Хазарский пленник

Друзья переглянулись, удивляясь несуразностям, не примеченным ранее. Крутко зорок, успел разглядеть очертания злодейства.

— Что ещё? — не утерпел князь.

— Отец твой Куцая за ведуном посылал до пожара. А зачем? Куцай сбежал, едва Глеб велел казнить. Спросить некого. Но сам посуди, с чего князю звать ведуна, да срочно? Не с утра, а после вечери с братом? А что кричала кухарка, на похоронах, кто помнит? Чего распиналась, мол, нет моей вины, с чего? Если всем ведомо, что конь виновен? Смекаете? Нет, всё бывает, могло живот прихватить, кто спорит, но отчего в тот день, когда брат приехал? Всё одно к одному.

— Спросим Претича! — встал на ноги Владимир, но Крутко придержал его руку:

— А вот с тем не спеши. С чего ты взял, что воевода чист? Скоро признал Глеба, а о сыновьях ни слова! Словно и нет у великого князя наследников!

— Спросим. Куцая сыщем, — похлопывая по краю столешницы кулаками, пообещал Савелий. Лицо молчуна на сей раз выглядело страшно, друзьям показалось, что рядом сидит чужой человек. — Ведуна спросим. Уж он-то не скроет. И дворню отыщем, вспомянут, кто коней выводил да какой конь первым выскочил?

Макар кивнул и, постигая сказанное, невесело усмехнулся:

— Дожили, ждём правды, что князя конь убил, как великой радости! А иначе мы первая помеха злодею!

— Не мы, а Владимир, — поправил Крутко, и согласился: — Хотя и нас сживут со свету, коль прознаем истину.

— Да-а... — вздохнул Владимир, отходя от беспомощного созерцания. Выбитый из колеи смертью отца, он на время потерялся, но новые препятствия и странность кончины вынуждали его действовать. — Может, оттого и воевать отпускает, что на руку наша погибель?

Обоз с бронями, с длинными, под четыре сажени, копьями и припасами для воинов тянулся сзади. Конные прикрывали ратников, двигаясь в дозорах вдоль путей, подолгу дожидались пеших и, пользуясь передышками, решали, как строить войско при встрече с печенегами. Солнце уже поднялось над лесом, в который вступили ратники, и погожий день лишь подчёркивал бессмысленность затеи. Не верилось, что в ясный день можно встретить смерть посреди первозданной красоты, среди зелени ароматной листвы, среди тихого посвиста пташек и далёкого переклика кукушек.

— То всё гаданье, детская забава, — подал голос один из дядиных воинов, всю дорогу следовавший за Владимиром. Его кликали Августом, видимо в шутку дав имя императора. Воин выглядел степенно, чувствовалась сила, сноровка ратника. — Сколь ни мудри, а схватка повернёт по-иному.

Владимир промолчал, не желая спорить с незнакомцем, а Крутко сказал негромко, как бы в раздумье:

— Нам мало перенять степняков, нам их на копья загнать надобно! Как вепря к засеке!

— Да? И чем ты печенега приманишь? — насмешливо вскинул бровь Август. — Чем?

Владимир, которому надоели упрёки сопровождающего, спросил зло:

— Ты чему радуешься, мудрец? Нашей несуразности? Так ведь вместе головы сложим! Или нет? Раскудахкался, не так, не этак! Чем, чем, обозом, вот чем! Обоз врагам как кость собаке! Вот только где они?

Не слушая ответа, он отъехал вперёд, заставляя коня ускорить бег, поторопившись навстречу дозорным, из-за берёзовой рощи. Друзья подались следом и, отстав лишь на два шага, услыхали радостный возглас князя:

— Идут! Нашлись-таки! Слышите?

Возглас мигом облетел ближних и покатился, передаваемый из уст в уста, по колонне. Владимир призвал соратников и внимательно выслушал дозорного. По всему выходило, отряд печенег уже спешит обратно, есть у врага и возы с поклажей, и согнанные в стадо овцы, и сменные лошади. Понятно, прихватить добычу не откажутся, для того и уходят, избегая разорённых посёлков. Но как их заманить в ловушку?

— Ударим нежданно! Сами! Конницей! — предложил Макар, разглядывая картину, где валежина трухлая означала лес, прорытая колея — ближнюю речушку, а притоптанная трава — поле. — Пешие подтянутся! И...

— И что? — снова вопросил Август. — Поглядят вблизи, как нас положат, и крепко заругаются?

