БЕЗ МЕНЯ

–Ну не скажите, – отвечал Бог Шарфиков. На удивленный взгляд Виктора поверх зеленых стекол он вздохнул и ответил: – Мне так жаль этого мальчика. Я не хочу, чтоб он рос и становился взрослым. Это так, – он помедлил, –печально…

Виктор пожал плечами:

–Это так или иначе происходит. Все маленькие мальчики вырастают и морально умирают, становясь взрослыми. Не лучше ли радоваться пока тому, что имеем во дворе ребенка, который ещё не скоро повзрослеет?

Бог Шарфиков не мог полностью согласиться, но промолчал и с грустью проводил взглядом процессию, идущую за Анной Александровной и новорожденным Дмитрием.

Чуть позже, когда Валентина и Яков разошлись по домам, Бог Шарфиков снял удавку и сел на лавочку. Глядя на окна, откуда раздавался весёлый гомон, он вдруг заплакал. Слёзы просто падали с его щёк на асфальт, очистившийся впервые за долгое время. Март уже начал уступать своё место апрелю, и ветер был чуть прохладнее окружающего воздуха. Бог Шарфиков откинулся на спинку скамейки и тихо прошептал:

–Ты пришёл в этот мир ради мира,

Ради жизни во тьме одиночества

Ради жизни в убогой квартире

Человек без имени-отчества…

Не взрослей, умоляю, ребенок!

Не расти, будь таким, ну пожалуйста!

Стоит выбраться нам из пеленок,

Как не скрыть нам к себе чувство жалости.

Как не скрыть безразличия к прочим.

Мы растем вширь, не ввысь, кособочимся

Не получишь ты жизнь, хотя, впрочем…

Наша жизнь – это жизнь в одиночестве.

Когда Дмитрию исполнился годик, Арсений наконец-то отошел от радостного возбуждения и чувства новизны, которые маленький брат принёс в его жизнь. Первое, что парень сделал – это взялся за учёбу. Мальчику плохо давались уроки русского языка, и он попросил родителей помочь, однако те, занятые постоянной сменой пеленок, каждый раз говорили, что им не до него.

В поисках помощи Арсений обратился к Виктору, резонно полагая, что раз тот много читает, пусть даже одну и ту же книгу, хорошо разбирается в русском языке. Бездомный приподнял свои очки и внимательно оглядел мальчика. Затем, улыбнувшись, он посоветовал сходить к Вячеславу за помощью. Вячеславом звали писателя, жившего на втором этаже. Он редко выходил на улицу и ещё реже говорил с кем-либо. Вячеслав был очень нелюдимым, поэтому Арсений долго колебался, прежде чем позвонить в его дверь.

Самым веским основанием стало то, что Паша, Вадим, Давид и Артём уже знали, что Арсений собирается на аудиенцию к писателю. Если бы они увидели, что их друг вернулся так быстро, то ещё неизвестно, что бы подумали. Посему Арсений и решился нажать на кнопку звонка писателя Вячеслава. Когда дверь открылась, за ней оказался человек, в представлении мальчика никоим образом не походивший на писателя. Растрёпанный, небритый, с синяками под глазами и бегающим взглядом. Его одежда походила на тряпьё Виктора.

Узнав, зачем к нему явился Арсений, Вячеслав пришел в восторг и предложил мальчику взаимовыгодные условия: писатель подтягивает школьника по русскому языку и литературе, а тот в свою очередь помогает Вячеславу по дому. Через две недели занятий парень понял, почему писатель был так обрадован. В квартире вечно плодилась грязь, росла гора немытой посуды, исчезали продукты из холодильника, а всё потому, что её обитатель только и делал, что сидел за старым компьютером и писал. Каждый вечер он садился в старое кресло у окна, закрывал глаза с полопавшимися сосудами и растолковывал Арсению очередную тему, пока парень убирался в квартирке Вячеслава.

Когда Анна Александровна, в очередной раз подписывая дневник сына, увидела в нем множество хороших оценок по русскому языку и литературе, то спросила у Арсения, как у него это получилось. Узнав о необычном репетиторе, женщина задумалась, не принесёт ли это проблем её семье. Придя к выводу, что, нет, не принесёт, она бросила лишь один комментарий по этому поводу. Про то, как мальчику повезло, что жена бросила Вячеслава. Мальчик не понял её и на следующий вечер попросил у писателя разъяснить эту фразу.

