-то другого?»)

— Пять? – всё ещё переводит дыхание.

— Уже четыре, – Гилл безразлично поджигает сигарету. — Я за платьем.

Когда она уходит, он порывается крикнуть о том, насколько сильно не хочет оставаться один. Вовремя вспоминает: ей похуй.

========== VII: СОЦИАЛЬНЫЙ ОРГАНИЗМ ==========

Его зубы желтеют.

Он наблюдает последствия своих вредных привычек в навесном зеркале, пальцами растягивая рот. Ричард глотает активированный уголь и продолжает чувствовать, как его всё ещё мажет. Но нет, он обязан пойти: дело даже не в репутации и не в его принципах, оно – в проверке на прочность.

Пока Рик ежегодно отбеливает и медленно разрушает свою эмаль, хрипотца из голоса никуда не девается. Может, пора бы и бросить курить.

Баркер, что удивительно, сумел прийти в себя к восьми. Его отпустило только через шестнадцать часов, а впечатления были такими, словно в этом состоянии он провёл не больше двадцати минут.

— Господи, – Скарлетт заходит в ванную и морщит нос в наигранном отвращении. — Снимай это, – кивает на его белую расстёгнутую рубашку, – сейчас же.

Она не стала дожидаться ответа, потому уже через секунду нетерпеливо расстёгивала пуговицы, срывая с него дорогую ткань.

— Что тебе не нравится? – фыркает Рик, противясь.

— Цвет. Она белая, – нарочито подчёркивает «белая», таким тоном, как если бы это был синоним к «плохая».

— И?

— Тебе не идёт белый, – заставляет снять рубашку; вещь отлетает на стиральную машину.

— То есть, ты хочешь, чтоб я пошёл в розовой? – раздражённо вскидывает обе брови. Перед глазами до сих пор немного плывёт даже после принятого алпразолама, который, по идее, должен был свести эффекты после принятия галлюциногена к минимуму. — Могу устроить.

— Нет, – скрещивает руки на груди. — В чёрной. Чёрный подходит тебе больше всего.

— Думаешь?

Он где-то на подкорке предугадывает, что сейчас с её языка сорвётся чёткое: «Уверена». Да, это и происходит, на данный вопрос Скарлетт отвечает только так.

— В белом ты выглядишь искусственным, – хмурится, срывая кожицу с нижней губы. — Как подделка.

— Ты о чём? – косится на Гилл как-то непонимающе.

— Я могла бы сказать, что белый тебя чернит, – вздыхает, – но, во-первых, чёрный – изящество в последней инстанции, а во-вторых… – Скарлетт внезапно замолкает, перебирая волосы.

— А во-вторых..? – смотрит на неё выжидающе.

Она надувает губы:

— Не помню. Надевай чёрное.

Он ухмыляется, произносит про себя надменное: «Дура» и скрывается за дверьми гардероба на втором этаже. Чёрный подходит ему больше всего – Ричард был рождён с осознанием данной вещи, но когда Скарлетт произносит её вслух, ему, почему-то, приятно.

— Не слишком вычурно?

Рик, застёгивающий отливающие серебром запонки, отрывается и поднимает голову на звук.

— Или… блять, я не знаю.

Скарлетт – в платье из струящегося шёлка, с собранными, закреплёнными гребнем позади височными прядями и распущенными золотисто-коричневыми волосами. Завитые локоны опадают на спину, опускаясь к состоящему из круглых фресок ремешку, что закреплён на тонкой талии; невесомая юбка-колокол не достигает коленей, под кожей которых рассасываются бледно-синие пятна. Платье не имеет выреза; полупрозрачные чёрные рукава расклешены от локтя и прячут запястья, на одном – резинка для волос.

— Подожди, – нервный смешок из его груди. — Это… – осекается на половине предложения, рвано выдыхая и подходя к ней ближе.

— Заметил? – довольно прикрывает глаза.

Полупрозрачное в руках и ключицах, платье имело изображение: три расплывчатых силуэта, два из которых – девушки, а третий – лежащий с повёрнутой головой мужчина. Его горло пронзает длинный меч, что держит в руке девушка возле кровати.