Физрук

— Каждый человек должен чувствовать себя нужным, — негромко сказал Ильич. — Но желание гостя — закон. Давайте уединимся. Мы уединимся, Феликс.

— Пойду посты проверю, — сказал Феликс, на прощание одарив Соломона взглядом, холодным, как жало стилета, входящее тебе под ребра декабрьским утром. — Расходимся, товарищи. Здесь нет ничего интересного.

Товарищи разошлись на исходные. Ильич приглашающим жестом указал на вход в мавзолей.

— После вас, батенька.

В глубины они не пошли, устроились в гардеробе. Ильич присел на шаткий деревянный стул, оставшийся еще с прежним времен, и тут же принялся раскачиваться.

Соломон стоял.

— Итак, откуда вы, батенька?

— Издалека, — сказал Соломон. — Очень издалека.

— Из Владивостока?

— Из других миров, — сказал Соломон.

— Хотите встать в наши ряды и помочь общему делу?

— Хочу помочь, — сказал Соломон. — Но без вставания в ряды, увы.

— Тогда спрошу прямо. Вы, батенька, коммунист?

— Я сочувствующий, — сказал Соломон.

— Неопределившийся, значит. Вы хоть понимаете, батенька, что коммунизм — самая прогрессивная из возможных моделей построения общества?

— Со всем моим уважением, вождь, но я здесь не для того, чтобы участвовать в политических дискуссиях, — сказал Соломон. — Да и у вас на них осталось не так много времени. Грядет большая война, и враг уже на пороге.

— Нам не привыкать жить в окружении врагов, — сказал Ильич. — Кто на этот раз? Белогвардейцы? Эсэры?

— Наймиты капитала, — сказал Соломон.

— Почему мои товарищи не могут к вам приблизиться? — внезапно спросил Ильич.

— Потому что на мне лежит аура отпугивания нежити, — сказал Соломон.

— А я тогда почему могу?

— Потому что на высшую нежить эта аура не действует.

— Вот, значит, как.

— Вы знаете, кто вы?

Ильич задумался, но раскачиваться не прекратил. Стул скрипел.

— И кто я? — спросил Ильич после нескольких минут молчания.

— Сначала ответьте на мой вопрос, — сказал Соломон. — Какие чувства вы испытываете, глядя на меня? Жгучую, переполняющую ваше существо ярость?

— Пожалуй, что так, — несколько смущенно сказал Ильич.

— Вы не находите это странным? Ведь вы же меня совсем не знаете.

— Нахожу, батенька. Но в мире сейчас столько всего странного происходит…

— Это не ваша эмоция, — сказал Соломон. — Она навязана вам извне.

— Кем же?

— Тем, кто вас создал.

— Полагаю, вы знаете, каков будет мой следующий вопрос.

— Система, — сказал Соломон. — Вас создала Система. Как вам удается сдерживаться?

— У коммуниста должен быть холодный разум, — сказал Ильич. — Что такое Система?

Соломон объяснил. Опустив, впрочем, некоторые подробности.

— Архизанятная история, — сказал Ильич. — И каково же мое место в этой Системе?

— Вы — уникальный именной континентальный рейд-босс, — сказал Соломон. — Искусственная сущность, сохранившая часть воспоминаний своего прототипа.

— И что означает этот набор слов? Если вы изволите изъясняться в понятных мне терминах.

— Представьте себе большую игру в "Зарницу", — сказал Соломон. — Вы — как флаг в этой игре, тот самый, который стремятся захватить все игроки. Только вас они захватывать не будут. Они попытаются вас убить.

— Игра, значит?

— Для миллиардов людей во вселенной эта игра заменила жизнь, — сказал Соломон.

— Значит, это Система во всем виновата? Эта она извратила саму суть нашего учения, сделав меня повелителем… нежити?

Соломон кивнул.

— Кто создал Систему?

— Предтечи. Древние. Мы не знаем. Она автономна, самодостаточна и поглощает один мир за другим.

— Может быть, чайку? — спросил Ильич. — Мне теперь совсем не нужно его пить, но сила привычки, знаете ли…

— Нет, спасибо, — сказал Соломон. — Я знаю, как действует Система, изучил ее алгоритмы. Приходя в новый мир, она обращается к его истории, находит в ней наиболее значительных людей и возрождает их в качестве неигровых персонажей, давая им неслыханное могущество и, зачастую, доводя ситуацию до абсурда. В вашем случае она просто не могла пройти мимо.