— Тихо! — вскрикнул Владимир. — Кто ругается, под тем конь спотыкается. Перехватим, главное где? Если они дозор не приметили. — Он поднял руку, не давая разведчику слова, и пояснил: — Вскоре, вёрст пять, — деревенька будет! За ней удобно! Овраг, лес и луг заливной. Пока они в деревне гоношатся, обойдём, пехота в лесу, конница ударит сзади! Всё, поднимайте людей, надо поспеть! Ничьо, ничьо, в лесу передохнем!

— А люди? А деревня как же? — спросил Макар. Но никто ему не ответил. Лишь Савелий пожал плечами и многозначительно хмыкнул.

— А тебе Макар, особое дело! Слышишь? — отозвал друга Владимир, успевший уже взлететь в седло. — У деревни стоит мельничка, так вот...

Грабили деревню весьма поспешно. Видно было, что набег удался и воины не мелочатся, коров не бе рут, только овец и лошадок. За убегавшими, спасавшими коней, не гонялись, улюлюкали вслед, благодушно смеясь, но ни одного двора не миновали, всюду забирали ценное. Наткнувшись на мужиков с топорами, брались за луки, редко обнажая сталь. Раненых не добивали — зачем, в другой раз умней будут, да и времени жаль. Хотя от некоторых изб и слышались краткие крики женщин: то одну догонят в огородах, то другую тащат к ветхому сарайчику. Обычное дело, воин берёт своё. Сладок плод, сорванный без спроса, сладок!

Из подступающего к дороге леска всё видно: и белые пятна женских сарафанов, оставшиеся на поле, и тело какого-то мальца, не успевшего увернуться от стрелы, — коня забрали, а захлебнувшегося кровью паренька нет. Видна и загоревшаяся изба: нашёлся кто-то из старых ратников, не уступил печенегам, вот и подожгли. Не слезая с лошадок, ждут. Выскочит — пристрелят, а сгорит — значит, поделом!

Наконец первый десяток — разведка — отделился от дворов и поскакал по дороге. Сейчас важно, чтоб не приметили, чтоб ни одна сойка не застрекотала, ни одна ворона не выказала притаившихся людей. Чтоб никто не закашлялся, чтоб ни одна лошадка не заржала, чтоб лес стоял тихий и умиротворённый, как утром. Для того умельцы прошлись по дороге, сгребли лошадиный помёт, скрыли затаившееся воинство.

Владимир лёг на спину, затаил дыхание, погрузившись взором в голубизну. Страшно. Страшно, что из-за какой-то мелочи все труды пропадут. Глупо всё. Так же будут тянуться по небу белые облака, складываясь в картины, в причудливых животных, а он... может, и не увидит ничего. Как бой повернётся. Смерть не различает, кто и куда стремится. Что ей людские надежды? Да и кочевники разве не люди? Ведь печенег под тысячу, соединились в крупный отряд перед возвращением, понимая, что могут встретить дружину. У них свои боги, своя правда!

Вскрикнул один из разведчиков, вслед — другой. Что-то всполошило дозор, и князь медленно приподнял голову. Неужели заметили?

К потным ладоням прилипла травинка, у самого носа снуют муравьи, вот и на шее слышно, раньше не чувствовал.

Да что же там? Заяц? Ну да, быстрая тень промелькнула в траве, шевельнулся один куст, другой, и снова тишина. Август припал к земле и, зажимая нос пальцами, пискнул, подражая быстроногому трусишке. Вышло очень похоже. Передовой десяток мог и не приметить умчавшегося зверька, но звук рассеял сомнения, дозорные, смеясь, проехали мимо.

Теперь ждать врага совсем недолго. Схватка неизбежна. Пройдёт краткое время, и он впервые в жизни поднимет в бой ратников. Может, и прав Август, как ни мудри, жизнь повернёт на свой лад, но всё же без хитрости вступать в бой негоже.

Владимир встал, смел мурашей, обернулся к друзьям и хрипло вымолвил:

— Зачинаем!

К обозу, к награбленному тяжёлому хвосту устремились три сотни конницы. Набирая ход, летели по узкой дороге, вытянув вперёд язык — жало, а по бокам, увязая в мягкой землице, приотстав немного, поспешали крылья. Вот жало настигло обоз, посыпались стрелы, но конница не задерживается у возов, обтекает, устремляется вперёд, настигнуть отряд её задача. Догнать и ударить!