Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 76

— Выслушаешь?

Амари снова кивнул. Как-то так сложилось, Винто он верил: с самой первой встречи и до сих пор, несмотря на то, что тот оставался другом Керво и вообще неизвестно благородного ли происхождения или самого простецкого.

— Разве в дом Веласко не может зайти любой, даже твой враг? Керво — герцог Нидоса, время от времени он обязан принимать у себя не в меру приятных гостей. Твой отец действует также, полагаю?

Амари не ответил, лишь отвернулся и принялся разглядывать женщину на портрете. Если б не этот наряд и цвет волос, он бы поклялся, что на картине изображена королева Эльвира, его мать.

— Не молчи…

— А что говорить? — буркнул Амари. — Да, я не ожидал появления здесь этого человека, но… зря ты подобно герцогу считаешь меня глупцом. Меня не столько Гонг взбесил, сколько то… как Керво себя повел.

— Веласко разозлился.

— На меня?!

— Оба вы хороши, — заметил Винто и коротко выругался. — Тебе нужно успокоиться и хорошенько подумать, — вкрадчиво проговорил он через некоторое время. — Но, прежде всего, отдохнуть. Напиваться в обществе Веласко, думаю, пока будет лишним, а напиваться с кем-нибудь другим не советую тем более. Лучше загляни на огонек к какой-нибудь милой рэе. У тебя должно быть много таких на примете.

— Ну вот… нашел чем сменить тему разговора, — проворчал Амари, вздохнул и усмехнулся. В столице… да, пожалуй, он пользовался популярностью у фрейлин. В Нозароке же ему оказалась нужна лишь одна баронесса, которой сам Амари, увы, был без надобности.

— Знаешь, милые барышни обожают, когда к ним заглядывают в окна, — улыбнулся Винто и мечтательно прикрыл глаза.

— Не все, — Амари не хотел произносить этого вслух, как-то само вышло.

— Значит, они не столь милы, сколь вы о них думаете, — дверь отворилась от пинка. На пороге, скрестив руки на груди, стоял Керво. — Во всяком случае, всегда найдутся другие, способные оценить вас по достоинству. Принцы крови сами по себе стоят дорого… и не только они, надо бы заметить.

Амари охнул от подобной наглости. Он не заметил, как очутился на ногах, и преодолел половину расстояния, разделявшего его и герцога. Хорошо, хоть успел остановиться. Покрасневший от переполняющего душу гнева, нервно хватающий ртом воздух, он лишь смог вымолвить:

— Уходите! Сейчас же…

— Вы хотите меня ударить, принц Рейес? — тонкие губы скривились в усмешке. — Я здесь подумал и решил, не просто же так ведь вы рвались ко мне в кабинет. Признайтесь, вам что-то понадобилось?

— Я. Ненавижу. Вас, — отрывисто произнес Амари. — И на этом закончим.

— А мне вас жаль, — вздохнул Керво и, обогнув, прошел к одному из столов, поставил на него бутылку вина, откупорил. — Когда мы расстанемся, вас, уверен, заест тоска…

— Решил оракулом заделаться? Не стоит, — Винто указал пальцем на бутылку, а потом на один из бокалов. — Мне тоже. И извинись все же. Ты был слишком резок.

— Я? — Керво налил ему и хмыкнул. — А разве принц Рейес не был столь же резок со мной? И, замечу, рэй Осадиа, я предупреждаю, а не предсказываю, — себе он наливать не стал, смерил Амари взглядом и продолжил: — Конечно заест, если только принц не попросит братьев или друзей научить его пить и волочиться за корсажами. А еще не умерит свой пыл и, наконец, не перестанет искать смерти и страшных тайн, которые на самом-то деле являются лишь грязными политическими дрязгами.

Он отпил прямо из бутылки и рассмеялся, а Амари развернулся и вышел из библиотеки. Может, он и сбежал, но видеть Керво сейчас, а, тем более говорить с ним не собирался.





***

«Предатель! Тварь! Дешевый шут!.. Подлец и мерзавец, которого казнить десяток раз и то мало!» — видимо, это были последние мысли, терзавшие Амари перед сном, потому в мире грез они и обрели реальность.

