Герои чужой войны

Вышли мы ранним утром, как только с востока забрезжило рассветными лучами. Как-то само собой вышло, что нашу малочисленную группу возглавил я. Томак с ехидной усмешкой пожал плечами, когда я его спросил, какие наши планы. Кели улыбнулась, но тоже ничего не ответила, словно признавая мое главенство. Тогда я рассердился и с первых же шагов задал такой темп, что через пять поприщ друзьям стало не до улыбок. Пока была возможность, надо было бежать, бежать изо всех сил. Кели отдохнула, нога функционирует, и значит — вперед, к морю!

Гористая местность постепенно исчезала, уступая место низменности с небольшими лесными островками, где мы отсиживались, переводя дух. Приходилось переходить множество мелких ручьев с хрустально-чистой водой, пересекать вересковые пустоши, а однажды мы вышли на торфяники, в которые мне соваться совсем не хотелось.

— Идем в обход, — решил я и повернул на северо-восток, к темнеющим на далеком горизонте горам. Это меня чрезвычайно обрадовало. Выходило так, что хребет, закрывающий Водосад, мы давно миновали, и перед нами открывалась равнина, тянущаяся до самых Северных Отрогов. А это означало одно: скоро побережье, если идти точно на север.

Поправив ремень «слонобоя», который стал елозить по моему плечу, я первым зашагал по зыбкой почве, стараясь быстрее миновать торфяник. Не люблю болота. Мерзкая рана на теле земли, норовящая загубить все живое. Помню, еще в детстве я пошел в лес со своей теткой по ягоды. Каким-то образом умудрились вляпаться в зыбун. Почва под ногами ходила как живая, и я, обмерев, делал осторожные шаги за теткой, которая еще и подзуживала меня, дескать, если провалимся вниз — никто нас не спасет. Засосет болото по самую маковку. С тех пор я даже на сто метров не подходил к сомнительным местам. А друзей, которые звали меня собирать по осени клюкву на болотах, я отправлял в далекое и пешее эротическое путешествие.

Если бы я знал, что надо перед торфяниками повернуть правее, мы бы вышли прямо на побережье уже через несколько часов. В заливе стоял сторожевой фрегат росенского флота с приказом от графа Андика подбирать всех, кто подходит под наше описание. Знал бы прикуп — жил бы в Сочи….

Что толкнуло меня повернуть в другую сторону — я и сам толком не смог ответить. Может, далекие горы. Может, незнание местной географии. Или Фортуна сегодня была не в духе, и легким поворотом указующего перста смутила мой разум. Ни Томак, ни Кели не протестовали, ибо сами не знали, куда идти.

Говорят, нет худа без добра. Передвигая тяжело натруженные ноги после очередного рывка, мы увидели сторожевую башню, торчащую посреди равнины. Вернее, разглядела ее Кели. Воодушевленные, мы ускорили шаг, торопясь под защиту стены. Подстегивали нас и наползающие с Северных Отрогов тяжелые черные тучи. Непогода грозила вылить на нас тонны воды.

— Поторопимся, — сказал я и посмотрел на Кели. — Справишься?

— Пока еще могу, — ответила девушка, откидывая слипшиеся от пота волосы со лба. — Так чего встали? Бежим.

Вторая на нашем пути башня была точной копией той, которую мы покинули ранним утром. Мы шли до нее семь часов с учетом остановок и обходного маневра перед торфяниками — я специально засек время. Выходит, что следующая башня, если она существует, конечно, стоит в шести-семи часах перехода. Ну, это просто гипотеза, я же не утверждаю.

У башни не было дверей, но внутри обстановка соответствовала своему предназначению. Томак быстро сбегал наверх и, вернувшись, доложил:

— Наверху пусто. Ранее заготовленный хворост и дрова превратились в труху. Костер не разложить. Неподалеку отсюда есть овраг, очень глубокий, но там можно срубить лесину.

Оставив Кели в башне отдыхать, мы отправились на заготовку топлива и оборонительного щита. Овраг действительно был глубокий. Откуда-то потоки воды однажды вырыли в теле земли уродливый шрам, теперь заросший елями и соснами. Кое-где шелестели листьями березы.

— Береза дает хороший жар и ровный огонь, — сказал я, кивая на облюбованное мной старое дерево со съежившейся берестой. — Давай, его завалим.

— А как вытаскивать будем? — задрал голову Томак. — Высоко, не вытянем.

