Хазарский пленник

Судья ждал во внутреннем дворике, присев в тени, спиной к восточной стороне, к арочной галерее. Сюда и привели Владимира и его соратников, принимая друзей за слуг князя, потому отвечать ему предстояло в одиночку. Их же усадили рядом с Кимом, спокойным и невозмутимым, несмотря на присутствие конвоиров, вооружённых короткими копьями и клинками в кожаных ножнах.

Во время длительного разбирательства — толмач-переводчик хорошо понимал русскую речь, но всё же разговор через посредника приводил к путанице — загадочный сосед негромко объяснил Крутку и Макару:

— Худого вам не сделают. Всё это мышиная возня.

Может, потому поверили, что хотелось лучшего. Крутко всё ж спросил:

— Тебе-то откуда известно?

Стражники, сидевшие рядом, прислушались к разговору, и старший что-то шепнул ведуну. Ким усмехнулся и ответил, указывая глазами на русских: а что, разве поймёшь. Похоже, пояснил, что успокаивает пленных, чтоб не творили глупого.

— Известно, ибо слышал, — позднее растолковал им ведун. — Говорят, с новым князем замирились, и ваш друг — Владимир — сейчас ни к чему. Как тот плод, что съесть рано, зелен, и выбросить жалко. Теперь судья гадает, как одной стрелой убить двух зайцев! Так у вас говорится?

Друзья переглянулись, и Макар поинтересовался:

— Это каких же? У нас говорят: за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

— А судья намерен поймать.

Ведун замолчал и покачал головой, сожалея о несуразности. Пришлось телохранителям навострить ушки, прислушиваясь к ответам друга. Но за стеной, совсем близко, царила дневная многоголосая суета, ведь здание стражников вместе с острогом построено у городских ворот, поэтому слышны крики погонщиков, стук поклажи, гул проснувшегося города. Разобрать, что твердит Владимир, что отвечает, трудно. Он обращался к переводчику, сидевшему рядом, потому и не говорил громко.

Время тянулось медленно, как и всякое ожидание. С улицы доносились то ржание лошади, то крик ишака, то брань стражников. Жара всё плотней охватывала тело, в городе влажно, воздух кажется тяжёлым, дышать нелегко...

Судья наконец отпустил Владимира, кратко кивнув в сторону друзей. Переводчик поднялся, поклонился важному вельможе и пошёл вслед за подопечным, не выражая ни восторга, ни горести.

— Это наш толмач. — Владимир указал за плечо: — Первое время поможет нам, а далее — как придётся.

— Да что решили-то? — спросил Макар, протянув руки к Владимиру, словно собираясь потребовать ответ даже силой.

— А вы не слыхали? — искренне удивился Владимир. — Всё решено... От имени кагана сей вельможа предложил мне выбрать: или я служу правителю верой и правдой[7], сотню обещал дать, во как, года два-три на пограничье, или плачу виру за коней.

— Да? Это с каких богатств? Знают ведь, что мы голые, как босяки, — возмутился Крутко.

— А и о том сказано. До пограничья можем отправиться с ведуном. — Телохранители обернулись к Киму, что сидел подле стражников, ожидая, пока освободится судья, беседующий с конвойным офицером.

— Куда? — удивился Макар. — Куда отправиться?

Владимир передёрнул плечами, словно удивляясь непонятливости собратьев. Ответил, разводя руками:

— Не знаю, куда! За золотом. Знаю лишь одно, дело опасное. А что за дорога, куда, зачем, ведун расскажет. Нынче отдохнём, а завтра закупим снаряжение, коней подберём и двинемся. Хазары решили проверить дар Кима. Хвалился, пускай теперь расхлёбывает.

Похоже, опасность нисколько не беспокоила Владимира, гораздо хуже могло повернуться, а тут — всего-то съездить с ведуном за какими-то сокровищами. Во всяком случае, легче, чем три года служить хазарам. О том, что ему обещали щедро заплатить, сулили невесту из знатной семьи, Владимир умолчал, успеет ещё. Да, разговор с судьёй весьма удивителен, ведь Кима отправляют в земли восточные, в знойную пустыню!

В острог друзья не вернулись, спокойный и даже слегка вяловатый переводчик отвёл их к стражникам, где нашлось место для трёх воинов. Оружие и пояса они получили в тот же день, коней также возвратили хозяевам, и казалось, все тревоги минули. Ужинали вместе с Кимом, расспрашивая его о путешествии. Скудноватая вечеря воинов приправлена свежей зеленью, тут же козий сыр и кусочки жареной рыбы — угощение, купленное ведуном. А ещё впервые довелось попробовать чай, неведомый ранее напиток с китайскими листьями, подслащённый мёдом.

