Страница 26 из 54
История с Натальей Соломоновной тесно переплетается с легендой об утаенных письмах. Якобы поэт в 1837 году сватался (неудачно) к Наталье и, вскрыв письма к Николаю Соломоновичу, хотел узнать в них причину отказа. Но у Лермонтова в 1837-м и в мыслях не было связывать себя узами брака с кем бы то ни было. Другие «фантазеры» утверждают, что Лермонтов вскрыл письма, чтобы узнать, есть ли в них описания каких-то его нехороших, интимных действий в отношении сестры Николая Мартынова.
Может быть, сама Наталья Соломоновна и ее родители рассчитывали получить в лице Михаила Юрьевича мужа и зятя? Может быть, Николай Соломонович надеялся породниться с известным поэтом? Со стороны Мартыновых это была бы выгодная партия: бабушка Михаила Юрьевича была богата, а Мартыновы, несмотря на то, что тоже являлись достаточно состоятельными, имели большую семью с четырьмя дочерьми — всех надо было устроить и выдать замуж. Может быть, Мартыновы были обижены, что Михаил Юрьевич флиртовал с Натальей Соломоновной, они надеялись на брак, а, оказалось, что он не сделал предложение и не желает делать его? Трудно ответить на эти вопросы.
Следует только отметить, что у Николая Соломоновича был очень мнительный, «странный» характер. Любые намеки на неблаговидные действия Лермонтова в отношении его сестры могли быть восприняты им агрессивно, причем приниматься на веру, без каких-либо доказательств. Наталья Соломоновна Мартынова в дальнейшем, уже после гибели поэта, вышла замуж за француза графа де Ла Турдоннэ и уехала навсегда за границу. От нее до нашего времени, к сожалению, не дошло никаких письменных свидетельств об отношениях ее с М. Ю. Лермонтовым.
Заключая, с уверенностью можно утверждать, что Лермонтов не совершал никаких недостойных поступков по отношению к Наталье Соломоновне Мартыновой. Тем не менее, ее брат мог нафантазировать эти действия, или ему услужливо могли подсказать нужную недругам поэта ложную информацию. Наталья Соломоновна могла быть одной из причин вызова.
Обыватели, без сомнения, эту причину поединка считали главной, если не единственной. В Наталье Мартыновой они видели обязательно или княжну Мери, или Веру; в Николае — Грушницкого.
Когда слухи о дуэли в августе и сентябре 1841 года дошли до Москвы и Петербурга (пришли они вместе с почтой), многие наперебой утверждали, что Михаил Юрьевич вывел в образе княжны Мери сестру своего будущего убийцы. Якобы именно Наталью Соломоновну он «влюбил» в себя, а затем, зло посмеявшись, бросил, отказался жениться.
Так, в августе 1841 года студент Андрей Елагин писал отцу в деревню: «Мартынов, который вызвал его на дуэль, имел на то полное право, ибо княжна Мери — сестра его. Он давно искал случая вызвать Лермонтова, и Лермонтов представил ему этот случай, нарисовав карикатуру…»[150]
Даже М. П. Глебов, по свидетельству беседовавшего с ним немецкого переводчика стихов Лермонтова Ф. Боденштедта, был уверен, что Мери списана Михаилом Юрьевичем с Натальи Соломоновны. Вероятно, эту мысль внушил Глебову сам Мартынов, когда они жили в Пятигорске под одной крышей.
Другой приятель Лермонтова, Н. П. Раевский, в своих мемуарах тоже сообщил, что, по словам людей, Лермонтов списал «свою» княжну Мери с Натальи Соломоновны.
Выдвигали эту версию также сыновья H. С. Мартынова. Во всяком случае, князь Д. Д. Оболенский с их слов писал: «Что сестры Мартыновы, как и многие тогда девицы, были под впечатлением таланта Лермонтова, неудивительно и очень было известно. Вернувшись с Кавказа, Наталья Соломоновна бредила Лермонтовым и рассказывала, что она изображена в „Герое нашего времени“. Одной нашей знакомой она показывала красную шаль, говоря, что ее Лермонтов очень любил»[151]. Дорогие читатели, вы, конечно, помните тот эпизод, когда Печорин, спускаясь с балкона по импровизированной веревке из двух связанных шалей, после ночного свидания с Верой, увидел через окно задумчиво сидевшую Мери, и как «большой пунцовый платок покрывал ее белые плечики».
Версия Оболенского и сыновей Мартынова о Наталье Мартыновой — «княжне Мери» легко опровергается следующими фактами.
