Хазарский пленник

Воевать с русскими нелегко. Святослав брал Доростол, мечтал осесть в Переяславце, и это свершалось при одобрении греков, при поддержке болгар. А за напором русских — Хазарский каганат, он умеет прятаться за спиной наёмников. Не зря хазарская армия состоит из наёмников, правители щедро платят чужакам, которых швыряют в битвы, как сухой хворост в костёр.

Цимисхий вздохнул и прикрыл глаза. Боялся, что Анастасия угадает мысли. А мысли не удержать... они вьются, как мелкая мошка над головой. И жалят не менее жгуче.

Вот и сейчас, прикасаясь к телу любовницы, он подумал, что здесь побывали руки Романа, который своевременно умер от страшного яда, потом Фоки — этого Цимисхий собственноручно заколол в постели, да и других счастливчиков... нет, нет, об этом не стоит думать. Чем он лучше? Как она сказала, мелкие людишки всю жизнь возятся в земле. Их не жалко. А он? Он тоже в грязи. В походах прикладывает тряпки, пропитанные мочой, к ранам, мажется не благовониями, а топлёным нутряным жиром диких зверей. Разве они пара? Надолго ли? Нет, нельзя открывать глаза, она прочтёт мысли.

— Калокир знает всё. Ему всё ведомо. — Цимисхий сам не понял, зачем сказал это. Вероятно, пытался отвести глаза светлоокой ведьме, заговорить её, чтоб не узнала о его опасениях.

Да, зря сказал. Зря. С ним давно не случалось такого, и, вспоминая собственную несдержанность, император качал головой, проклиная длинный язык и проныру распутницу, ставшую его женой. Да, она распутна, коварна и совершенно лишена страха. Кажется безобидной и ласковой, но ведь ему доступна изнанка. Она ничем не отличается от арабки, услаждавшей приезжего молодца. Та отдавалась по приказу госпожи, но настолько страстно, что казалась влюблённой, а эта... эта отдаётся — потому что ищет другой награды. Той довольно пары монет, а этой нужна власть, нужно чувствовать себя императрицей. И не просто императрицей, а властительницей мира. Стоило Никифору приструнить Анастасию, отправить в покои матрон, указав место возле очага, а не в кругу советников, как она взвилась на дыбы, и... конец известен.

Избалованное дитя, не познавшее слово «нет»? А разве дети обрекают на смерть? Правят державами?

Перед расставанием она успела дважды потребовать от Иоанна умертвить Калокира. Оно и понятно, свидетель. Поди растолкуй, что они связаны давней дружбой.

Цимисхий передвинулся ближе к кустам орешника и вгляделся в туманную рощу. Конь недовольно мотнул головой, но Иоанн не дал любимцу воли. Вспоминая вчерашнее утро и Анастасию, он снова удивился власти, которой наделил эту женщину. Она может выпытать всё, развяжет язык любому, и он не исключение. Колдунья с голубыми глазами. Ведьма. Да и он хорош... совсем потерял голову. Мог отказаться и от охоты. Мог. Спасло одно — слово, данное Склиру. Обещал загнать дичь, отпраздновать успешный поход в кругу соратников.

Из рощи выбежали олени. Они ступали легко, как будто сама трава подбрасывала крепкие тела, и выглядели невесомыми. Красавец с небольшими острыми рогами прислушался, фыркая, потянул влажный воздух и, подобно человеку, повёл головой навстречу самке. Цимисхий приподнимал лук, не замечая, что несколько мгновений не дышит, упиваясь открывшейся картиной. Он хотел выстрелить, но в то же время не смел нарушить чужого счастья. Ведь вот оно — святое единение в любви. Олень, протянувший тёмные губы к шее своей подруги, её покорное восприятие ласки, искристый взгляд влажных глаз. Охотник стоял так близко, что разглядел блеск влаги на тёмных ноздрях оленя. Роса покрывает спину оленихи, и по плотной шерсти скатываются капли, напоминающие слёзы.

Нет, он не смог выстрелить. Не смог...

Но император не охотится в одиночестве. Облава приблизилась, доезжачие шумно раздвигали кустарник, и олени припустили прочь. Ещё мгновенье назад они стояли рядом, успокаиваясь от близости спутника, а стоило хрустнуть ветке, исчезли. Скрылись в роще, утопая в низком тумане.

