Святочный сон

- Душа моя, - обратился однажды он к Соне по-русски, - Тебе должно быть совестно так рядиться, ты ведь детей воспитываешь! Чего доброго, девочки станут брать с тебя пример!

Соня покраснела и жалко улыбнулась.

- По-твоему, я нелепа? Что ж, ты, верно, прав... - голос ее сорвался, а на глаза выступили слезы.

- Голубчик Володя, ты несправедлив, - вступилась за Соню его жена. - Сонечка себя забыла с нашими детьми, а мы и рады. Когда в последний раз ее в магазин возили или к портнихе? Вон у нее обувь разваливается, шубка вовсе сносилась... В доме молодой мужчина, это так понятно, что Соне хочется выглядеть привлекательно.

Последняя фраза взбесила Владимира:

- Вот нам кто нынче моды диктует! Чудеса! Впрочем, чему удивляться...

Он со звоном поставил чашку на блюдце и вышел из столовой. Все присутствующие примолкли, повисла тягостная тишина. Соня ждала, что Сашенька тотчас побежит за Владимиром, но та задумчиво водила ложечкой по белоснежной скатерти. Дюваль внимательно посмотрел на Соню, словно спрашивая, что здесь случилось, но она отвела взгляд, силясь скрыть слезы...

Случай для разговора выдался, наконец. Владимир застал Дюваля в передней, когда вернулся из присутствия. Француз только что привез Мишу с фехтбодена, мальчик уже умчался наверх.

- Мсье Дюваль, потрудитесь зайти ко мне в кабинет, теперь же, для приватной беседы, - сухо проговорил Владимир.

Дюваль прямо взглянул на него и коротко ответил:

- Хорошо.

Они молча проследовали в кабинет Мартынова. Владимир не предложил Дювалю сесть, сам же устроился в кресле и закурил сигарку. Щурясь от дыма, холодно произнес:

- Господин учитель, верно, вы догадываетесь, о чем я вынужден говорить с вами?

- Нисколько! - ясно глядя в глаза Мартынова, ответил Дюваль.

Владимир оказался в затруднении, ведь он не мог сказать, что видел Соню в комнате француза. И без того сознание собственной низости истерзало его. Пауза затянулась.

- Мне показалось, вас что-то связывает с моей кузиной, - насилу выговорил Владимир Александрович.

- Простите, я не понял, - с вопросом уставился на него Дюваль.

Мартынов рассердился:

- Я плохо говорю по-французски?

- О, нет!

- Тогда извольте отвечать! Что у вас с Соней?

Изумление Дюваля было вполне искренним:

- С Софьей Васильевной?!

Мартынов усомнился в собственной памяти. Он помолчал, осознавая глупость своего положения, затем другим уже тоном произнес:

- Мсье Дюваль, я хочу предупредить вас. Соня - необыкновенная женщина, она весьма одинока, никогда не была замужем. Победа над ней не сделала бы вам чести, а для нее была бы убийственна. Ведь вы не женитесь на ней, как я понимаю?

Дюваль нахмурился и твердо ответил:

- Я с почтением отношусь к Софье Васильевне и никогда бы не посмел злоупотребить ее добротой и слабостью. Ваши подозрения оскорбительны для меня.

Владимир готов был ему поверить, но ведь он своими глазами видел их вместе в недвусмысленной ситуации. Проклятье! Лучше бы было ему спать в ту ночь, не просыпаясь.

- Моя кузина очень ранима, не причиняйте ей боли, - тихо завершил беседу Владимир.

Не давая французу возразить, он жестом показал, что тот свободен. Выйдя из кабинета, Дюваль имел порядком озадаченный вид. Он постоял некоторое время в раздумье, затем покачал головой и направился восвояси.

Поощряя Соню в попытках нравиться французу, Сашенька не кривила душой. Она совершенно искренне желала, чтобы Соня устроила свою судьбу. Однако все это не исключало тайного интереса и невольной тяги ее самой к Дювалю. Сашеньке было бы легче избегнуть соблазна, знай она, что может навредить дорогой родственнице.

После нападок Владимира на кузину Сашенька решила помочь ей. Однажды, отправляясь в магазины, она заставила Соню переложить заботы о детях на француза и ехать с ней. Молодая особа рассердилась, но была вынуждена подчиниться требованиям Сашеньки. Они пустились в приятный вояж. В каждом магазине Мартынова выдерживала бой за шляпку, платье или козловые башмачки. Соня отказывалась "выбрасывать деньги на ветер".

