Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 24

Особенность истории человеческого общества состоит в том, что чем дальше прошлое уходит от нас, тем сильнее оно романтизируется в нашем сознании, становится возвышено-приподнятым. Энергетика романа А.Г. Ильяхова «Уроки Аристотеля» невольно передаётся читателям, заряжая их стремлением хоть на время вырваться из повседневных будней ради того, чтобы познать и полюбить давно ушедший, но безгранично интересный неведомый мир, имя которому – Античность.

Людмила Бирюк,

член Союза писателей России

Вместо пролога

…Филипп с младенцем на руках вышел на середину дворцового перистиля[1]. Подняв голову, стал всматриваться в сумрачное небо, сплошь закрытое облаками. Рядом с царём неожиданно появился Нектанаб, царский астролог и гадатель, – раньше он не допускал такую вольность. Странно, но Филипп не удивился его появлению:

– Что видишь на небе, царь? – услышал он.

– Я вижу облака, халдей.

– Смотри лучше – под облаками кружит птица.

Филипп повертел головой, внимательно всмотрелся в небо:

– Теперь вижу.

– Это орёл.

– Да, я хорошо вижу орла. Но почему он один?

– Орёл в стае не летает. – Голос халдея звучал негромко, но убедительно.

– Тогда ответь мне, халдей, почему орёл всё время кружит над дворцом?

– Орёл – любимец Зевса, его посланник. Он так ведёт себя, потому что подаёт знак.

– Как я могу узнать послание бога? Ты можешь сказать, халдей?

– Зевс даёт тебе знать, что видит малыша, которого ты держишь на руках, радуется ему.

– Ты уверен в том, что говоришь от имени бога, халдей?

– Верь мне, царь. Зевс сообщает свою волю через меня, потому что я его верный слуга. Сейчас Зевс послал орла, чтобы сказать, что не оставит без своего божественного покровительства ребёнка, которого ты держишь на руках. Он любит его, как сына своего. Он заложил в него силу и отвагу льва, царя зверей, поэтому Александр будет способен справиться с любым врагом. В нём бьётся сердце орла, царя птиц, – как орёл способен летать высоко и далеко, преследуя добычу, так и от Александра не спрячется ни один враг. Как никто из смертных не может смотреть на солнце – ослепнет, так никто не может видеть Зевса, потому что в нём сияние солнца. Только орлу дозволено смотреть на Зевса, потому что он сидит на его скипетре, держа в когтях молнию.





Филипп посмотрел на ребёнка и поднял его над головой. Громко крикнул, так, что, казалось, его услышала вся Пелла:

– Зевс! Дай знак, чтобы я поверил!

Все, кто был в перистиле, придворные и слуги, замерли в смятенном ожидании, пристально всматриваясь в хмурое небо…

Казалось, прошла вечность… Неожиданно облака над дворцом распахнулись, открывая кусочек иссиня-чистого неба. Оттуда на землю обрушился ливень ослепительно-ярких солнечных лучей. От такого чуда люди невольно прикрыли глаза и даже пригнулись, от страха. А Филипп посмотрел на ребёнка и увидел, что он улыбался и, не мигая, смотрел на солнце…

Глава 1. Полдень на Лесбосе

Двое

Полдень. Над Лесбосом нависла бездна ослепительно-голубого неба с пылающим глазом Гелиоса. Расплавленная жарой сапфировая гладь Эгейского моря замерла в бесполезном ожидании хотя бы легчайшего дуновения ветерка.

Лесбос – третий по величине остров Греции. Он имеет две глубокие бухты, где торговые корабли находят приют после дальних странствий. Среди скал и холмов повсюду разбросаны хлебные поля, оливовые рощи, пасутся стада овец. Дубовые и сосновые леса подступают к солёным лагунам, кишащим шумными птицами. В живительных водах термальных источников оставляют недуги люди и всякое зверьё. Над всем этим благодатным краем горделиво возвышается вершина горы Олимбос*, где живут бессмертные боги.

На восточной стороне острова раскинулась Митилена, самый крупный и влиятельный город на Лесбосе; черепичные крыши выглядывают среди густой зелёной растительности. Перед главными городскими воротами роща серебристых олив стойко пережидает знойное время; деревья спускаются уступами до самого берега моря.

