Страница 79 из 107
По миру пошла легкая рябь, он словно отъехал назад, превратившись в картинку. Она окончательно смазалась и сменилась другой, даже издалека какой-то тревожной.
Ночь. Серые стволы деревьев кутаются в рубище лишайников, словно все нищие королевства собрались на одной площади. Из-за черной, как небо, тучи, выглянула робкая, словно заплаканная луна и осветила каждую выщерблину на стволах, каждую жухлую травинку.
И снова лес какой-то знакомый, но мне некогда рассматривать его, я ищу, ищу глазами, и вот, вижу!
Отец! Богиня, как он постарел! Где тот отчаянный парнишка, что стоял на залитом солнцем холме и рассказывал брату о великой миссии по спасению мира?! И дело не в сетке морщин у усталых век, не в складках у рта, но его глаза… Вот в них на миг окунулся холодный серп луны… Уставшие, настороженные, словно за каждым стволом его подстерегает опасность. И больнее всего видеть, что в них нет страха, есть молчаливое согласие с неизбежным. Но не сейчас… Сейчас он кого-то ждет.
Вот его взгляд перестал быть настороженным, в нем появились знакомые теплые нотки, папа переступил с ноги на ногу, потер замерзшие ладони и улыбнулся, глядя на неподвижную россыпь кустарника. Лишь на миг улыбка озарила его уставшее лицо, и этого мига хватило, чтобы узнать того самого мальчишку, юного, бесшабашного, самоотверженного, которым когда-то был папочка.
Кусты, на которые довольно уставился папочка, без единого шороха расступились, и на прогалине показалась высокая фигура, закутанная в черный походный плащ. Взмах могучей руки – и черный капюшон оказался откинутым за спину, открывая бледное, холодное и бесстрастное лицо.
В отличие от папочки, годы мало изменили Зверя. Внешне он не изменился вовсе, разве что взгляд стал более холодным и каким-то въедливо-отстраненным, словно смотрит насквозь. Жесткая складка у губ, такое ощущение, что он не улыбался с того времени, как расстался с папой, там, на холме…
- Ты звал меня, брат, и я пришел, - низким, глухим голосом проговорил он после того, как мужчины разомкнули объятия, куда более длительные, крепкие и хрустящие, чем там, на холме.
- Да, Зверь. Я счастлив видеть тебя, брат… если бы не причина нашей встречи.
Идеально ровный, белый лоб зверя нахмурился.
- Твои подозрения подтвердились? – озабоченно спросил он.
- Все оказалось хуже, чем я предполагал.
Глаза Зверя сузились, губы чуть раздвинулись в неком пугающем подобии улыбки.
- Ты звал, чтобы мы бились?
Папочка покачал головой, вздыхая.
- Пока рано, мне нужно подготовиться… как следует. Сейчас главное позаботиться о семье. Их не должно и косвенно затронуть мое участие во всем этом.
Зверь кивнул, кажется, больше своим мыслям, чем словами папочки.
- Понимаю, - проговорил он. – Ты хочешь скрыть жену и дочерей в Заповедных землях?
Папочка снова покачал головой и потер подбородок, а у меня защемило сердце. Я вспомнила, что папочка всегда касался подбородка, когда переживал из-за чего-то, и думал, что мы этого не замечаем…
- Иоланте и Вите с Микой ничего не угрожает, - сказал он задумчиво. - Они…
Он оборвал сам себя на полуслове, за него закончил хриплый голос Зверя:
- Они одни из них.
- Да…
- Чем могу помочь я?
Папочка всмотрелся в хмурый лик Зверя и улыбка озарила его озадаченное лицо.
- Все дело в моей младшей дочери. Моей наследнице.
Слово «наследница» он особо выделил интонацией.
- Лирей, - с нежностью проговорил он, а у меня глаза чесаться перестали, а щекам стало влажно, очень влажно, прямо невыносимо мокро. - Ей здесь опасно, - сказал папа. - И никому, кроме тебя, я не могу доверить…
Налетевший порыв ветра оказался таким сильным, что последние слова отца я не расслышала.
Устремившись вперед, поняла, что почему-то не могу приблизиться. Слова долетают до меня обрывочно. Кажется, папочка что-то говорит о пророчестве. Так и есть.
- Сдается, мой друг, мы … в пророчестве… она…
Мне не слышно, что говорит отец, но каждая его фраза делает лицо Зверя еще более хмурым. Но это не сильно печалит отца, наоборот, в его глазах я вижу теплые, лукавые искорки. Порыв ветра, с пылью, сосновыми иголками оказался таким мощным, что мне пришлось зажмуриться, даже присесть, закрывая лицо руками, и какое-то время я ничего не видела и не слышала, кроме приближающегося рева урагана, предвещающего беду.
Когда мне удалось открыть глаза, закрываясь от ветра, я увидела, как отец снял с шеи этот самый зеленый камень, и, привстав на цыпочки, надел его на бычью шею Зверя. Следом что-то передал ему, вложил прямо в лопатообразную ладонь.
Я по-прежнему не слышу слов, но ощущаю, как из тьмы что-то несется на них, какая-то злая, сокрушительная сила, страшнее которой ничего нет и быть не может, само зло…
Вот они оба обернулись, вглядываясь во тьму, приложили ладони к глазам, чтобы не засыпало.
Меня как будто что-то дернуло вверх, и я поняла, что стою прямо на пути этой силы, но я сопротивляюсь каким-то чудом и кричу, ору, срывая голос:
- Папа! Папочка!! Спасайся!!!
Увы, мой голос звучит беззвучно, я сама не слышу его, только знаю, он звучит в моих мыслях, но что-то заставляет отца смотреть прямо сквозь меня, и я отчетливо вижу его лицо, каждую черту. Выражение лица честное, открытое, и бесконечно печальное, в глазах то самое согласие с неизбежным, у губ пролегли две глубокие складки, брови нахмурены.