Страница 27 из 54
В Школе юнкеров, где вместе обучались Лермонтов и Мартынов, они, как уже было сказано, оба участвовали в выпускавшемся рукописном литературном журнале «Школьная заря», причем Мартынов писал в тот период преимущественно прозу Признание «таланта» Мартынова товарищами по школе, возможно, положило начало претензиям его на литературное соперничество с Лермонтовым.
Уже будучи выпущен офицером, Мартынов продолжал писать: стихи, поэму, прозу. Но уровень его творений был несравним с мастерством и талантом М. Ю. Лермонтова. Если М. Ю. Лермонтова все признают поэтом с мировым именем, то H. С. Мартынова никогда не печатали и, естественно, уже не будут издавать. Стихи Николая Соломоновича беспомощны и не всегда грамотны. Они не выходят за рамки любительских упражнений. Это стихи дилетанта. Между прочим, в своих стихах Мартынов нередко подражал Лермонтову.
Прочесть стихи и прозу Мартынова можно только в специальной научно-исторической литературе[155].
В поэме «Герзель-аул», написанной Мартыновым на материале военных действий на Кавказе, Николай Соломонович похваляется сожжением аулов, истреблением посевов, угоном скота. В эту поэму Мартынов вставил язвительные строчки о Михаиле Юрьевиче:
Мартынов нередко критически оценивал те или иные литературные произведения М. Ю. Лермонтова. Свой талант он ценил, по крайней мере, не ниже. В то же время, в последние годы жизни Лермонтова (1837–1841), когда последнего начали публиковать, когда вышел сборник стихов Лермонтова и его роман «Герой нашего времени», Николай Соломонович очень завидовал Михаилу Юрьевичу, пришедшей к нему литературной славе.
Конечно, настоящего литературного соперничества между дилетантом и большим мастером не было и не могло быть. В реальной жизни, в понимании их знакомых, в понимании современников.
Но у самого Мартынова, самовлюбленного, завистливого эгоиста, по мере роста литературной славы Лермонтова, росло чувство недоброжелательности к нему. Николай все больше и больше ненавидел этого «задиру» и «выскочку».
Соперничество посредственности с талантом всегда опасно: у посредственного ничтожества может родиться чувство непреодолимой зависти, которое не останавливается ни перед чем. Вспомните Моцарта и Сальери!
Лермонтов по-настоящему, крепко был влюблен в течение жизни только в двух женщин: Вареньку Лопухину, безответное чувство к которой он пронес через всю свою жизнь, и княгиню Марию Щербатову. Предметом юношеского увлечения Лермонтова была Наталья Иванова.
Не испытывая сильного физического, а точнее, физиологического, влечения к женщинам, Лермонтов, тем не менее, любил, когда после напряженных литературных занятий его окружал прекрасный пол, с которым он веселился, шутил, острил, — в общем, приятно проводил время. Не имея красивой внешности, Михаил Юрьевич был высокообразованным человеком, интересным собеседником и, к тому же, поэтом, все более и более приобретающим литературную славу.
Мартынов был красивым, высоким, статным мужчиной, усиленно следившим за своей внешностью. Этот франт всегда был озабочен своими успехами у женщин. Это было его страстью. Николай Соломонович мог приударить за любой понравившейся ему женщиной, стремясь именно к физической близости с ней.
Данное Мартынову прозвище «кинжал» имело двусмысленное значение. Николай Соломонович в сугубо мужской компании обожал рассказывать о своих любовных приключениях.
В сезон 1841 году в Пятигорске три женщины особенно волновали и привлекали H. С. Мартынова, и за всеми тремя он усиленно пытался ухаживать. Первой была рыжеволосая красавица, «бело-розовая кукла», юная Надежда Петровна Верзилина; второй — «Роза Кавказа» Эмилия Александровна Клингенберг; третьей — Екатерина Быховец.
Помимо Мартынова, у каждой из трех барышень были и другие кавалеры. Михаилу Лермонтову нравились и Эмилия, и Надежда; он за ними ухаживал, но настоящих, сильных любовных чувств не испытывал. С кузиной своей, Екатериной Быховец, у него были родственные, дружеские отношения.
