Страница 17 из 57
Соня сложила шитье в рабочую корзинку и, не прощаясь, удалилась в свои покои. По дороге заглянула к девочкам, которые вновь занялись костюмами.
- Соня, покажи, как пришить галун! А из чего сделать бандо?[2] - напустились на нее девочки.
Однако их тетушке было нынче не до фантазий. Пообещав помочь им непременно, как будет время, молодая особа заперлась у себя. Достав заветную тетрадь, она задумалась. День был полон впечатлений, и всякие мысли толпились в голове, требуя выхода. Появление Биби, странное поведение Владимира, Дюваля... Дюваль так и не нашел способа остаться с Соней наедине и объясниться. Впрочем, теперь уж это не важно. Соне надобно держаться от этого загадочного человека подальше, но не спускать с него глаз. А не проследить ли за Дювалем, когда тот получит выходной? Должно быть, много интересного откроется!
Соня чувствовала усталость и головную боль. Она взяла в руки зеркало и внимательно посмотрела на себя. Давеча по примеру Сашеньки натерлась кислым молоком, а потом мыла лицо хлебным мякишем, по совету Сашеньки же, чтобы кожа была нежной и тонкой. Однако красавицей ее эти ухищрения не сделали. И моложе Соня не стала. Надобно смириться с тем, что чуда не будет. Все в ее жизни уже позади. "Должно быть, разум изменил мне, коль скоро я соблазнилась призрачной надеждой!" - горько думала Соня, разглядывая опустившиеся уголки губ, серый цвет лица. Даже прекрасные глаза ее были тусклы сейчас и смотрели уныло. Вынув шпильки, Соня распустила волосы по плечам. А ведь Биби и Сашенька старее ее на пять лет, но кто поверит этому? Дамы так свежи, так живы и прелестны, в особенности Сашенька...
Полно! Надежды прочь. Соня стукнула зеркалом по столу. Ее удел - это дети Владимира, которому она обязана всем счастьем жизни. Дети и дом Владимира. Покой и уют этого дома... которому грозит опасность. Какая?
Взявшись за гребень, Соня медленно провела по волосам и неожиданно вздрогнула, потому что в дверь ее комнаты негромко постучали.
Соня вовсе не была готова теперь показаться Дювалю. Однако именно он стоял на пороге и ждал знака, чтобы войти. Молодая женщина отступила назад, давая французу возможность сделать это. Она спохватилась, что не причесана, схватилась за шпильки. Дюваль мягко взял ее за руку (причем Соня явственно учуяла запах вина) и произнес:
- Оставьте это, позвольте полюбоваться...
"Верно, он смеется надо мной", - подумала было Соня, но гребень убрала. Она предложила гостю сесть на стул, сама присела на краешек кресла. Только теперь она почувствовала, как ее сотрясает внутренняя дрожь.
- Мсье Дюваль, вы имеете ко мне разговор? - выговорила, наконец, бедняжка.
Молодой мужчина огляделся по сторонам и покачал головой:
- Живете без роскоши. Вас здесь не ценят.
- О, нет! Вы ошибаетесь! - вспыхнув, возразила Соня.
- Почему вы позволяете вашим родственникам так небрежно обращаться с вами? Мсье Мартынов - тиран.
- О, как вы ошибаетесь! Володя меня любит и ценит!
- Однако он диктует вам, во что одеваться, и принуждает вас заниматься детьми, в то время как мадам Мартынова...
- Не смейте продолжать! - перебила его разгневанная Соня. - Я не позволю вам говорить о моей семье в подобном тоне!
- Это ваша семья? - озадаченно спросил Дюваль и внимательно посмотрел на раскрасневшуюся Соню. - Que diable?[3] Вы влюблены в мсье Мартынова? Вы его любовница?
Соня решительно поднялась и распахнула дверь:
- Прошу вас оставить меня! - торжественно произнесла она.
Однако учитель не тронулся с места.
- Один вопрос! - проговорил он уже иным тоном. - Вы сейчас вполне искренни? Я могу вам верить?
Соня помедлила и вновь затворила дверь. Она смешалась. Дюваль продолжал внимательно смотреть на нее, но выражение его красивого лица сменилось с холодного на участливое.
- Мсье Дюваль, вы забываетесь! - предупредила Соня. - Я вам весьма благодарна за то, что вы не оставили Мишу. Однако если вы продолжите в том же духе, то я вынуждена буду просить вас покинуть наш дом.