- У меня есть шляпка! Пусть уже не модная и слегка полинявшая, но что за беда? - отбивалась она от Сашеньки.

Однако та взялась не шутя, и заставила Соню примерить новую шляпку, после подобрала и платья, и перчатки, и башмаки. Сидельцы сновали туда-сюда, носили в карету картонки и свертки с бельем, корсетами, духами, всякими приятными мелочами, составляющими удовольствие любой женщины. Только не Сони. Молодая особа ворчала всю дорогу и чувствовала себя мотовкой, разоряющей семью. И хотя в доходах Мартыновых с саратовских имений была немалая Сонина доля, она все же считала чуть не преступлением тратить деньги на себя.

- Поверь мне, душенька, - увещевала ее Александра Петровна, - мужчины - капризные существа. Они прежде видят оболочку, им красоту подавай, а есть ли что за этой оболочкой, им дела нет.

- Что мне до мужчин! - краснела Соня. - Владимир прав, я детям должна быть примером!

Сашенька лукаво улыбнулась:

- Ты хочешь, чтобы Лиза и Катя выглядели так же, как ты?

Соня вовсе смешалась:

- Нет, но... в определенном смысле...

Она еще больше, до слез, покраснела и подавленно умолкла.

- Не стыдись, Соня, - мягко проговорила Сашенька. - Дюваль, я уверена, вполне благородный молодой человек, не вертопрах, не ветреник. Он сможет оценить твои несомненные достоинства. Надобно лишь ему немного помочь, - добавила она ласково.

Соня была уже не в силах более сдерживать слезы смущения и благодарности. Она поцеловала Сашеньке руку и весь оставшийся путь растроганно шмыгала носом.

Обнадеживая кузину, Сашенька нечто утаила. Давеча, оставшись в доме одна (Соня повела детей в церковь), она наигрывала на фортепьяно что-то из итальянской оперы и думала о Дювале. Тот не замедлил явиться на удивление рано из своего воскресного отпуска. Бесшумно войдя в гостиную, где музицировала прекрасная женщина, француз устроился на кушетке слушать. Когда Сашенька завершила опус бурными аккордами, Дюваль похлопал в ладоши. Сашенька вздрогнула от неожиданности и резво обернулась.

Француз приблизился к ней, опустился на колени и благоговейно поцеловал край ее платья. От такой дерзости дама несколько оторопела, но тотчас велела французу подняться. Он взглянул на нее снизу вверх, и - все поплыло перед глазами Сашеньки. Не помня себя, она протянула Дювалю руки, которые тот стал трепетно целовать. Бедняжка чувствовала, что теряет последние силы, отдаваясь во власть чужого мужчины...

Надобно отдать должное Дювалю, он не воспользовался слабостью женщины. Его восхищение и благоговение не перешли границы дозволенного. Француз бережно опустил ручки Сашеньки и поднялся с колен. Дама опомнилась и отчаянно смутилась.

- Месье Дюваль, - пробормотала она, краснея, - вы не должны позволять себе подобные вещи.

Дюваль молча поклонился и вышел. Сашенька сжала виски, как от сильной головной боли. Боже милосердный, она была готова пасть в объятья гувернера! От гибели ее спасло лишь благородство француза. Без стыда Сашенька не могла вспоминать об этом. Вот и теперь бледнела от одной мысли, что кто-нибудь мог подглядеть за ними. Разве позволительно быть такой неосторожной? Нет, надобно поскорее избавиться от Дюваля! Заодно и Соню пристроить...

Вернувшись домой, Сашенька с энтузиазмом взялась прихорашивать Соню с помощью обновок. Бедная девица покорно сносила все, мало надеясь на чудо преображения. К розовому платью понадобилась сложная прическа, изящные туфельки, кружевные перчатки.

- Помилуй, Александрин, для чего мне этот наряд? Я из дома-то никуда не выхожу. Не с руки будет хозяйством заниматься да за детьми ходить. Мне бы что-нибудь поскромнее...

Она виновато смотрела на Сашеньку, неловко поводя плечами, словно ей было тесно в нарядном платье. Та не хотела сдаваться, вертела Соню и так и сяк, меняла платья на ней, как на кукле, но все не находила нужного. Чуда не произошло. В роскошных платьях некрасивость Сони казалась еще приметней. Прическа с шиньоном и буклями вовсе не шла к ее худому лицу, делая его карикатурным. Вдохновение иссякло, и Сашенька опустила руки.