Семья Мартыновых была на Кавказских Минеральных водах в 1837 году. «Княжна Мери» издана Лермонтовым в апреле 1840 года. 8 мая 1840 года Лермонтов приехал в Москву и пробыл здесь, проездом на Кавказ, в свою вторую ссылку, около 3-х недель. Из дневника А. И. Тургенева, описывающего события мая 1840 года в Москве, следует, что Мартыновы охотно принимали у себя Лермонтова, и отношения Михаила Юрьевича и Натальи Соломоновны отнюдь не были драматическими: они веселились, любезничали, шутили. 25 мая 1840 года мать Николая Соломоновича отправила сыну письмо, в котором сообщила, что Лермонтов каждый день посещает ее дочерей, находящих «большое удовольствие в его обществе».
А где же обманутая княжна Мери? Почему «она» веселится и как ни в чем не бывало встречается с Михаилом Юрьевичем?
Ведь если княжна Мери списана Лермонтовым действительно с Натальи Соломоновны, то, после нанесенной ей обиды Печориным-Лермонтовым, они не должны уже больше встречаться!
Ходили также слухи, что с Натальи Соломоновны списан образ Веры. Двадцатилетний ученик училища правоведения в Петербурге Александр Смольянинов сделал запись в своем дневнике 2 октября 1841 года: «Является Мартынов… шутки и колкие сатиры (Лермонтова) начинаются. Мартынов мало обращал на них внимания… Это кольнуло самолюбие Лермонтова, который теперь уже прямо адресуется к Мартынову с вопросом, читал ли он „Героя нашего времени“? — „Читал“, — был ответ. „А знаешь, с кого я списал портрет Веры?“ — „Нет“. — „Это твоя сестра“. Эти слова стоили Лермонтову жизни, а нас лишили таланта, таланта редкого»[152]. Смольянинов никуда не выезжал из Петербурга в 1841 года. Версию он почерпнул из письма барона Розена, присланному из Пятигорска товарищу Смольянинова.
«Самое распространенное мнение — это то, — писал в XIX веке П. А. Висковатов, — что в Вере Лермонтов изобразил сестру Мартынова, за что и навлек негодование последнего и был убит им»[153].
По нашему разумению, образ Веры никак не совпадает с обликом молодой девицы Натальи Соломоновны. Но мнительный Мартынов мог думать совершенно иначе.
Существует серьезное, обоснованное предположение, что Мартынов видел намеки на себя в обрисовке Грушницкого в «Княжне Мери». Конечно, основным прототипом Грушницкого в лермонтоведении традиционно считается Н. П. Колюбакин. Но и некоторые черты Мартынова, особенно его самовлюбленность, самоуверенность, немужественность, мы находим в образе Грушницкого. Лермонтов знал Мартынова очень много лет, хорошо изучил и использовал в качестве одного из прототипов.
Некоторые современники предполагали, что Мартынов, уже в ходе поединка, выйдя из состояния психической уравновешенности и отождествив себя с Грушницким, мог отомстить Лермонтову-Печорину в реальной жизни за вымышленное «убийство» своего литературного персонажа.
Таким образом, отождествление себя и своей сестры, Натальи Соломоновны, с литературными персонажами произведений Лермонтова (себя — с Грушницким; сестры — с княжной Мери и, возможно, Верой) могло быть одной из причин вызова Мартыновым Лермонтова. Но эта причина никак не могла иметь главного, решающего значения.
«H. С. Мартынов получил прекрасное образование, был человек весьма начитанный и, как видно из кратких его Записок, владел пером. Он писал и стихи с ранней молодости, но, кажется, не печатал их»[154]. Эти слова принадлежат П. Бартеневу и они, в сущности, справедливы.
Д. Д. Оболенский, написавший в 90-х годах XIX века для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона статью «H. С. Мартынов», также подчеркивал отличное образование Николая Соломоновича, его начитанность и тот факт, что он с ранней молодости писал стихи.
150
Цит. по: Э. Герштейн. Отклики современников на смерть Лермонтова // М. Ю. Лермонтов: Статьи и материалы. — М.: Соцэкгиз, 1939. — С. 66–67.
151
Д. Оболенский. Из бумаг Н. С. Мартынова // Русский архив. — 1893. — Кн. 8. — С. 612.
152
А. П. Смольянинов. Из дневника // Л. в восп. — С. 455–456.
153
Висковатов. — С. 261.
154
П. Бартенев Цит.: П. Е. Щеголев. Лермонтов. — М.: Аграф, 1999. — С. 491.