Страница 15 из 95
— Немилосердно? Да это ещё мягко сказано!
— Эх, Ольга, ты ещё горько пожалеешь о том, что мне отказала!
— Где это я, интересно, пожалею?
— На открытии моего памятника, вот где!
— Ой, не могу! Вы только посмотрите на этого баснописца! — воскликнула девушка и, словно бы ища поддержки, оглянулась назад и только тут заметила Гурского и Винокурова, с интересом наблюдавших за этой сценой. — Ой, это вы, Денис Васильевич! Здравствуйте и вам, господин следователь.
Они учтиво поклонились, приподняв свои шляпы.
— Вам не требуется наша помощь? — бросив беглый взгляд на Николишина, осведомился Гурский.
— Нет, что вы...
— В таком случае, позвольте переговорить с вашим кавалером, — попросил следователь и, получив слегка удивлённое разрешение, отвёл молодого человека в сторону.
— Как вы можете общаться с таким пошлым типом? — строго глядя на девушку, поинтересовался Денис Васильевич, когда они остались одни.
— А что делать? — с притворной грустью вздохнула Ольга, полуприкрыв ресницами озорной взгляд, и вдруг попросила: — Найдите мне кого-нибудь получше!
— Кого же я вам найду? — растерялся Винокуров.
Ответ оказался восхитительно кокетливым.
— Себя, например! Вы овдовели много лет назад, так неужели вам не хочется снова завести семью?
Несмотря на возраст, в глубине души Дениса Васильевича ещё продолжали таиться робость и застенчивость, которые в молодости так мешали его непринуждённому общению с девушками. Именно поэтому он смутился и не нашёл ничего лучшего, как пробормотать глупость, нечто вроде того, что уже слишком стар.
— Но ведь это же пустые отговорки, Денис Васильевич! — проницательно глядя на него, с улыбкой заявила Ольга. — И дело вовсе не в вашем возрасте, признайтесь!
Признаваться ему совсем не хотелось, поэтому он лишь неопределённо пожал плечами. Действительно, из сестёр Рогожиных ему больше нравилась младшая и замужняя — Елена. Каждый мужчина в жизни бессознательно ищет свой тип или идеал женщины, а для Винокурова таким идеалом на всю жизнь осталась хрупкая, стройная, бледная девушка с пухлыми губками и наивными глазами — его первая любовь Надежда Симонова, которая вот уже тридцать лежала на Волковом кладбище под роскошным изваянием из чёрно-белого мрамора...
— Чем это он вас так возмутил? — стремясь переменить тему разговора, спросил Денис Васильевич, кивая в сторону Николишина, который в данный момент внимательно слушал, что ему говорит следователь.
— А! Ольга с досадой махнула рукой, поправляя при этом прядь каштановых волос. — Представляете, откуда-то выпал птенец и упал прямо на дорожку. Мы подняли его и пошли искать гнездо. Сенька залез на дерево и вернул птенца в семью, а потом спустился и нахально заявил, что такой подвиг милосердия заслуживает награды... Только не спрашивайте меня, какой! — со смехом закончила она. — Нет, но каков нахал! Да ещё, как оказалось, с манией величия. Согласитесь, что это уже слишком!
Её возмущение выглядело столь наигранным, что Денис Васильевич принуждённо улыбнулся. Однако на душе у него было совсем невесело при мысли о том, что столь остроумная, озорная и красивая девушка рано или поздно достанется такому пошлому ничтожеству, как Николишин, который ещё неизвестно чего хочет больше — любви Ольги или её приданого? Чёрт возьми, но почему у неё нет достойных поклонников?
Их беседа была прервана громким восклицанием. Услышав, как его назвали по имени, Денис Васильевич удивлённо оглянулся и в следующую минуту уже горячо пожимал руку пожилого, но по-прежнему очень элегантного господина, в котором легко было узнать его старого знакомого — Евгения Павловича Радомского. Последний раз они виделись пятнадцать лет назад на перроне Николаевского вокзала, с которого Денис Васильевич и Оксана уезжали в Швейцарию, а чета Радомских пришла их проводить.
— Очень рад видеть вас в добром здравии, дорогой Евгений Павлович, — сказал Винокуров. — Как поживаете, как ваша очаровательная супруга Вера?
