Норвуд

Но оказалось, что поддержка у меня ещё есть. От двери, которую никто, конечно, не охранял, раздался негромкий голос и из темноты коридора вышел закутанный в тёмный плащ мужчина.

— Вы зря не слушаете парня, — говоривший был уже совсем немолод, но крепок. В нём чувствовалась твёрдость. — Похоже, он умнее всех вас... Хоть и совсем юнец.

Господин Сельдингер напряжённо сглотнул, и чуть-чуть привстав со стула, робко спросил:

— А вы кто, собственно, будете?

Мужчина — называть его стариком не поворачивался язык — сделал несколько неспешных шагов и вместо ответа, сбросил с плеч тяжёлый плащ, под которым оказалась длинная кольчуга. И в этом не было бы ничего удивительного, кабы не лёгкая дрожь над металлом, похожая на марево в жаркий день. Броня была целиком сделана из чёрного серебра.

Никаких других представлений не требовалось, иметь такую вещь мог, конечно, только интерфектор, причём высокого ранга.

От накатившего облегчения мне почему-то захотелось разреветься. Не знаю что со мной, ведь я не пролил ни одной слезинки даже на похоронах отца. Грейсы не плачут — так он меня учил.

Интерфектор заметил моё состояние, понял его и объяснил с печалью в голосе:

— Перепады настроения — это последствия встречи с упырём.

— Из-за отравы, которую он впрыскивает в кровь жертвы? — я поспешил поделиться с ним своим предположением. Мужчина вызывал какую-то необъяснимую симпатию

— А ты, правда, умный парень, — печаль смешалась с удивлением. — Откуда узнал про токсин?

— Догадался, — похвала незнакомца была очень приятна. Я уже было решился спросить, кем была та девушка из дома, но понял, что даже не знаю, как его зовут. — Скажите, господин, как мне к вам обращаться?

— Меня зовут Бернард, — мужчина с тоской смотрел прямо мне в глаза. — Бернард Глен. И упырь, которого ты убил, был моим сыном...

Я испугался. По-настоящему! Не знаю почему, ведь в словах не было ни капли угрозы, а только печаль и тоска... Но меня просто затрясло, отчего кандалы на руках стали елозить по поверхности стола.

— Не бойся, — Бернард Глен слегка склонил голову, — я не причиню тебе вреда. И, конечно, не собираюсь мстить... Мой сын заслужил смерть. А я благодарен, что ты снял с меня тяжёлую обязанность. Потому что убить упыря должен был именно я.

Вот почему интерфектор оказался в городе! Он шёл по следам упыря, а значит, тоже был на севере...

— Господин... Глен, — произносить это имя было как-то неловко, — ваш сын обсуждал с той девушкой, которая приказала убить...

— Потом, — мужчина остановил меня жестом и добавил, обращаясь к дознавателю: — Я, интерфектор левой руки Бернард Глен, приказываю освободить этого молодого человека. Немедленно и без пререканий.

Господин Сельдингер спорить не стал, поскольку связываться с таким человеком было себе дороже. Но и сложившаяся ситуация ему явно не нравилась, и он без остановки что-то недовольно бормотал себе под нос.

— Наш управитель не сомневался в виновности этого юноши, — удалось, наконец, расслышать мне.

Теперь недовольство дознавателя понятно — интерфектор уедет, а начальство, которое ни с того ни с сего ополчилось против меня, останется.

— И что? — Бернард Глен тоже расслышал ворчание старика. — Значит, ваш управитель такой же болван, как и вы сами! Неужели нельзя было догадаться осмотреть его?

— Мы осмотрели, — господин Сельдингер поднимал бумаги, разложенные по столу, пытаясь найти ключ от кандалов. — Никаких странностей — обыкновенный труп.

— Я имел в виду парня, — в голосе интерфектора отчётливо слышалось презрение. — Неужели вы не увидели следы укусов?

Дознаватель на это замечание ничего не ответил, потому как никакого оправдания придумать было нельзя — я много раз показывал ему раны на шее. Маленькие и саднящие, они были покрыты запёкшейся кровью.

— Разве же это укусы? — негромко пробурчал Сельдингер и, наконец, разомкнул кандалы найденным ключом. — Вот как-то осматривал я жертву гуля... Вот там были укусы. А здесь... Да и господин управитель такого же мнения придерживался.