— У Кели в мешке есть веревка, — вспомнил я, — привяжем к стволу и будем ишачить до упора, пока не вытащим наверх.

Я боялся, что дождь намочит наше потенциальное топливо, и будем потом дым глотать, пытаясь разжечь мокрые дрова. И пока Томак бегал за веревкой, я остервенело рубил березу, и почти закончил, когда он прибежал обратно. Мне даже пришлось скинуть верхнюю одежду и даже рубашку. Вдвоем быстро завалили березу, располовинили ее, чтобы было легче тащить вверх. Пусть и потратим больше времени, но не так умотаемся. Обвязали первую половину, Томак сиганул наверх. Я бросил ему свободный конец веревки, поднялся по сыпучему склону и принялся за дело. Неплохо. Плавно вытянули половину бревна, потом проделали эту операцию еще раз.

— Уже близко, — сказал Томак, бросив взгляд на темнеющий горизонт.

— Если побежим — успеем, — выдал я аксиому. — Не побежим — лапу сосать будем.

Вняв моему совету, Томак усердно выполнил все мои указания. Совершенно умотанные, мы затащили бревна в башню и рухнули задницами на них. Вытерев с лица пот своей рубахой, я по какому-то наитию, которое нам помогло впоследствии, сказал:

— Томак, я видел внизу кучу хвороста, валежника и еловых веток. Старая хвоя очень хорошо горит. Давай-ка, насобираем сушняк и перенесем в башню. Заодно и жердей нарубим для щита. Все равно теперь нам отсюда до конца дождя не выбраться. Эх, еще бы живность какую подстрелить! Жрать хочу, аж хохочу!

— А где Кели? — вдруг спросил Томак, вставая для дальнейших подвигов на лесоповале.

— Может, наверх поднялась, — неуверенно ответил я, — да и смотрит сверху, чтобы никто не подобрался. Кели!

Угу. Мой крик взлетел вверх, вспугнув какую-то птицу, но ответа я не дождался. Мы выскочили наружу и столкнулись нос к носу с эльфийкой. Девушка несла в руке толстую курицу и улыбалась.

— Вот! Подстрелила дрофу, сейчас обед сготовлю!

Эта курица — дрофа? Однако! Как я сразу не узнал? Не потому ли, что живьем ни разу не видел такую птичку?

— Кели, малышка, не пугай нас так, хорошо? — выдохнул я. — Я уж подумал, что тебя похитил хозяин башни.

— Шутишь? — лучница усмехнулась. — Извини, что не предупредила. Вы слишком долго были в овраге, и я решила прогуляться.

Успокоившись, мы отправились работать дальше. Пока Томак собирал в кучу валежник, я нарубил жердей. И как только закончили — на нас упали первые капли.

— Все! Шабаш! — завязывая узел на веревке, сказал я. — Тянем наверх!

Мощный раскат грома потряс окрестности. Потом еще один. И тут хлынуло. Как будто открыли разом все краны. Плотная стена дождя скрыла от нас башню. Отчаянно ругаясь, мы с натугой потянули за собой большую кучу стратегического топлива, и промокшие насквозь, ввалились в башню. Кучу пришлось лихорадочно разбирать и закидывать под крышу. Плевать на одежду — дрова бы не успели отсыреть. И вскоре мы грелись у костра, втягивая в себя запахи жарящихся на прутьях кусков мяса.

— Зачем ты натащил столько валежника? — полюбопытствовала Кели, когда мы утолили первый голод. — Башню поджечь хочешь?

— Сигнальный костер буду готовить, — ответил я, — как только дождь прекратится.

— Зачем? Кому сигналы подавать?

— Чуйка у меня, — пожал я плечами, — то есть внутренняя потребность поднять всю эту кучу дров на самый верх и запалить костер до небес.

— Но мы еще далеко от побережья, — возразил Томак. Он тоже не понимал моего желания. — Кому здесь сигналить? Зайцам или лесовикам? Тойоны точно первыми прибегут.

— Давайте, просто сделаем это, — посоветовал я спокойно, — а ругать вы меня можете сколько угодно. Никому же от моего каприза хуже не будет. Томак, сейчас мы поднимем жерди на промежуточную площадку, а ты изготовь из них щит. Перегородим лестницу. Все дрова придется тоже туда же стаскать. Пока идет дождь — пусть находятся на площадке. Будем сидеть до окончания непогоды. Вон, как разыгралась!