Страница 42 из 76
— Ладно, — сказал он после продолжительной паузы, — тогда расскажите, зачем вы сюда ворвались. Очередной пожар или бунт? А может, я вновь задел неосторожно?
— Мои новости устарели после письма сестры.
— Если вы о заставе, то там случайно загорелись склады. Виновные уже наказаны, а война нам и не угрожала.
Амари кивнул.
— Вы, вероятно, хотели спросить о чем-то? — настаивал Керво.
Амари прикусил губу и усмехнулся:
— Это слишком личное. Впрочем, мы же… родичи.
— Смелее.
— Могу я узнать, как погиб предыдущий герцог Нидоса?
— Узнать — да; спросить — нет, — нараспев произнес герцог и прежде, чем Амари возмутился, продолжил: — слова всегда способствуют лжи, но можно же показать.
***
Дюжина факелов кромсала ночную мглу, разрывала, разметывала, отбрасывала с пути. Теперь она неуверенно жалась к стволам близкого леса: притихшего, чужого и безмолвного. Копыта глухо ударяли в наезженную дорогу, порой вырывая комья земли. Отряд спешил преодолеть как можно большее расстояние, а в лучшем случае — достичь родных стен с первыми солнечными лучами.
От Нозарока до Кастеллы — несколько дней неспешного пути и всего две смены дня и ночи, если не позволять расслабляться ни себе, ни людям. Герцог Рикардо знал об этом, как никто другой. Два дня заняла у него поездка до столицы. Три — чтобы уладить дела с Алонцо, хмурым, резким и злым по причине крайней усталости. Когда смута и интриги отнимают жизни ни в чем не повинных людей, королям достается сильнее прочих. Если они, конечно, настоящие и правят страной, а не просиживают бархат на троне.
Алонцо правил. И решал все сам, лишь выслушивая советников, но не доверяя им всецело. Именно по его велению вышел в город гарнизон: и стрелял, и вешал, и усмирял. Пожар, приведший к бунту и волнениям, — глупость. Но только не тогда, когда он спланирован заранее кое-кем из старой кастеллской знати при поддержке намитских шпионов. А может, и не только их. Элалия и Парис тоже не сидели сложа руки.
Даже блистательным правителям иногда нужна поддержка и сильное плечо, чтобы опереться и на мгновение разделить груз ответственности. Рикардо понимал это, к пятидесяти аньо он вообще стал понятливым и сразу почувствовал, когда понадобился в столице, — ну так на то он и Керво, в конце концов.
Северяне, обожавшие держаться за древние легенды, давно и упорно верили, будто герцоги Нидоса не совсем люди, а Керво не приходилось особенно притворяться, поддерживая ходящие о них байки. Стоило Рикардо только появиться на улицах Кастеллы, как бунтовщики разбежались, покидав вилы и топоры. К тому же такая репутация позволяла ему умалчивать очень многое, не раскрывая всей правды ни королю, ни родичам, ни даже самым близким людям. Действительно близких у него было двое: сын — талантливый, дерзкий, сумасбродный; не знающий, что ему нужно от жизни и необходимо ли хоть что-нибудь вообще, да дочь… Но о ней Рикардо в последнее время старался не думать, не желая тревожить даже в мыслях.
Когда он переступил порог королевских апартаментов, Алонцо почти не узнал. Тот напивался и срывался на любого, заглядывавшего в кабинет.
— Прекрасно! — восхитился Рикардо, пристально рассматривая кассийского короля. — Да вы, ваше величество, как я погляжу, учитесь заливать усталость вином? — Алонцо был младше его лет на двадцать, потому фамильярное обращение казалось вполне уместным. Кроме того, Рикардо радовался, что прибыл вовремя. — В стоящей под столом корзине с десяток бутылок вина, и только в одной из них яд.
Алонцо резко вскинул голову и взглянул на него.
— Под ногами валяются пять опустошенных. Исходя из факта вашего существования, яд по-прежнему находится в оставшихся бутылках, — Рикардо усмехнулся и поинтересовался: — Продолжим рисковать? Готов составить компанию.
— Зная о яде? — Алонцо покачал головой.
— Эрохо хранит вас, ваше величество, а значит, все сотворенное верно.
— Глупая отговорка.
— Какая уж есть, — фыркнул Рикардо и прибавил: — Не волнуйся, имя отравителя мне известно.