Позднее он расслышал крик, улюлюканье, топот многих ног и тронул поводья, направляясь вслед за лесными красавцами.

Проехав расстояние в два или три полёта стрелы, наткнулся на охотников. Они и рассказали о несчастье. Олень, испуганный близкой погоней, столкнулся с воином, в тумане охотник принял его за всадника и не успел выстрелить. Быстроногий красавец опустил голову и пролетел в шаге от врага, мимолётно саданув в бок лошади. Рога не причинили особого вреда охотнику, не покалечили лошадь, но, по необъяснимой воле судьбы, прихватили стремя.

Всадник попытался выдернуть ногу, но опоздал. Лопнула кожа, седло соскочило, и олень поволок человека по редколесью. Нога, зажатая в стремени, не позволяла бедняге освободиться. Лишь на берегу мелководной речки олень скинул ненавистную петлю, оставил разбитое тело и кинулся в воду.

Сейчас охотники, перебивая друг друга, судили, как помочь соратнику. Спина и рёбра воина покалечены. Ладили носилки, неумело вправляли кости, стараясь облегчить дыхание, и ругались.

Кто знал, что так повернётся. Всему виной туман! А может — судьба? Глупая шутка богов? Кто знает...

Цимисхий молчал. Не решался признаться, что пожалел красавца и его верную подругу. И гадал, верно ли поступил? Почему он впервые не решился стрелять? Почему?

Глава шестая

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Впервые князь Глеб позволил себе праздник. Тризна по брату не в счёт, там нет веселия, а ему любо, чтоб праздник с душой. Честно говоря, он уже и не рад княжению в стольном граде. Кубло змей — Киев. Денег нет, долгов много, а врагов сколько? Воротилась с победой малая дружина, вот и решил приветить воинов. Слухам о великой битве не верил, да и убиенных печенегов кто считал? Но уж пусть тешатся, пусть гуляют, дружина должна знать нрав князя. Заслужили, слава победителям! Оно и неплохо, прибыли обозы, хоть с миру содраны, а теперь Князевы! Малая, да прибыль! Пусть пьют, кто уцелел, а князю само время подумать, отчего это оба изборца пропали? Август в самом начале схватки подранен, сбит с коня, головой едва вертит, мало шеи не свернул, а Борич и вовсе сгинул, никто его не видал средь убиенных, никто не припомнит, когда ранили!

Исчезнувший наёмник беспокоил князя больше всего. Володимир ещё мал, не умеет скрывать злобу, горки жизни не пригладили крутой норов, потому и видно — затаил недоброе. С чего? Или Борич причиной, или же о княжестве стал думать, захотел сесть в Киеве! Как ни поворачивай, всё к одному: не ужиться с юным племянником, нет.

Глебу даже в голову не могло прийти, что он со временем уступит власть племяннику. Оно так по правде, так по закону, но где те законы писаны? Кем завещаны? Рюриком? Рюрик не бог, а до него велось по-разному. Сколько княжили до Рюрика, до Олега, до Святослава? Долгие века. Был и Буривой, и Гостомысл, и другие. И всяк норовил закон под себя ладить, кто брату власть завещал, чтоб при жизни её не лишиться, кто сыну! Императоры сыну отдают, оттого и крепка власть, никто с новшествами не спешит, не стремится показать, какова его сила. Что, не так? Да, он принял власть по праву, но, не случись внезапной смерти Святослава, кто мог взойти к власти? Глебу удача улыбнулась. Только и всего. И теперь он не намерен лаптем щи хлебать, коль сел в Киеве, будет править! А после Ярополк! Не иначе!

Мало кто ведает, что Ярополк его сын, его, а не Святослава. Вспоминать старое Глеб не любил, ведь Предслава оставила его ради старшего брата, ушла. Досадно. А всё ж повернулось к лучшему. Умерла рано, опередив его, не успел отомстить. А сыну намекал, ведь сколько вместе прожили, трудно сдержаться. Ярополка самое время приставить к делу, дать вотчину. Они-то поладят. Да, всё складывается к добру.