Вячеслав с неохотой ответил, что стоило ему погрязнуть в своих мирах, как жена начала испытывать недостаток внимания. В итоге женщина просто забрала дочь и сбежала. Арсений был поражен тому, что такое вообще возможно. Выйдя после во двор, он увидел там друзей и не преминул им рассказать о судьбе писателя. Артём, казалось, проникся сочувствием к Вячеславу и даже подошел взглянуть на его окна.

Бог Шарфиков всё так же вальяжно ходил по двору, разглядывая деревья, как вдруг, вскрикнув, он указал на ветку одинокого клёна, возле третьего подъезда дома номер двадцать пять по улице Василия Перова. Дети прекратили обсуждения и взглянули на дерево. Даже Валентина заинтересовалась происходящим. На нижней ветке клёна висела, зацепившись хвостом, тельце маленькой белки. Оно не шевелилось.

Но не труп белки впечатлил Бога Шарфиков, а другая, живая белка, которая сидела рядом и упорно пыталась поднять своего погибшего товарища обратно на ветку. С таким усердием она это делала, что смогла-таки затащить бездыханное животное на дерево и, взяв его в зубы, умчалась в сторону дупла в стволе. Пока весь двор дома номер двадцать пять по улице Василия Перова стоял ошеломленный этим действом, откуда-то со стороны внешнего мира раздался тихий кашель.

Здесь стоит немного рассказать про сам дом. Это было небольшое пятиэтажное здание пятидесятых годов прошлого века, с барельефами над каждым из трёх подъездов. Войти во двор этого бежевого дома можно было только через старую белую арку, отделявшую это строение от прочего мира со своей бесконечной суетой. Дом номер двадцать пять по улице Василия Перова стоял особняком от всех прочих, в тени раскидистых дубов и клёнов. В его дворе всегда царило спокойствие. Даже дети, игравшие там почти ежедневно, не привносили в эту идиллию ничего того, чем обычно чреваты детские игры – нервного оживления и бессмысленного хаоса.

С двух сторон бежевое здание было огорожено стеной, напротив подъездов красовалась задняя часть какого-то старого дома, где никто не жил, и деревья, его окружающие, а с четвёртой стороны к дому примыкала старая брошенная закусочная. Когда Арсений спрашивал у родителей об этом полуразрушенном домике, то ему рассказывали что, ранее в нём находился бар, в который ходили в основном полицейские. Почему именно они – было непонятно.

Владел пабом человек по имени Пётр Немцов. На его полуседой голове всегда была повязка, скрывавшая, по предположениям многих завсегдатаев, залысину. Петру Немцову было всего сорок три года, но выглядел он на все шестьдесят. Бармен был очень мрачный, с тяжелым взглядом и сетью морщин на лице. Казалось, в этом человеке собраны все горести мира. Когда он умер, никто даже не удивился.

За неимением персонала закусочную закрыли люди из управы района, к великому неудовольствию полицейских. В тот день, когда двору дома номер двадцать пять по улице Василия Перова довелось лицезреть погибшую белку, закусочная обрела новую жизнь: её купил некий Александр Власов. Он быстро запомнился двору отчасти из-за своего кашля, который нередко предшествовал появлению этого солидного, чуть тучного и улыбчивого человека. Александр нередко пытался вылечиться от своего хронического недомогания, но всякий раз терпел крах и сводил попытки выздороветь к ношению на шее шарфа, по мнению Бога Шарфиков, абсолютно восхитительного.

Власов достаточно быстро привел бар в порядок, к неудовольствию Якова и огромной радости полицейских, для которых проницательный Александр всегда делал скидку. Через неделю после своего появления во дворе дома номер двадцать пять по улице Василия Перова Власов сделал его гораздо более многолюдным. Артём, гуляя как-то во дворе, увидел возле мусорных баков перевязанную бечевкой стопку тетрадей. Из интереса взглянув на верхнюю, мальчик долго читал её, а затем, взяв домой, спрятал у себя за шкафом и потом ещё долго изучал втайне ото всех.

Тем временем появились люди, протестовавшие против паба у них во дворе. Например, Яков, который, будучи известным противником алкоголя, упорно подначивал соседей помочь ему избавить двор от этой заразы. Власов никак на это не реагировал. Только изредка махал Якову рукой, проходя мимо него, чем приводил последнего в ярость, отчего мужчина неизменно ломал ту часть корабля, которую держал в ладони. Александр очень гармонично вписался в этот двор.