По лицу Радомского пробежала лёгкая тень.
— В данный момент мы не живём вместе, — отвечал он, после чего так выразительно посмотрел на собеседника, что Денис Васильевич отказался от дальнейших расспросов. — Кстати, вы ещё не представили меня своей спутнице.
— Ах да, простите... Евгений Павлович... Ольга Семёновна Рогожина.
— Целую ручки, сударыня. — И Радомский, с преувеличенно старомодной учтивостью сняв шляпу, поцеловал руку девушке. — Вы так очаровательны, что вами не устаёшь любоваться!
— Вы меня смущаете, сударь, — в тон ему притворно застенчиво отвечала озорная Ольга, делая книксен. — Прогуливаться изволите?
— О да, и при этом мысленно вживаюсь в образ.
— Вы актёр?
— Всего лишь певец-любитель. Дело в том, что на досуге я участвую в любительских оперных спектаклях, а ныне наш новомодный режиссёр решил взяться за постановку «Евгения Онегина».
— Вам поручили главную роль?
— Благодарю за комплимент, сударыня — засмеялся Евгений Павлович, — хотя вы мне льстите. Нет, разумеется, мне поручена всего лишь партия Гремина.
— «Любви все возрасты покорны» — это моя любимая ария! — задорно воскликнула Ольга.
— В таком случае... — И он церемонно наклонил голову. — Честь имею пригласить вас на премьеру!
— Когда именно?
— Пока не знаю, у нас ещё даже не было генеральной репетиции. Но как только станет известен день премьеры, я немедленно извещу Дениса Васильевича. Полагаю, вы придёте вместе? — И он испытующе посмотрел на Винокурова, словно бы интересуясь его отношениями со стоявшей перед ними молодой женщиной.
— Будем ждать. — И Ольга вновь протянула Радомскому руку за очередным поцелуем. — По-моему, он бросил свою старую жену и сошёлся с молодой женщиной, — винила она Винокурову, как только Евгений Павлович раскланялся и удалился.
— С чего вы это взяли?
— В разговоре со мной у него слишком молодо и азартно блестели глаза. Значит, ваш знакомый имеет успех у молодых женщин, что, кстати, совсем не удивительно. Ну, а о том, что он разошёлся с женой, вы и сами слышали.
— Однако! Денис Васильевич покрутил головой.
— Вы мне не верите?
— Нет, просто пожалел о том, что не могу похвастаться тем же самым, — с улыбкой заявил он, бросив быстрый взгляд на Ольгу. — В смысле успеха у молодых женщин...
— Вы являетесь членом Российской социал-демократической рабочей партии? — первым делом поинтересовался Гурский, глядя в упор на Николишина с таким видом, словно это было обвинение в тяжелейшем преступлении. Впрочем, несмотря на то что данная партия принимала официальное участие в выборах и была представлена несколькими своими депутатами в III Государственной думе, в глазах Макара Александровича одна только принадлежность к столь радикальной организации действительно являлась преступлением.
— Ну и что? — скривился тот и тут же спросил: — А откуда вы про меня знаете?
Следователь досадливо дёрнул щекой, будто бы отгоняя этот глупый вопрос, как назойливую муху, и продолжил допрос с прежним пристрастием:
— В чьих интересах, позвольте спросить, вы ухаживаете за мадемуазель Рогожиной?
— В любовных, разумеется... — И Николишин скривил губы в глумливой улыбке.
— Да? Ане в интересах ли своей организации, стремящейся любыми способами пополнить партийную кассу?
— С чего вы это взяли?
— А тогда в чьих интересах вы ухаживали за молодой дамой в светлом пальто и шляпке с вишенками, с которой я видел вас два дня назад на Литовском проспекте? Кстати, делали вы это столь неудачно. — Тут Макар Александрович не удержался от язвительности. — Что даже получили по физиономии.
— Тоже в любовных! Может, скажете, что нельзя ухаживать за двумя сразу?
— Нет, отчего же...
— Или полиция теперь следит за моими амурными делами? — нагло перебил Николишин.
— Молчать! — вспылил Гурский, мысленно добавив «щенок». — И отвечать только на мои вопросы. Что это была за дама?