Первая супруга Алонцо выросла в Сурэе, она подарила ему четверых детей: черноволосых, ясноглазых, похожих на отца и друг друга, как капельки воды. Королеву Кариту настиг горный обвал пять лет назад во время поездки правящей четы к морю. Вместе с ней погибла кормилица, две фрейлины… а далее мнения придворных разнились. Даже тех, кто воочию наблюдал трагедию. Некоторые утверждали — королева ждала очередного ребенка. Злые языки судачили о том, что ее величество попросту поправилась из-за недавних родов и неравнодушия к еде. Третьи… эти самые немногочисленные третьи клялись, будто младшему королевскому отпрыску к тому времени исполнилось уже несколько мес, и даже имя его называли — Амари.
А далее все только больше запутывалось. Двор, уже складывающий легенды о безутешном короле, узнал, что Алонцо снова женится. Династический брак — решили первые; кесарь Намита как раз думал, кому сбагрить дочку. Бракосочетание, долженствующее укрепить Кассию, — уверенно кивали другие, считавшие, будто южную кровь на троне давно следовало разбавить северной. А третьи, которые действительно могли помешать, помалкивали, да и запугали их изрядно к тому времени: Керво сам этим занимался.
Северная знать готовилась предложить своему королю невесту из числа своих — Урсулу, дочь герцога Бенедикта. Девица заказала свадебное платье, села у окошка и, мысленно примеряя корону, принялась ждать. С ее легкой руки отцу светили бы финансовые уступки и богатые земли. И, безусловно, она уже обдумывала, как побыстрее родить королю сына. Именно он, по ее мнению, стал бы будущим правителем в обход старших сыновей.
Алонцо возвратился из Рея с молодой женой — мало того никому не известной, так еще и в тягости. Приехал, представил королеву Эльвиру и отбыл обратно. Родившегося несколькими месами позже сына назвал Амари.
Рикардо усмехнулся, разлил отраву по бокалам и поглядел свой на свет.
— Так и есть — яд. Хорошее южное вино таким мутным не бывает, — сказал он, подмигнув своему королю, и, забрав у него бокал, вылил немного в камин. Свой двумя пальцами взял за тонкую ножку: осторожно, словно дотронулся до чего-то пакостного, а не хрусталя.
— Ты же не собираешься…
Рикардо коснулся кромки бокала, слегка смачивая губы. Яд он узнал, почувствовал, как напрягся Алонцо, и повел плечом:
— Не стоит беспокойства.
Мать Рикардо была моревийской княжной, сына она воспитывала в духе южных островов, и даже муж не смел ей указывать. К ядам юного маркиза Нозарок начали приучать аньов с четырнадцати, и теперь Рикардо мог позволить себе не только пригубить, но и хорошенько отпить отравы. А вот королю Рейесу следовало поберечься: моревийской крови в его жилах текло недостаточно, да и воспитывался Алонцо преимущественно во дворце.
Травить короля и его гостя чем-нибудь мгновеннодействующим не собирались — слишком опасно. Поднесший яд слуга обязан был благополучно уйти и наткнуться в темном переулке на нож грабителя. И, конечно, главный заговорщик возжелал бы позлорадствовать — когда убедится, что удача на его стороне.
— Странное вино. Горчит, — сказал Рикардо много громче, чем до этого.
За дверьми услышали. Тяжелые створки не преминули открыться.
— Бенедикт, герцог Оливер, — доложил слуга.
Алонцо прищурился и поджал губы. С тем же выражением лица король отдавал приказ вешать мародеров, и Рикардо подумал, что тот может сорваться раньше срока и тогда вся игра полетит коту под хвост. Алонцо — Рейес, и этим многое сказано. Когда-то Аларо собственными руками погубил счастье дочери и оставил внука без отца из-за вспыльчивого нрава и сердца, заглушившего разум.
— Проси, — распорядился он.
Король промолчал.
Герцог праздновал победу: очень уж уверенно вошел и взгляды бросал, словно кесарь при получении контрибуции. Еще не старый, хоть и седой, высокий и поджарый Бенедикт казался неплохим бойцом, однако ума ему явно недоставало. Только глупцу могла прийти в голову идея подсыпать яд в вино тому, кто с трехлетнего возраста приучен к напиткам на основе винограда, а с юности отличает до полусотни сортов по одному лишь запаху.