Страница 43 из 53
– Вот-вот. Знаешь, может быть?
– Слышал, но не видел.
– Розоватые цветы, с сиреневым оттенком. В какой период года их приходится сажать… розы? – спросил Брэйзиер.
– Саженцы? До декабря. Да и в декабре не поздно.
– В следующий раз привезу. Обязательно!
– Арсен, я предлагаю поговорить.., – предложил Петр. – А обедать поедем в аббатство. Я ничего не готовил. – Он имел в виду ресторан, находившийся в нескольких километрах от Гарна, в который он уже не раз возил и Брэйзиера, и племянницу.
– Воля хозяина, – улыбался тот. – Прежде всего, я вот что хотел у тебя спросить… Как у тебя с Лоренсом?
– Он тебе нужен?
– Ты ведь знаешь, что мой балбес по-прежнему в Нью-Йорке околачивается.
– Я думал, в Калифорнии.
– Нет, в Нью-Йорке. Так вот…
– Папа, опять ты со своими заботами! – встряла в разговор Брэйзиер-младшая. – У него всё в порядке! Проживет как-нибудь без тебя…
– Прошу тебя, дочь! – взмолился отец, состроив несчастную гримасу.
Луиза ушла в дом, то ли досадуя на отца за невыполненное обещание (в такси он дал слово не донимать Вертягина этой темой), то ли не желая участвовать в неинтересном разговоре.
Петр предложил пройтись, и они двинулись вниз по тропе. Приблизившись к далиям, оба остановились, и Брэйзиер принялся объяснять суть своей просьбы.
В прямоте Брэйзиера, да и в самой настойчивости его просьбы, довольно нелепой, Петр сразу уловил скрытый упрек в свой адрес, что-то старое и недосказанное. Чтобы не сыпать соль на старые раны, он предпочел с ходу, без дополнительных уговоров, взять на себя все хлопоты. Он пообещал в тот же вечер позвонить Лоренсу. Хотя в действительности намеревался звонить самому Николя, чтобы получше уяснить себе, чем вызван очередной переполох родителей и чего от него все ждут.
Луиза тем временем выносила посуду под навес. Давно изучив гарнские обычаи, она приготовила «предобеденный» кофе. Привычка Петра пить кофе перед обедом давно стала поводом для насмешек…
Когда все трое расселись вокруг деревянного стола в беседке, Брэйзиер, вдруг повеселев, заговорил о своих люксембургских начинаниях. Большая часть проблем казалась ему на сегодня разрешенной. Оставалась последняя неясность. Из-за этого и пришлось повременить с подписанием документов. Он нуждался в дельном совете. Ликвидация ранее зарегистрированного в Люксембурге юридического лица, через которое проводились сделки по сбыту тулонской продукции в Англию и в Данию, давно стояла в плане, но теперь время поджимало. Брэйзиер не совсем понимал схему, по которой лучше всего осуществлять эту ликвидацию, чтобы передача торговой марки другому юрлицу не могла стать впоследствии предметом спора или тяжбы. Ведь именно по данной торговой марке заключались основные договора на сегодняшний день. И именно эта торговая марка могла стать камнем преткновения в другом споре, только что заявившем о себе в Париже. Брэйзиеру стало известно о срыве нескольких прошлогодних сделок. Виной всему был парижский партнер, выполнявший роль посредника и получавший за это приличные роялти. Воспользовавшись доверием Брэйзиера, посредник умудрился с выгодой для себя устроить собственные дела, а сделки, лично ему не сулившие желаемой выгоды, просто-напросто завалил. Брэйзиер был уверен, что контракты, подписанные по сорванным сделкам, еще и позволяют ему рассчитывать на компенсацию понесенных убытков…
В просторном зале ресторана, куда они приехали час спустя, оказалось безлюдно и тихо. Все трое заказали одни и те же блюда – устрицы, дикую утку с яблоками, на десерт грушевый пирог. Приходя во всё более радужное настроение от хорошей кухни, Брэйзиер принялся рассказывать о своей летней поездке в Англию, о недельном отпуске, проведенном с женой в Швейцарии, о своем тулонском «прозябании», на что вообще любил посетовать, когда мог позволить себе расслабиться. Послушать его – и его тулонское существование напоминало пустоватую жизнь холостяка, а не главы семейства или предпринимателя. Своим тоном Брэйзиер немного озадачивал. Когда же он заговорил о намерении дочери переехать от родственников в отдельную квартиру и о поисках нового жилья, Петр сразу предложил свою помощь. Его гарнская соседка, профессиональный риелтор, явно могла им посодействовать.