- Ваш дом? - эхом повторил Дюваль. - Но почему вы называете его вашим домом? Это дом Мартыновых.
- Я тоже Мартынова, - кротко ответила Соня. - Владимир - мой двоюродный брат. Я давно живу с ними и вполне счастлива. И я не понимаю, почему вас это тревожит!
- А я не могу понять, почему молодая, красивая женщина тратит свою жизнь на чужих людей. Отчего вы не замужем?
Соня вновь покраснела и испуганно посмотрела на Дюваля: не смеется ли он над ней. Назвать ее красивой - это ли не откровенная насмешка? Однако француз был серьезен и не думал шутить. "Он назвал меня красивой!" - бешено затрепетало сердце Сони. Дюваль ждал ответа.
- Я никого не любила... - ответила она вовсе не то, что должна была. Участливый взгляд Дюваля производил на нее магнетическое действие.
- И вы совершенно искренне привязаны к детям Мартыновых?
- Совершенно! - обиженно ответила Соня. Как он мог подозревать ее в лицемерии!
- Не сердитесь, - тихо попросил Дюваль. - Мне не доводилось в жизни встречаться с подобным самоотречением и преданностью. О женщинах, увы, я весьма нелестного мнения. Всему виной мой жизненный опыт. В юности мной играла женщина, в которую я был влюблен. Я дал себе слово впредь не принимать близко к сердцу любовь дам. Все они представлялись мне глупыми кокетками, порочными, низкими, лицемерными...
- Вы никогда не любили? - сокрушенно прошептала Соня. Признание Дюваля больно ранило ее сердце.
- Увы! - усмехнулся он. - Я играл в чувства, но никогда не любил. Я выучился легко смотреть на жизнь, не искать привязанности и верности, поскольку сам не был верен. Женщины - продажны и лицемерны, а значит, надобно пользоваться этим. Вот мое правило.
- Однако, ваши родители, близкие? Неужли вы ни к кому никогда не были привязаны?
- Мои родители давно умерли, с тех пор я один.
- Это ужасно! - воскликнула тронутая и этим признанием Соня, однако тотчас встрепенулась: - Но что же вас привело сюда? Я не гожусь для ваших игр!
- Я вовсе не желал вас обидеть! Мне следует просить прощения за ту вольность, которую я позволил вчера, находясь в некотором подпитии. Привычка видеть в женщинах существа примитивные меня подвела. Простите, если это возможно.
- Что ж, - поднялась Соня, - я прощаю вас, сударь, и еще раз благодарю за то, что не покинули Мишу. Он привязался к вам.
- Признаться, я тоже... - Дюваль улыбнулся, и лицу его вернулись простодушие и веселость.
Француз понял, что пора завершать визит.
- Я напугал вас? - с прежней мягкой улыбкой спросил он и кончиками пальцев потрогал волосы Сони.
Молодая женщина почувствовала, что между ними происходит нечто волнующее. С замиранием сердца она качнула головой, не имея сил произнести хоть слово. Запрокинув голову, она смотрела прямо в ясные, светлые глаза Дюваля и теряла рассудок. Невероятная сила влекла ее к этому мужчине. Соня понимала, что находится в полной его власти. Это было страшно и восхитительно. Дюваль не делал ни малейшего движения навстречу, но Соне казалось, что их лица недопустимо сблизились. Губы ее пересохли, она напряженно видела, как влажны и трепетны его уста, как они близко! Она чувствовала его дыхание; пальцы Дюваля легко ласкали ее волосы, и эта ласка пронзала все тело Сони несказанной истомой и блаженством.
"Женщины существа примитивные", - вдруг прозвучало в голове молодой особы, и она отпрянула от искусителя. Дюваль осторожно взял руку Сони и, нежно поцеловав ее, исчез за дверью.
С мучительным стоном Соня опустилась на свою скромную кровать. Нет, эти глаза не могут лгать! Давеча, читая детям перед сном Евангелие, она прочла с особенным смыслом: "Светильник для тела есть око. И так если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло". Он светел и чист, иначе не может быть! И если есть у него тайна, она не враждебна, не угрожающа. Он не способен причинить зло! Он так красив... Какие у него нежные губы, как они теплы... Забывшись в грезах, Соня перестала понимать, где она и что она. Из сладкого забытья ее вывели странные шумы в коридоре. Это были чьи-то торопливые шаги. Соня вздрогнула и прислушалась. В дверь комнаты Дюваля постучали. Еще раз.
2
Обруч для волос
3
Что за черт? (фр.)