Он стоял на краю поляны, в спину толкал шероховатый ствол кряжистого дерева, куст лещины колол локоть, но Амари не трогался с места и не менял позы. Его глаза застилала темень и туман, но он знал, что это ненадолго. Над кронами древних, изломанных деревьев взошла луна: огромная, слегка зеленоватая. Туман и тьма отступили к близкому лесу, застряв меж стволами.

— Сердце! — рассмеялась Инари. — Расцвело сердце!

Она возникла словно из ниоткуда, будто откинула невидимый полог и вошла в его сон. В руках баронесса держала цветок Яворда, ее локоны, казавшиеся в неверном свете серебристыми, развивались подобно крыльям. Алое свободное платье — удивительно яркое в полумраке лунной ночи — тоже колыхалось без ветра.

— Ну же… ты рад? — раздалось откуда-то сбоку. Амари вздрогнул, отвел от баронессы взгляд, но никого не увидел. Инари за какое-то мгновение переместилась в центр поляны. Там, на небольшом пригорке, возвышалось сухое скрюченное дерево. Кора его казалась черной и гладкой, словно кожа, в безжизненных корнях торчал огромный топор.

— Это праздник! — прошелестело сзади, и Амари собрал в кулак всю волю лишь бы не обернуться. Он знал, что все равно никого не разглядит.

Из завесы тумана — так, видимо, суждено было появляться всем героям сегодняшнего сна — вышло существо в темном балахоне. То, что это не человек, Амари понял сразу: люди не зависают над землей и двигаются не так плавно и медленно. Под накинутым капюшоном разливалась мгла, и только глаза существа горели потусторонним белым светом. Когда взгляд нелюдя мельком скользнул по нему, Амари едва не вскрикнул. Ощущения были сродни скользящему по коже металлу: чуть-чуть и невидимое лезвие вопьется в тело.

— Праздник! Праздник!.. — вторила неизвестному голосу Инари. — Праздник!!!

Существо склонилось, ухватилось за обух и с неожиданной легкостью извлекло топор из корней — так, словно тот ничего не весил. Размахнулось…

Когда лезвие вошло в кору, Инари пустилась в пляс. Движения не имели ничего общего с церемонным достоинством придворных танцев или лихой бесшабашностью сурэйских хороводов. Было в них нечто дикое, чужое и неистово захватывающее. Она то вставала на цыпочки, выгибаясь всем телом, то падала на колени. Удары топора о черное дерево задавали ритм. Танец казался рваным и неестественным, но оторваться от его созерцания Амари не мог.

Праздник…

Праздник…

Праздник Полночи Лунной!..

Когда лезвие достигло средины ствола, дерево застонало. Ожил лес, закричали птицы и звери. Многоголосый вой пронесся над поляной и мгновенно стих. Из разбитого ствола по пожухлой траве потекло густое и черное. Инари подавилась низким грудным смехом, подскочила, подставляя кисти… и черное мгновенно стало алым — кровью!

Амари судорожно вздохнул. Он только сейчас сообразил, что все это время задерживал дыхание. Ему донельзя хотелось уйти, а еще лучше — проснуться, однако ночной бред не спешил рассеиваться.

Существо в темном плаще в последний раз размахнулось, лезвие вошло в древесину, не встретив сопротивления. Срубленный ствол на мгновение завис в воздухе, съежился, иссох и трухой осыпался на землю. В руках Инари возник позеленевший от времени бронзовый кубок, инкрустированный темными опалами, с витой ножкой в виде свернувшейся змеи. Она поднесла его ко все еще кровоточащему пню, припала губами к алой жидкости, тотчас подлетела к Амари и протянула кубок ему.

— Выпей, мой принц, мой избранник, мой повелитель судеб этого мира, мой… хранитель, — она была немного неаккуратна, несколько капель застыли на губах и подбородке. Амари замутило от этого зрелища. — Выпей, это лучше вина, что подливает тебе недостойный! Кровь земли, кровь жизни и кровь мира в этой жертвенной чаше. Умой же губы свои… — низкий с придыханием голос заставлял голову кружиться, а ноги подкашиваться.

Амари закашлялся — воздуха не хватило, а сердце забилось часто-часто. Он хотел отказаться, но тело само подалось вперед. Он до скрипа стиснул зубы и коснулся бронзовой ножки, оказавшейся теплой и шершавой. Под змеиной чешуей билась жизнь. Не подчинись он Инари, витая змея-ножка развернется и укусит. Будет ли яд мгновенным — неизвестно, зато можно и не надеяться проснуться.