Пеплом разбитые

Завершив начатое, Зимний солдат пускает пулю в лоб еще дышащей женщине, находит нужные файлы – и убирается прочь.

Невероятным, нечеловеческим усилием воли Гермиона заставляет себя собраться. Нужно стереть код и как можно скорее закончить с этим воспоминанием. Она быстро проматывает все к началу, останавливается, как только в руках одного из военных мелькает красная папка со звездой. Некоторое время всматривается в глаза этого нелюдя – по-другому не назовешь, – отрешенно размышляет о том, хватит ли у нее сил вырвать его кадык вместе с позвонками, но потом спохватывается, одергивает себя, вызывает образ корзины и действует по уже доведенному до автоматизма сценарию.

Сознание возвращается к Баки медленно. Гермиону рвет в ванной – и это приносит ему странное, извращенное облегчение. Возможно, теперь она наконец поймет, что он не заслуживает ни ее помощи, ни заботы, ни даже присутствия рядом.

Баки уже знает, что она использовала на нем заклятие подчинения воли. Он не глуп, и прекрасно умеет анализировать свои реакции. Ему хочется разозлиться – ведь так проще, но ничего, кроме равнодушия, он не испытывает. В конце концов, одним приказом меньше, одним больше – какая разница.

Стерев уже привычную струйку крови под носом, он поднимается, набрасывает плед на плечи и выходит наружу. Ночью здесь водятся хищники – и если Баки повезет с ними встретиться, сопротивляться он не станет.

***

Гермиона находит его задолго после полуночи. Барнс горбится у дерева, и только клетчатый плед, небрежно наброшенный на спину, позволяет его обнаружить.

Она тихо присаживается рядом.

Он даже не смотрит в ее сторону, и Гермионе кажется, что это вполне заслуженная реакция на ее действия.

А он все пытается найти правдоподобную причину, которая объяснит, почему она до сих пор здесь.

Так они и молчат, смотря каждый в своем направлении, пока Гермиона не шмыгает носом. Это странным образом отрезвляет Баки, он сдергивает с себя плед и укутывает им плечи Гермионы.

– Я могу забрать это воспоминание, – неожиданно предлагает она хриплым от долгого молчания голосом. – Весь эпизод полностью, ты даже не вспомнишь.

Какое-то время он серьезно обдумывает ее предложение – оно кажется таким заманчивым. Но затем отрицательно качает головой.

– Помнить о них – это меньшее, что я могу сделать.

Гермиона понимающе кивает. Почему-то именно такого ответа она и ждала.

– Ты злишься на меня? – спрашивает она.

Баки бросает на нее недоуменный взгляд. Гермиона грустно улыбается.

Ему хочется спросить, что она чувствует к нему. Ненависть или отвращение? А может, то и другое вместе? Но Баки замолкает, едва открыв рот.

Безграничное сочувствие в ее глазах выбивает воздух из его легких.

Гермиона смаргивает слезы, тянет руку к его обветренной щеке, касаясь легко и почти невесомо. И четко, уверенно произносит:

– Ты. Не. Виноват.

Он до хруста стискивает челюсть. И призывает всю свою выдержку, чтобы совладать со шквалом противоречивых эмоций, бушующих внутри.

Гермиона настолько близко, что он может чувствовать тепло, исходящее от ее кожи.

Это почти больно – ощущать ее рядом и не сметь притронуться.

Когда он поднимается на ноги и протягивает ей руку, на лице Гермионы мелькает сожаление. Но она быстро себя одергивает и позволяет Баки увести их обоих в хижину.

========== Часть 5 ==========

Кошмары прошлого снова напоминают о себе – на этот раз круговерть из лиц Волдеморта, Беллатрикс, пожирателей и мертвых друзей разбавляет детский плач и навсегда замершие глаза-пуговки.

Гермиона захлебывается собственным криком – и в ту же секунду просыпается. Моргает, пытаясь вернуть четкость зрения, и почти не вздрагивает, когда видит Баки в дверном проеме.

Его грудь часто вздымается, в глазах – такая острая вина, что об нее можно порезаться.

Гермиона не знает, как заставить его понять. Что не он – виновник случившегося. Что нельзя хоронить себя заживо. Что ей небезразлична его судьба. И он сам – такой, как есть – небезразличен.

