Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4



Когда няня Клава вышла из спальни, братец Ваня привычно взял с круглой прикроватной тумбочки серебряную монету размером с небольшую медаль. За эту двухрублевую монету настоящий коллекционер-нумизмат выложил бы миллиона два! Потому что ровно пять лет назад было выпущено всего пятьдесят таких монет, специально в честь появления на свет Вани-Любани. Спереди на этой редчайшей двухрублевой монете сияет не цифра «2», а «1 + 1». А сзади вместо обычного двуглавого орла изображены мальчик и девочка с общей головой и двумя лицами, повернутыми в разные стороны. Хотя у настоящих Вани-Любани лица совсем рядом и смотрят в одном направлении. Это художник слегка перефантазировал.

– Бросим жребий, кому сегодня чистить зубы, делать зарядку и мыть ноги перед сном? – привычно предложил Ваня, зажав монету в правой ладошке.

– Не-а, – ответила Люба с хмуро-серьезным выражением шоколадного лица. – Больше никаких жребиев. Мы что, маленькие? Нам теперь пять плюс пять равняется десять. Вторая десятка пошла. Предлагаю – с этого дня каждый сам чистит зубы, честно моет ноги и делает зарядку. Согласен?

Если бы Ваня мог, он бы сейчас повернулся лицом к сестре и заглянул ей в глаза, пытаясь понять – это шутка или всерьез. Но Ваня так не может, поэтому он выдвинул из круглой тумбочки квадратный верхний ящик, достал оттуда треугольное зеркало, поставил его перед собой и перед сестрой, чтобы оба видели свое отражение, и только тогда сделал удивленное выражение лица.

– Ты серьезно? – молча спросил Ваня.

– Апп-салютно. И вообще, хватит уже дурака валять. Пора за ум браться. Я за свой возьмусь, а ты берись за свой, по-хорошему советую, – тоже молча ответила Люба, придирчиво разглядывая себя в зеркало. А потом, смешно наморщив коричневый веснушчатый носик, вдруг добавила, уже вслух:

– Вот интересно, нам сегодня опять один подарок на двоих подарят, как на прошлый Деньрожденья? А вдруг тебе один, а мне какой-то совсем другой? А?

Ваня как-то отчужденно пожал свободным правым плечом и убрал зеркало обратно в ящик. Левое Ванино плечо не свободно – оно упирается в Любкину правую острую лопаточку.

…В прошлый раз им подарили настоящий двухместный автомобиль на четырех колесах и с большим черным рулем посередине, и они все лето и половину осени гоняли на нем по территории. Ваня крутил руль свободной правой рукой, а Любаня – свободной левой. А остальные две руки у них болтаются без дела за спинами друг у друга и больше похожи на тонкие розовые ласты. Из-за перепонок между пальцами. Их и руками-то назвать нельзя – так, недоручки какие-то.

– Мне нашей мамы-биоробота так не хватает… Особенно в праздники, – вдруг ни с того ни с сего тихо призналась Люба, следя за солнечным зайчиком в пятом углу. – Ты веришь, что ее тогда не смогли починить? Может, просто не захотели? Сделала свое дело – и пошла на эти… как их, на запчачачасти. И почему-то не осталось ни фотки, ни видика с мамкой… Клава хорошая, добрая, но это совсем другое, правда?

Ваня кивнул. И почувствовал, как что-то большое и теплое перекатилось ему на левую щеку и медленно стекает вниз. Вот умеет Любасик слезу пустить в самый неподходящий момент.

– Если ее вдруг починят, – шмыгнув носом, добавила девочка, – то я к ней подойду, посмотрю прямо в глаза и спрошу: ты зачем, сука, нас таких родила? Спицально или по ошибке?

– Она-то тут при чем? Она не хотела, – сказал Ваня и бережно приобнял сестру за плечо левой ластой-недоручкой. – Ладно, пошли в лезунас.

И пошли. Лезунас – это, конечно, санузел, только наоборот. Ребята его между собой так называют, чтобы никто не догадался. Он совмещенный – это вполне уютная, вся в разноцветных плитках комната, в центре которой красуется белоснежный двухместный затину в форме сплющенной гитары. (Ребята боятся – а вдруг когда-нибудь и правда возьмет и затянет?..) Еще там есть круглая ванна и овальная раковина-умывальник, а главное – квадратное зеркало в полстены. Сходили по-маленькому, почистили зубы, умылись. Вытираются, каждый своим полотенцем.