— Понимаю, — сказал Ильич.

— Но поскольку вы нужны Системе в определенном качестве, она навязывает вам необходимую модель поведения, — сказал Соломон. — Как правило, это привязка к какому-то конкретному месту или предмету и острое, никакими разумными доводами не мотивированное желание его защитить. Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — сказал Ильич. — Вот это место.

— Я так и думал, — сказал Соломон. — Но где-то внутри вас живая прежняя личность, живы ее мечты и устремления, может быть, она погребена глубоко под навязанными Системой ценностями, но вы должны найти ее и дать ей право голоса.

— Не так уж и глубоко, батенька, — сказал Ильич. — Не так уж и глубоко.

— Простите, значит, я вас недооценил, — сказал Соломон.

— Но никакие интервенты не заставят меня отсюда уйти, — сказал Ильич.

Соломон вздохнул.

— Разве ваша идея привязана к какому-то географическому объекту?

— Нет, — сказал Ильич. — Но отсюда я не отступлю.

— Хорошо, — сказал Соломон. — Я ждал чего-то подобного, поэтому хочу преподнести вам подарок.

В его руке появилась небольшая хрустальная сфера, не больше двадцати сантиметров в диаметре. Внутри сферы бушевало пламя, клубился черный туман и сверкали молнии. Словно талантливый и безумный мастер заключил в хрусталь миниатюрную модель ада.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих.

— Я не данаец, — сказал Соломон. — В этой ситуации я скорее представитель Трои.

— И где ваш народ?

Соломон развел руками.

— Те, что остались, во многих мирах, — сказал он. — Но большая часть мертва. Как и большая часть любого другого народа, в чей мир приходит Система.

— Сожалею, — сказал Ильич и указал на сферу. — Но что это?

— Это оружие последнего шанса, — сказал Соломон. — Оружие возмездия, если хотите. Когда придет время, просто разбейте ее.

— И что тогда произойдет?

— Вы и сами это понимаете.

— Хорошо, — сказал Ильич. — Я возьму.

Соломон сделал шаг вперед, и сфера перешла из рук в руки, а затем исчезла в инвентаре континентального рейд-босса.

Интересно, что там еще лежит, подумал Соломон. И что может с него дропнуться, если я сейчас атакую. Впрочем, сейчас, не в основной броне, без бафов, подготовки и команды, я могу и не потянуть. Да, это новый мир, и рейд-босс еще не вошел в полную силу, но не факт, что я смогу одолеть его в честном бою.

А честного боя и не будет. Он призовет своих миньонов, и все вместе они меня задавят толпой. Как бы крут ты ни был, зерг-раш никто не отменял. Запинают и имени не спросят.

Хорошо, что я сюда не драться пришел.

— Но почему вы это делаете? — спросил Ильич. — Зачем предупреждаете и помогаете?

— Потому что я в некотором роде такой же, как вы, — сказал Соломон. — Революционер, террорист, разжигатель войны и шататель устоев. Я сею ветер и жду, пока взойдет буря. Я хочу разрушить старый мир до основания.

— А затем?

Соломон промолчал.

— Значит, не такой же, — заключил Ильич. — Ибо конечная моя цель — не разрушение старого мира, а постройка нового. Который будет лучше, чем разрушенный.

— Я прожил слишком долго и не верю в лучшие миры, — сказал Соломон.

— Вы — воплощенная ненависть, — сказал Ильич.

— Пусть так.

— В определенные моменты истории такие люди могут быть полезны, но когда цель будет достигнута, им придется уйти.

— Когда цель будет достигнута, я и сам уйду, — сказал Соломон. — Обойдемся без ледорубов.

— Здесь и сейчас ваша цель уже достигнута, — сказал Ильич. — Уходите.

— Да будет так. Позволите дать на прощание один совет?

— Извольте, батенька.

— У вас же есть способность призывать… старых друзей?

Ильич кивнул.

— Призывайте тех, у кого есть боевой опыт.

С этими словами Соломон Рейн достал из инвентаря свиток, открыл портал и шагнул в него, бросив последний взгляд на вождя. Его дела на этой планете были закончены.