Кинуть бы эту правду ему в лицо, но голос не слушается. Поэтому она решает показать действиями то, что устала таить внутри.

Баки оторопело наблюдает за каждым движением Гермионы. Она направляется к нему медленно, но решительно.

Его тело натянуто словно струна, каждая мышца застывает в ожидании, он приказывает себе немедленно уйти, но не может сделать и шагу. Он не знает, что она сделает – и что он хочет, чтобы она сделала.

Гермиона обхватывает его тонкими руками и прижимается изо всех сил – отчаянно и обреченно. Мелко дрожит от напряжения – его слишком много для нее одной, – но не обращает внимания.

Баки впивается короткими ногтями в ладонь и запрещает себе даже дышать сейчас. Его контроль как никогда шаток.

Но Гермиона не собирается отступать. Она знает, что у Баки хватит сил сдержаться. А вот у нее – нет.

Он нужен ей сейчас, и плевать на любые аргументы против.

Гермиона приподнимается на носочках и целует уголок его сжатого рта. Он втягивает носом воздух, но не шевелится. Тогда она проводит кончиком языка по его губам – один раз, второй, третий.

Баки сбрасывает оцепенение, шумно выдыхает и наматывает волосы Гермионы на кулак, заставляя отклонить голову. В его глазах плещется столько чувств, что хватит испепелить их обоих. Ее – за то, что посмела перейти черту, себя – за то, что не смог устоять.

Его поцелуй жалит как укус. Отросшая щетина царапает кожу. В прикосновениях – ни капли нежности.

Но Гермионе плевать.

Она отвечает с таким пылом, какого отродясь в себе не замечала. Не время анализировать происходящее – этим Гермиона займется позже. Прямо сейчас она так сильно, до боли, нуждается в нем, что это чувство затмевает все остальные.

Их секс быстр и ярок, оргазм – запредельно острый. Когда все заканчивается, Гермиона смотрит в зеркало напротив – и не узнает ни себя, ни Баки. Лохматая как фурия, с красными искусанными губами и горящими глазами, она чувствует себя свободной впервые за долгое время. Баки сидит, опершись спиной о стену, с запрокинутой назад головой и закрытыми глазами. Ей сложно считать его состояние, но по едва заметной улыбке, блуждающей по его губам, Гермиона понимает, что еще никогда не видела его таким расслабленным. И возможно, только возможно, счастливым.

***

Он не знает, как вести себя с Гермионой. Это смешно, учитывая, сколько женщин у него было. Но ни с одной из них Баки не приходилось жить под одной крышей. Ни одну из них он не боялся ранить. И ни одну не хотел так сильно.

Баки не может понять, на кой черт вообще сдался Гермионе, но она убеждает его в обратном так искренне, что он малодушно затыкает голос совести.

Гермиона храбрая и самоотверженная. Она пытается спасти его, не понимая, что для таких, как он, спасения быть не может.

Баки отчаянно, сильнее всего на свете не хочет терять Гермиону. Но еще больше он боится утянуть ее в пропасть – на дно своего персонального ада.

Такой, как она, не место рядом с ним.

Баки постоянно приходится напоминать себе об этом.

Ведь когда она доверчиво прижимается к нему во сне, а он с упоением вдыхает запах ее волос, когда она стонет так сладко, что его внутренности плавятся от наслаждения, Баки испытывает лишь одно желание – темное, эгоистичное, недостойное – никогда ее не опускать.

***

– Как, говоришь, это называется? – Баки с интересом рассматривает серебристую выдру, наматывающую круги вокруг него. Он пытается потрогать ее рукой, но пальцы проходят сквозь полупрозрачное тельце и замирают в воздухе.

– Патронус, – объясняет Гермиона с улыбкой. – Он может защитить волшебника от темных сил, а также передать послание.

Она совсем забыла о необходимости связаться со Стивом и Т’Чаллой. Удивительно, как они еще не примчались сюда – четвертая неделя пошла как-никак.

Выдра убегает выполнять поручение своей хозяйки, а Гермиона с грустью думает о том, что совсем скоро все изменится. Она успела достаточно хорошо изучить Баки, чтобы понимать ход его мыслей. Но это не значит, что она позволит ему решать за двоих.