— Замолчите! — похоже, интерфектор устал от этих бормотаний. — Я уже понял, кто вместо вас вёл расследование.

А для меня всё это было очень странно, поскольку на мою шею бургомистр ни разу не взглянул! Да и не был он глупцом никогда. Выпивоха — да. Но не дурак.

Я потёр запястья, чтоб разогнать застоявшуюся кровь. Сердце колотилось как бешеное, гулко ухая в груди. Только сейчас — после освобождения — мне стало понятно, какое напряжение я испытывал всё это время.

Было не совсем ясно, что теперь делать — оковы сняты, но никто не давал мне разрешения уходить. Да я и сам не знал, чего больше хочу — отправиться домой или поговорить с господином Гленом, который стоял рядом, нахмурив лоб. Видимо, о чём-то размышлял.

Похоже, не я один не понимал, как действовать, поскольку старичок Cельдингер тоже тихонько сидел на краешке стула и молчал, поглядывая на интерфектора.

— Скажи мне, парень, — вдруг обратился ко мне Бернард Глен. — А бургомистр на тебя и раньше имел зуб?

— Н-нет, — я смутился. Голос интерфектора одновременно и привлекал, и подавлял. Разговаривать с ним хотелось, но почему-то было боязно.

— А на кого-то из твоих близких?

— Я сирота, господин, — под пристальным взглядом хотелось вытянуться по струнке. — Из близких людей у меня есть, разве что, только соседка — тётушка Ясуи...

— Беженка с Жёлтых островов? — господин Глен обратил внимание на необычное имя.

— Да, — тётушка Ясуи заботилась обо мне со смерти отца. — А почему вы спрашиваете? Про бургомистра, я имею в виду?

Интерфектор хмыкнул, несколько раз прошёлся по небольшой комнате взад-вперёд и только потом ответил:

— Видишь ли, всерьёз обвинять тебя в убийстве моего сына может либо дурак, — и тут мужчина бросил короткий взгляд на дознавателя, — либо тот, кто хочет свести личные счёты. Но есть третий вариант. Пытаться свалить всё на тебя, будет ещё и...

Господин Глен сделал небольшую паузу, как будто ждал, что я закончу фразу вместо него. Но как назло, в голове царила пустота, и мне оставалось только молчать.

Выждав мгновенье, Бернард Глен закончил мысль сам:

— Пытаться свалить всё на тебя, будет ещё и предатель!

На мгновение все как будто окаменели, и стало настолько тихо, что удалось расслышать шелест бумаги, потревоженной залетевшим в оконце летним ветерком. Но длилось это недолго.

— Вы думаете, наш бургомистр пособник тьмы? — я вскочил с табурета так резво, что он с грохотом опрокинулся и откатился в сторону.

Со своего места поднялся и мастер Фонтен. Однако так ничего и не сказав, он только поправил ворот, словно тот мешал ему дышать, и опустился обратно на стул.

Дознаватель Сельдингер тоже промолчал, выражая своё осуждение лишь покачиванием головы и жеванием губ. Правда, было не совсем понятно, чем именно он недоволен — словами интерфектора, моей несдержанностью или возможным предательством управителя.

— Я ничего не утверждаю, — господин Глен был спокоен. — Но некоторые странности заставляют задуматься...

Продолжать он не стал. Окинув взглядом присутствующих, остановился на мне, а потом лёгким движением головы указал на выход.

Оказавшись на лестнице, я ещё раз попытался затеять разговор о черноволосой девушке, но господин Глен вновь остановил меня, приложив палец к губам.

— Тихо, — шепнул он и стал, по всей видимости, прислушиваться к тому, что происходит в кабинете после нашего ухода. Однако ничего интересного не случилось — в помещении царила гробовая тишина.

Выждав ещё некоторое время, мужчина разочарованно махнул рукой, и мы вышли из ратуши.

— А где ваши люди? — спросил я с недоумением, оглядевшись по сторонам — вокруг никого не было. Только чалая лошадка стояла у коновязи.

— Со мной лишь Соль, — Бернард Глен отвязал животное. — Это моя лошадь.

— Думал, вы прибыли в город вместе с другими интерфекторами! — мы пересекли главную площадь и свернули на одну из трёх улиц, которые от неё отходили. Однако сразу же остановились и встали так, чтоб нас не было видно из ратуши. Мы же беспрепятственно могли наблюдать за её единственным выходом.