Страница 27 из 43
— Обычно так и бывает, — хихикнул Легион, — Но наша девочка очень уж многим была одарена от рождения. Такие, как она, до последнего цепляются за самих себя, никакая смерть им нипочем! Так уж вышло, малышка: подожди твои родители ещё пару годочков, и продали бы тебя Незрячему в ведомство за огромный куш, а так — ты наша!
— А как ты очутилась в теле эльфийки? — спросил Акэль.
— О, это довольно грустная история. Просто та эльфийка, а теле которой сейчас я, попыталась убить Риа. На самом деле по-глупости, конечно: у бедняжки ужасная каша в голове, и она привыкла получать все по первому же щелчку пальцами. Но, сами понимаете, хозяин ужасно разозлился и решил заменить её на меня, чтобы Риа не было одиноко. Вот и пришёл элле Мэрдориаль к оврагу, заставил замолчать моих безумных соседок, нашел меня и говорит: "Хватит, мол, ерундой страдать. Будешь моей невестой?" Что тут началось! Эти курицы меня чуть на куски не разодрали, но с нашим хозяином, сами знаете, не развернёшься. Он их разогнал, а я говорю: "Зачем я? Из меня так себе невеста". Он как захохочет! "Хорошо, потому что я тоже так себе жених, и невеста мне в общем-то не нужна; я подарок служанке сделать хочу". Вот так я и оказалась сначала в кулоне, который Риа подарила эльфийке, а потом — в этом теле. По ночам, правда, возвращается его хозяйка — ты уже с ней познакомился, правда, Акэль?
А аж пирожным подавилась — очень уж это было неожиданно.
— Серьёзно?
— Тем вечером, когда нас навещал Незрячий, — смущенно признал наш Пророк, чем поверг меня в известную степень культурного шока, — Я не мог просто так… пойти и бросить её одну, вот и дождался, пока придёт в себя. Только потом понял, что это — не Ноэль: во-первых, я мог её прочесть, во-вторых… вита Риа, да вот только сами не говорите мне, что, замени вдруг вашего демона эльф, вы могли бы посмотреть в его глаза — и не понять этого?
— И что ты сделал?
— Она, конечно, попыталась освободиться, но я просто оставил её, где была.
— И что же, — пропел Легион на разные голоса, — Не гложет совесть? Не стыдно перед несчастной жертвой?
— Перед которой? — улыбнулся Акэль вежливо, вдруг поразительно напомнив Незрячего, — Перед теми, кого уже успела прикончить при жизни эта девица руками своего папочки — да и своими собственными? Да нет, не особо. Стыд в этом смысле интересное чувство — он чаще гложет тех, кто вовсе не должен его испытывать. Вам подобные любят его использовать в своих целях, верно?
Легион прищурился и вывалил язык — для разнообразия, синий и раздвоенный.
— Интересный ты парень, — прошипел он, — Чрезвычайно интересный… Твоя очередь рассказывать истории, Акэль.
— Да тут, по большему счету, и рассказывать нечего: уж слишком банальная эта история. Моя семья, как вы все знаете, довольно знатная, была приближена к Незрячему и славилась магами и псами; у конкретно моих родителей, правда, отношения с воплощением света на земле как-то не слишком задались — уж не знаю, в чем там было дело, но, полагаю, банальный конфликт интересов. В общем, дело кончилось тем, что родители погибли, а я остался единственным наследником поместья и немалого состояния. Тут-то и активизировались мои родственнички; я пытался с этим бороться, даже говорил с Незрячим, но проиграл — меня признали невменяемым и закрыли там, где вы меня, собственно, нашли.
— Но почему скархл не убил тебя?
— Думаю, я был хорошим донором.
Я уж открыла рот, чтобы сказать — не вяжется, но вовремя смолчала. Но вообще интересно получается: почему скархл вообще показал случайной девице мальчишку, оставил с ним наедине? Чего добивался?
— Лучше о себе расскажи, Легион, — сказала вслух, прекрасно зная, что за этим последует.
— О! Аз есмь Альфа и Омега…
Я едва сдержалась от того, чтобы закатить глаза. Ох уж эти демоны!
— Ох уж эти демоны, — бормочу, ошеломленно разглядывая свой чердак, заваленный черными лепестками, которые когда-то, наверное, были розами. Надо всем этим великолепием радостно витают свечи, создавая совершенно непередаваемую атмосферу лёгкого безумия.
— Надеюсь, это не из нашего сада! И вообще, мне теперь это все выметать…
Вздохнув, осторожно снимаю башмачки — давить это великолепие до глупого жаль! — и осторожно ступаю, чувствуя, как приятно холодит ступни податливый и нежный ковёр.
— Значит, совсем не нравится? — шелестит язвительный, жгучий голос, и горячая ладонь отводит волосы от шеи знакомым-забытым жестом.
— Глупое расточительство, — фыркаю, и голос почти не дрожит — вот уж где воистину бессмертный подвиг с моей стороны! — Я и так помогу тебе, нечего рассыпаться тут… лепестками.
Смешок.
— Попытка оскорбить и оттолкнуть не засчитана, милая. Но, если ты желаешь… — и лепестки растворяются живым потоком тьмы, а пламя приобретает зеленоватый оттенок.
— Так лучше?
— Честнее как минимум.
Стою, а тьма ластится послушным котёнком, ласкает обнаженные ноги, не позволяя им коснуться пола, скрывает все вокруг, позволяет смотреть лишь на одно существо.
— Зачем это все? — вот не зря тятя говорил, что иногда глупые вопросы — это самое умное решение!
— Все настолько плохо? — его голос такой мягкий да вкрадчивый, что так и тянет завернуться в него, словно в одеяло на нежнейшем пуху, — Тебе так противно то, что я стал демоном? Хочешь, чтобы я ушёл?
Вот и что мне сказать ему, ну правда? Идеальный вариант: "Мне за это не платят, элле" — в достаточной манере оскорбительно и безлико. Даже рот открыла, но — не смогла. Как есть дура! Не успеем — и мне с ним сражаться ни на жизнь, а насмерть, потому что он выполнит приказ Незрячего. Но уйти… смогу ли оставить его вот так, почти всемогущей, но игрушкой в чужих руках?
— Ненавижу, — сказала тихо лишь часть того, что плескалось жгучей патокой в сердце, обжигая. Так вот как чувствуют это люди — больно так, как хорошо, жжёт так, как лечит.
— Ну, с этим я привык работать, — смеётся, но так, что внутри становится как-то пусто и звонко. Качаю головой, оборачиваюсь и заглядываю в глаза:
— Ненавижу эти цепи, что связывают твои крылья. Задыхаюсь от боли, ведь нам больше не летать наперегонки над степями, тебе не быть западным ветром, пока я — восточный. И не знаю, в какую бездну обрушится этот город и мы… Но это будет завтра. Сегодня — не смей уходить!
Демон смотрит на меня, и что-то рушится в его полных тьмы глазах, будто падает легендарный Колосс, будто трескаются колонны моего храма. И — почти нереально, ведь переродившимся в демонов не ведомы чувства — но пальцы его дрожат, когда он проводит по моему лицу и запутывает их в моих волосах.
— Я никому не отдам тебя, — говорит почти зло, и я смеюсь — о да, демоны ревнивы и алчны. Но… не все ли мы таковы? Шагаю вперёд, стирая последнюю преграду между нами, позволяя тьме окончательно себя поглотить.