Столетия назад первые поселенцы в этом месте высадили саженцы олив, привезённые с собой, как память о родине. Деревья прижились не все, но с тех пор безропотно несут тяготы безжалостного времени и сезонных невзгод. У них толстые узловатые стволы, уродливые ветви, а у некоторых порушенные молниями верхушки – метки гневающегося Зевса…

Путешественника, паломника или бродячего философа-софиста, зарабатывающего себе на жизнь страстными речами на агоре*, привлекает мелодичный звон родника в роще, истекающего из-под большого замшелого валуна. Испив освежающей влаги и насладившись божественным покоем под сенью олив, прохожий люд отправляется дальше по своим делам, славя Гермеса. В честь этого покровителя странников и бродяг на ближайшем дорожном перекрестье стоит четырёхгранный столб с возбуждённым фаллосом*, Герма, завершённый кучерявой головой бога.

В глубине рощи возвышается скала с подтёками цвета ржавого железа. В ней природная выемка – пещерка или грот, куда ведёт извилистая тропа. Внутри грота полусумрак и прохладно. Если сюда забредёт путник, он найдёт благословенный приют и в зной, и в непогоду. Отсюда неплохо просматривается безмятежное море, мерцающее в мареве солнечными бликами. Блаженная тишина нарушается сухим стрекотанием неунывающих кузнечиков…

В гроте находились два человека. Они удобно расположились на земле, выстланной сухой травой. Эти люди пришли сюда до полудня, с ними был ещё слуга, который принёс с собой съестные припасы, выложил всё на рогожку и ушёл. Прохладный воздух наполнился аппетитными запахами, навеявшими желание немедленно утолить голод.

Было отчего взволноваться желудкам! Варёная голова козленка, вспоенного молоком, его же ребра, ноги и вырезки, сдобренные восхитительным соусом из сильфии*. Жаренная на угольях свинина, источающая жирный сок; нежный костный мозг и сладчайшая смесь полусырых кишок барашков. Груды горячих вяхирей* и куропаток да горка мягких ароматных лепёшек. Пучки возбуждающей аппетит зелени, и чеснок, без которого истинному греку не прожить ни дня. Был ещё в двух горшочках трогалий – десерт, приготовленный искусным поваром из золотистого меда, мягкого сыра и творога. Вдобавок к ним ячменные пирожки с соблазнительной корочкой, изжаренные на оливковом масле и в свином жиру, и ещё кунжутные пирожные. Для закуски после вина яблоки с желто-красными боками, миндальные орешки. Боги на Олимпе завидовали такому обычному для эллинов застолью на природе!

Пора признаться, что к застолью в гроте были причастны Аристотель и Феофраст, первый в прошлом преподаватель афинской академии Платона, а второй – его ученик, тоже в прошлом, теперь их связывали крепкие дружеские отношения. Обнаружили они грот недавно и решили, что будут посещать его, когда вздумается провести досуг. Место действительно замечательное – удалённость от городской суеты, покой священной рощи, вид на море!

Для истинного эллина понятие идеального досуга представлялось не праздным отдыхом с безмятежным послеобеденным сном или бесцельным созерцанием природы, а полезными для сердца и души занятиями: посещение театра, участие в религиозных шествиях и городских торжествах или наблюдение в качестве зрителей за состязаниями поэтов, музыкантов и ораторов. К этому нужно добавить занятия атлетикой и охоту на зверя, но только ту, что случается ради развлечения, а не для пропитания. Но самым захватывающим и любимым видом досуга представлялась пирушка в кругу друзей – симпосий. Это могло быть застолье участников, близких по духу или роду деятельности, когда застольники получают удовольствие не от употребления изысканных блюд (хотя им тоже оказывается достойное внимание), а в результате обмена философскими речами, когда есть результат от разумных бесед и споров. На симпосии каждый высказывает свою точку зрения – на окружающий мир, природу и политику, – и никто его не остановит, не осудит, наоборот, одобрит такое поведение. Не зря мудрец Фалес* сказал: «Человек разумный идёт на пир не с тем, чтобы до краев наполнить себя, как пустой сосуд, а чтобы и пошутить, и поговорить серьезно, и поспорить»…

1

Пояснения к словам, отмеченным знаком *, см. в словаре в конце книги.