Чувство соперничества из-за женщин могло подтолкнуть Мартынова на вызов Лермонтова.
Любопытно, что на следующий день после гибели поэта, 16 июля, по растревоженному Пятигорску упорно ходили слухи, что дуэль состоялась в результате «ссоры двух офицеров из-за барышни». Одни называли Эмилию Клингенберг, другие — Надежду Верзилину. Толковали и о «госпоже Быховец».
Начнем с кузины Лермонтова Екатерины Быховец. Н. П. Раевский вспоминал, что Мартынов, приехав в Пятигорск, сейчас же принялся перетягивать все внимание всеобщей любимицы компании, «прекрасной смуглянки» Кати Быховец исключительно на свою сторону. Эти действия Мартынова очень не понравились всем, а особенно раздражали Михаила Юрьевича, прибывшего в Пятигорск позже Мартынова. Михаил оберегал свою юную родственницу от притязаний «кинжала».
Надо отметить, что и самой Екатерине Григорьевне Николай Соломонович не понравился. «Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив… Мартынка глупый»,[156] — вот высказывания Быховец о Николае Соломоновиче.
Таким образом, у Мартынова флирт с Екатериной Быховец не удался, и помешал этому в некоторой степени Михаил Юрьевич. Но как раз это противодействие Лермонтова и прибавило недружелюбия и тайной злобы к нему у Николая Соломоновича. Мартынов с повышенной ранимостью воспринимал свои неудачи на любовном фронте.
Как-то принято в лермонтоведении считать, что Лермонтов не особенно ухаживал за Надеждой Верзилиной. Это не так. Вот свидетельство очевидца, Л. А. Сидери: «Мартынову и Лермонтову нравилась Надежда Петровна Верзилина, рыжая красавица, как ее звали, и которой Лермонтов написал стихи: „Надежда Петровна, зачем так неровно разобран ваш ряд“. Вот из ревности и разыгралась эта драма»[157].
Очень многие мемуаристы предполагают, что дуэль Мартынова с Лермонтовым произошла в результате их соперничества за Эмилию Александровну Клингенберг.
Кстати, сын Мартынова в конце XIX века сообщил, что, как рассказывал ему отец, Николай Соломонович, Эмилия Александровна отличалась особенной красотой и остроумием. Она выделяла среди поклонников самого H. С. Мартынова, и Лермонтов, который тоже за ней ухаживал, приходил от этого в негодование. Но, возможно, это выдумка сына для оправдания отца?
А вот мнение самой Эмилии Александровны по этому щекотливому вопросу: «Часто слышу я рассказы и расспросы о дуэли М. Ю. Лермонтова; не раз приходилось и мне самой отвечать и словесно и письменно; даже печатно принуждена была опровергать ложное обвинение, будто я была причиною дуэли. Но, несмотря на все мои заявления, многие до сих пор признают во мне княжну Мери.
Каково же было мое удивление, когда я прочла в биографии Лермонтова в последнем издании его сочинений: „Старшая дочь генерала Верзилина Эмилия кокетничала с Лермонтовым и Мартыновым, отдавая предпочтение последнему, чем и возбудила в них ревность, что и подало повод к дуэли“»[158]. Далее Эмилия Александровна на нескольких страницах дает свою версию произошедшего, упирая, преимущественно, на то, что Лермонтов якобы не ухаживал за ней, а сердил и дразнил. Но Михаил Юрьевич, с его своеобразным характером, именно подобным «приставанием» и мог оказывать знаки внимания понравившейся ему женщине. В конце своих воспоминаний Э. А. Шан-Гирей выражает надежду на то, что с нее снимут «несправедливое обвинение за дуэль».
155
А. Н. Нарцов. Материалы для истории дворянских родов Мартыновых и Слепцовых. — Тамбов, 1904. — Часть 2. — С. 111–140.
156
Э. Г. Быховец. Из письма // Л. в восп. — С. 446–447.
157
Сообщение Л. А. Сидери о кончине М. Ю. Лермонтова. Цит.: П. Е. Щеголев. Лермонтов. — М.: Аграф, 1999. — С. 503.
158
Э. А. Шан-Гирей. Воспоминание о Лермонтове // Л. в восп. — С. 430–436.