А затем, словно очнувшись, Петр принялся расспрашивать племянницу о новом учебном семестре, о пролетевших каникулах. Как завороженный, он внимал каждому ее слову, не сводил с нее глаз, но думал о чем-то своем.
Брэйзиер пожелал оплатить счет, наотрез отказывался быть «приглашенным». Немного позднее, после короткой прогулки по лесной аллее, которая прямо перед рестораном углублялась в лесную чащу, он решил возвращаться с дочерью в город, в Гарн уже не заезжая.
Все трое вернулись в ресторан. Брэйзиер попросил официанта вызвать такси и напоследок заказал для всех по чашке кофе…
Приезд племянницы в Гарн в следующую субботу оказался для Петра неожиданностью. В минувшее воскресенье, когда Луиза приезжала с отцом, они договорились, что она позвонит ему в Версаль, чтобы они решили вместе, о какой именно помощи, о поисках какой именно квартиры просить соседку. Но Луиза, как всегда, не позвонила, пропала на всю неделю. Петр не переставал звонить в Сен-Мандэ к родственникам Брэйзиеров, у которых она жила. Но там тоже не знали, где она и как ей дозвониться. К удивлению Петра, родственники не проявляли особого беспокойства по этому поводу, привыкли…
В субботу первую половину дня Петр провел в городе. Вернувшись в Гарн к двум часам, он сел за бумаги, которые обещал просмотреть к понедельнику. Но не высидел и четверти часа.
Он вышел в сад, прогулялся по розарию. Вернувшись наверх, он размял колени и, расположившись под навесом, принялся разбирать выведенные с весны побеги роз, которые планировал посадить осенью. Оставлять переборку побегов на воскресенье не хотелось. Однако планы были явно наполеоновские. Целого дня бы не хватило на всё то, что он наметил на выходные. Какой смысл затевать возню теперь? К шести часам всё соседское окружение было приглашено к Сильвестрам. Они собирались праздновать двадцатилетие совместной жизни. Приготовления к вечеринке отняли у соседей столько сил, времени и средств, предвиделся такой размах празднеств, что не пойти к ним было невозможно. Заодно Сильвестр намеревался поднять в жене тонус после недавно перенесенных ею встрясок. В конце лета скончалась ее мать, а в начале сентября сама она пострадала от ДТП: попыталась объехать на скорости собаку, перебегавшую через проезжую часть, и вылетела в кювет. Только что купленный «опель» оказался разбит дребезги, и несмотря на то, что Женни Сильвестр удалось обойтись без единой царапины, по слухам, доходившим до Петра через других соседей, Сильвестр был всерьез обеспокоен здоровьем жены – уже которую неделю она пребывала на грани депрессии…
Еще не было пяти, когда с уличной аллеи стал доноситься шум подъезжавших машин, детские голоса, лай собак. С минуты на минуту Петр ждал звонка в свои ворота. Он пообещал быть четвертым, недостающим игроком в партии крикета, которую Сильвестр намечал в своем дворе до того, как гости начнут съезжаться, не пожелав пожертвовать этой субботней традицией даже в такой день.
В гостиной зазвонил телефон.
Петр медлил. Он был уверен, что звонят от соседей. Стоило ли отвечать? В следующий миг он всё же прошагал к телефону и снял трубку.
– Это вы, Пэ? Здрассти! Как хорошо, что вы дома. Бывает же везение! – в трубку тараторила Брэйзиер-младшая.
– Куда ты пропала, Луиза? Я обзвонился! Тебе передавали?
– Нет, никто ничего не передавал.
– Как? Почему?
– Ну откуда я могу знать – почему? Не доложили.
– Да я с ног сбился! С прошлого понедельника звоню тебе… – Сквозь тон упрека в голосе Петра прорывалось воодушевление. – Ведь мы договаривались… насчет квартиры. Мне пообещали.
– Пэ, какой вы… какой вы классный дядя! И вообще… Вы только не обижайтесь и не расстраивайтесь. Но с квартирой всё улажено, – упавшим тоном предупредила Луиза. – Я почти переехала.