— Не скажу всего, не хочу огорчать вас, — толковал Ким, медленно потягивая чай, пытливо разглядывая будущих спутников. — Но дорога опасна, помните это. И есть много важного, весьма важного!

— Да говори, не тяни! — попросил Владимир, который успел успокоиться, обрести прежнюю бодрость духа и даже радовался предстоящему испытанию. Чем озадачивал друзей, особенно Крутобора, выискивавшего подвох в скороспелом решении судьи.

— Скажу, ибо без этого нет возможности уцелеть. Ныне я ваш воевода, десятник, называйте как хотите! Что скажу — делать без промедления, иначе пропадём.

— И всего-то? — спросил Макар. Его сомнения разделял Крутко, пожелавший узнать:

— Что нас ждёт? В чём опасность? Предупреди, чтоб не пугались по глупости.

— Первое — дорога через земли чуждые. Вы, я да трое воинов, так умней, пройдём незаметно. Меньше шума, меньше следов, преодолеем путь, если не будем слепыми. Известно, беззащитного зайца все норовят прихватить. Верно? Сказано найти обоз согдийской принцессы. Ехала к свадьбе, да не добралась. Перехватили разбойники. Когда встречающие не дождались каравана, принялись искать, столкнулись с разбойниками. Посекли, перебили. А спросить, где спрятаны дары, где скрыто пограбленное, не у кого. Надо искать.

Друзья слушали с удивлением. Никто не мог представить, что им подвернётся столь странное испытание. Объяснение Кима также поразительно. Пусть он прорицатель, пусть, но здесь не отделаться словами, не обмануть гаданием на звёздах, нужно найти клад. А собеседник спокоен, ни о чём не тревожится.

— Ладно, он клад сыщет, а мы зачем? Или своих воинов недостаёт? Всем сытым быть, так и хлеба не станет, — вскинул брови Крутобор.

— Вы чужие, погибнете — не жаль, а добудете согдийские дары, не украдёте. Вам бежать некуда, всё вернёте. Так решили сановники, — объяснил Ким. — Пейте чай да ложитесь. Утром рынок, а там и дорога! Надо спешить, охочих до клада много.

Так и сложилось. Многоликий рынок запомнился суетой, торопливостью, яркими пятнами шатров и навесов. Всюду встречали непривычное: множество тканей, ведь караваны с шёлком проходят именно через Хазарию; множество китайцев, чьи чистые лица и детские веки поневоле притягивали взгляд; множество скота. Верблюды с сёдлами на линялых боках казались смешными и слишком облезлыми, хворыми. А сколько посуды, различной утвари, сколько шкурок горностаев и куниц, оружия, ювелирных красот, ковров, пряностей и вин? Но Ким выбирал лишь нужное, повторяя, что всё доведётся тащить на себе, строго оценивал вещи. Взяли добротные одежды, подобрали сапоги, запаслись оружием, купили топоры, верёвки, казаны, обычное походное снаряжение.

Как ни старались друзья перенять у Кима его спокойствие, как ни сдерживали себя, а поход постоянно удивлял новизной, открывал им грани чужого мира, порой принося мучения, порой радуя.

В жару двигаться по пустынным землям тяжко, но даже жара не отравила пути. Ведь всё здесь неведомое, и пески совсем не такие, как на крутых берегах под Киевом. Жёлтые, коричневые, впитавшие жар солнца, они напоминают высохшую шкурку апельсина, непривычно сочного плода южных земель. И тень под невысокими деревьями не даёт прохлады, спасает от прямых лучей светила, но воздух по-прежнему горяч, и в тени Человек продолжает исходить потом. А Ким и не думает о воде, часто останавливается, даёт им передохнуть, разводит огонь, варит чай или бульон, что весьма непривычно для спутников. Но вскоре и они пристрастились к солоноватому напитку, сдобренному жиром: оказывается, солёное лучше утоляет жажду. Хазаре лишь посмеивались над новичками, коим неведомо, как путешествовать по пустыне. Они не высказывали вражды, но всё же держались особняком и часто хмурились, когда Ким говорил по-русски.

7

Платя воинам большое жалованье, хазарское правительство предъявляло им оригинальное требование: воинам запрещалось терпеть поражение... бегство от противника каралось смертью. Исключение делалось только для предводителя и его заместителя, которые были не наёмники, а иудеи. Но зато подлежали конфискации их имущество, жёны и дети... Если же у них не было смягчающих обстоятельств, то их тоже казнили (Л. Н. Гумилёв).