Воины снегов

Все эти «деньги» свободно конвертируются, но «курс» зависит от природных условий в текущем году, а также потребностей, настроения и отношения друг к другу торгующих. В хороший год (а сейчас такой!) на клинок можно выменять стадо, которого хватит, чтобы кормить небольшую семью — человек пять-шесть.

В разновидностях оленей Кирилл, конечно, сразу же запутался, но уяснил, что он действительно «богатый» человек. С одной стороны это хорошо, а с другой... Любой половозрелый таучин имеет право вызвать его на поединок, победить и завладеть всем имуществом — про неприкосновенность частной собственности здесь не знают, и, соответственно, «слабые» богатыми не бывают. Мораль сей басни такова: «гнуть пальцы» и разбрасываться подарками не стоит — чревато. Тем не менее подарок сделан, новый «друг» приобретён и...

— Мои женщины сделают тебе одежду, — сказал таучин. — Останься с нами, и у тебя будет всё, что нужно мужчине.

— Я бы с радостью, — сказал аспирант. — Но мой друг Чаяк хочет ехать дальше, а я не могу обидеть хорошего человека. Мне нужно отправиться с ним.

— Чаяк ещё не разделил вашу общую добычу? — без всякого усилия догадался собеседник. — О, да, он — такой! Что ж... У меня много дочерей (это — беда), и всего два малолетних сына. Мы пасём чужих оленей, едим их мясо и ждём, когда наши собственные достаточно приумножатся. Так и будет, но, наверное, ещё не скоро. Мне нечем тебя одарить, однако... Знаешь что? Давай станем «друзьями по жене»!

Что такое таучинский групповой брак, Кирилл знал по литературе. Не имея собственной жены (для обмена), вступить в него довольно сложно, так что предложение выглядело очень даже привлекательно. Вот если бы и жена выглядела так же... Хозяин, похоже, прочитал мысли гостя:

— Она молода и красива. Скажу сыну, и он приведёт её.

— В смысле?!

— Ну... — замялся хозяин. — Она у стада... Нгауч приведёт её!

Это была закавыка. Зимний выпас оленей не очень труден — не то что летом. В хорошем месте большое стадо может неделями находиться под надзором подростков и одного-двух взрослых пастухов. Что же там делает женщина?! У жены хозяина шатра дел всегда выше головы и в стойбище. Тем более что небогатые люди берут вторую жену, лишь когда первая совсем состарится.

— Не надо никого приводить! — сказал Кирилл и поднялся, стряхивая с одежды волосы. — Я сам схожу к стаду и посмотрю на неё. Она ведь может и не захотеть меня, правда?

— Правда, — вздохнул таучин. — Луноликая всё может.

— Её так зовут?

— Ага. Это наследственное имя. Так звали её мать, бабку и, наверное, мать бабки. Она, как и ты, из береговых, а они — большие чудаки.

«Если понимать данное имя буквально, то оно означает „ликом подобная Луне“, — озадаченно размышлял Кирилл. — Проблема в том, что для таучинов, кажется, данное ночное светило обладает множеством форм — от полной (круглой), что символизирует изобилие, довольство и радость (но и старость, приближение конца жизни в „нижней“ тундре), до совсем узенькой ущербной, что означает скудость, бедность, голод (но и молодость, обилие надежд на «светлое» будущее). В общем, в русском понимании „Луноликая“ как бы обозначает круглолицую особь, а в таучинском — м-м-м...»

Кирилл порылся в памяти и пришёл к выводу, что перевести данную идиому проще всего словосочетанием «многоликая» или, лучше, «двуликая». Выбирать, однако, не приходилось, и он кивнул:

— Ладно. Расскажи мне, как быстрее пройти к стаду.

Надо сказать, что Кирилл, соглашаясь на приобретение (временное, конечно) женщины, меньше всего думал о сексе. Точнее, вообще о нём не думал. Просто он много лет собирал информацию о таучинах и прекрасно понимал, что без женщины в тундре нельзя. Взрослый мужчина, не имеющий жены, обречён питаться «сырьём» и всухомятку, ночевать под открытым небом или пользоваться чьим-то гостеприимством. Не дай Бог, кто-то увидит, что мужчина сам (!) варит себе мясо или обустраивает жильё — засмеют и уважать перестанут. «Групповой брак в своих бесчисленных вариантах широко распространён у „первобытных” народов. У таучинов он имел форму временного обмена жёнами, причём исключительно с их согласия. Это довольно пикантная деталь, поскольку в целом жёны кочевников имели лишь два права — рожать детей и работать от сна и до сна. А летом, при дефиците рабсилы — и без сна».