– Давай сегодня без зарядки? Все-таки Деньрожденья… – молча предложил Ваня, с надеждой глядя в сестричкины неподкупные глазищи в зеркале.

– Обнаглел совсем? – молча возмутилась Люба, смерив братца резко повзрослевшим взглядом. – Я таких ленивцев еще в жизни не встречала! Мы что, зарядку для дяди Воваси делаем? Мы же для себя же, чтобы у нас все правильно росло и это… развевалось. Помнишь, что доктор Смертин обещал? Что если мы правильно вырастем и сформулируемся, то нас от шестнадцати до восемнадцати будут разделять на два нормальных человека. По сантиметрику. И доктор уверен, что жить будем! Идиот, я только ради этого все терплю, понял? А то давно бы прямо тут бы утопилася. Буль-буль-буль – и все, свобода.

– Ага, так я тебе и дал в ванне утопнуть, дура. Совсем буль-буль? – молча сказал Ваня, с интересом посмотрел на сестренку в зеркало и кончиком своей розовой ласты покрутил ей у левого виска.

– Шуток не понимаешь? – скорчила Любка странную улыбку. И нарочно громко прикрикнула: – Ну-ка, мальчик, шагом марш в спортзальчик!

Пока неразлучная парочка направляется в спортзал, необходимо сделать три коротких пояснения.

Первое. Вся территория корпуса А нашпигована подслушивающей и подсматривающей аппаратурой, всякими «жучками-паучками» и скрытыми видеокамерами. Они установлены везде, даже на кухне. Даже в спальне! И на всякий случай даже в туалете. Об этом ребятам проболтался добрый младший надсмотрщик Сережа, когда выпил немного лишнего в День дурака. С тех пор самые важные темы Ваня-Любаня обсуждают молча, глядя друг на друга в зеркало и понимая друг друга без слов. У некоторых пар такая способность возникает после тридцати трех лет совместной жизни, а у ребят возникла после трех, резко и без спросу. Кстати, утром 2 апреля протрезвевший Сережа был с треском уволен дядей Вовасей.

Второе. Дядя Вовася – это главный резидент секретного объекта «Резиденция “Сиам-13”», где уже пять лет безвылазно живут Ваня-Любаня. Резиденция спряталась за высоким забором с колючей проволокой, в дремучем лесу в очень дальнем Подмосковье. На самой северной окраине, почти на границе с Тверской областью. Дядю Вовасю никто не видел, но он точно где-то здесь, все видит и слышит и в курсе всего, что происходит на каждом квадратном сантиметре его территории. А территория приличная, соток двадцать пять. Кличка, а точнее, оперативный псевдоним дяди Воваси – Гудвин. Каждый день, кроме воскресенья, он в 8:30 утра проводит в овальном зале корпуса Б летучку-пятиминутку, причем не по скайпу, а живьем, в виде строгого голоса откуда-то сверху. И когда он повышает на кого-то этот свой голос, у всех дрожат и потеют руки и ноги. У всех, кроме доктора медицинских наук, профессора А. Я. Смертина.

И третье пояснение. Доктор Смертин – руководитель секретной лаборатории, где в результате сверхсекретного эксперимента появились на свет Ваня-Любаня. И он единственный человек в «Сиаме-13», на которого дядя Вовася за эти пять лет еще ни разу не повысил свой страшный голос. И единственный, кто с Гудвином на «ты».

Когда вошли в спортзал, Люба вдруг говорит:

– Ладно, Ванёк, так и быть, по случаю Деньрожденья сделаем самую простую разминочку. На зарядку-лайт стано-вись!

Вот хлебом сестрицу не корми – дай покомандовать. Но с зарядкой сегодня быстро управились. Двадцать пять приседаний на двух, трех и четырех ногах, двадцать отжиманий на обеих руках, пять раз по металлическому шесту до потолка и обратно, хулахуп с одним, двумя, тремя, четырьмя, пятью обручами, сальто с переворотом на козле, десять подтягиваний и три «солнышка» на перекладине. Только и всего. Даже вспотеть не успели.

И без десяти девять уже сидят в лаборатории, нетерпеливо ерзая и вертясь на двухместном троне. Трон там не простой, а пластмассово-стальной, хай-тековский – нафаршированный всевозможными электронными датчиками, которые измеряют кучу Вань-Любаниных показателей: пульс, давление обычное и внутричерепное, частоту и глубину дыхания, вязкость крови и слюны, кислотно-щелочной баланс, баланс добра и зла в головном мозге, чистоту и загрязненность чувств, температуру тела и души… и дают еще много разной ценной информации.