Перед прогулкой Кирилл зашёл в «передовой» шатёр и сменил ботинки на всепогодные «вездеходы», набил карман патронами. Ружьё из чехла вынимать не стал, дабы не смущать публику видом экзотического предмета.

Как оказалось, стадо находится буквально в двух шагах от стойбища — километров пять-семь, не больше. Кирилл поднялся на вершину пологого холма, увидел животных и слегка растерялся: «Ну, олени... Ну, пасутся... Держатся плотной кучкой — в ширину километр и в длину полтора. Вон вроде бы пастух на нартах — вдали. А вон другой — ничуть не ближе. И что? Покричать, ручкой помахать: двигай, мол, сюда? Или подойти самому? Так ведь они на месте не стоят — пока дойдёшь... Исключительно дурацкое положение!»

Он не придумал ничего лучше, чем просто спуститься вниз. При приближении человека животные, не переставая ковыряться копытами в снегу, подались в стороны. Кирилл направился туда, где видел ближайшего пастуха. Небольшая группа оленей — голов шесть — пропуская его, оказалась в устье пологого распадка. Место, похоже, им понравилось, и они двинулись прочь от стада. Кирилл подумал, что это, наверное, неправильно и надо бы их вернуть. С этой благой целью он пошёл следом, но эффект получился обратным желаемому — олени начали живее перебирать ногами, обогнать и завернуть их не было никакой возможности. Что делать?

Упряжка возникла как чёртик из коробочки — выскочила из-за перегиба склона и помчалась наперерез оленям. Каюр не сидел на нарте, а бежал рядом, держась за дугу. Свободной рукой он раскручивал над головой бухту тонкой ремённой верёвки и кричал, точнее почти визжал:

— Эн-хой! Хой! Паг-паги!!

Олени задумчиво посмотрели на него, развернулись и не спеша потрусили обратно к стаду. Огибая Кирилла, они косились на чужака с явным неодобрением.

Солнце било в глаза, так что рассмотреть пастуха Кирилл смог, лишь когда тот, оставив упряжку на склоне, подошёл и остановился в двух шагах от него. Прокалённое солнцем и ветром тёмное, почти бурое лицо, едва намеченные пригубные складки, широкие густые брови и ни малейших признаков бороды или усов. Довольно высокий, хрипловатый и властный голос:

— Ты зачем моих оленей пугаешь?!

Кирилл оторопел: от этого человека на него прямо-таки плеснуло чем-то нематериальным... Биоэнергетической волной, что ли?! В общем, одновременно и с равной силой захотелось начать извиняться или полезть в драку.

— Что, язык потерял? — снисходительно улыбнулся туземец. Он откинул с головы капюшон и...

И Кирилл вдруг понял, что это — женщина.

Причём молодая.

Красивая.

Ну просто, ослепительно красивая — глаз не оторвать!

Как он сразу-то не разглядел?!

— Ты откуда взялся? — строго поинтересовалась туземка. — Почему такой худой? Голодный, да?

Мгновение — и юная красотка исчезла. На Кирилла теперь смотрела суровая женщина средних лет — этакая мать-хозяйка. В её словах прозвучала не насмешка, а озабоченность, причём такая искренняя, что... Что у аспиранта аж озноб пробежал вдоль хребта: ТАК спросить могла, наверное, только мама... Немедленно захотелось честно пожаловаться на всё «хорошее», что случилось с ним за последнее время, и почему-то возникла уверенность, что она поймёт, пожалеет, и это будет совсем не стыдно.

— Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? — собрался наконец с силами Кирилл.

— Хочу! — кивнула туземка, тряхнув косами. Она вновь сделалась молодой и красивой.

— Ты — Луноликая!

— Ага, — блеснули в улыбке белые зубы. — А ты?

— Я — Кирилл.

— Ки-рилл? Смешное имя! А зачем пришёл?

Вопрос поставил собеседника в тупик: с красивой девушкой можно и нужно любезничать, но в этих чертах проступала суровая взрослая тётка, которую молодой парень уж никак не может воспринять в качестве потенциальной сексуальной партнёрши. Кирилл зажмурился и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Не избавился и решил сказать правду: