Любовь и ненависть

Я опять забыл, что сказать. Ее глаза заполняли весь мой горизонт. Я смотрю на нее, не шевелясь, уставившись в это прекрасное лицо. Я пожирал ее глазами, видел ее, словно в первый раз, я не мог пошевелиться, был скован, словно лед. Она была красива. Черты ее лица были тонкими: высокие скулы, четкая линия губ, никаких кокетливо изогнутых бровей и по-женски пышных ресниц. Вдруг она показалась мне очень бледной и усталой.

— Где мы? — С трудом я вернулся в этот мир, вынырнув из безбрежных омутов ее глаз. Сфокусировался на ее скуле с полузажившей царапиной. Края царапины покраснели, кое-где я видел запекшуюся кровь, раздражение всколыхнуло мою грудь, вспомнил, как ее били…

— На какой-то заброшенной ардорской ферме. — Она смотрела на меня еще с минуту, чуть вытянув длинную шею и наклонив голову вперед, и мне показалось, будто ее лицо дрогнуло. — После того, как ты уничтожил всех наших преследователей, ты захрипел и упал с лошади. Грохот стоял! — Она закатила глаза. — На всю округу. Потом я притащила сюда то, что от тебя осталось. И с тех пор лечила тебя. Как ты себя чувствуешь?

Притащила меня? Посмотрел на нее скептически. Тонкие запястья с синими следами от кандалов, худое лицо, с запавшими щеками, высокий белый лоб. Задумался, а как я себя чувствую?

— Н-н-не знаю.

— Раны я твои залечила. Ты был весь дырявый, как решето. На груди дырка была огромная. Думаю, еще поболит. Весь бок вспорот, но до кишек, к счастью, нож не дошел. Ранение на ноге пустяковое. Бедро тоже в порядке, теперь. Все лицо у тебя в синяках. Хотя, ты весь в синяках. Спина, в порядке… — Говоря это, она по-хозяйски ползала по моему безвольному телу и легко касалась тех частей тел, о которых говорила. Я с волнением обнаружил, что лежу совершенно обнаженный. Что она себе позволяет!

— Только ты очень грязный, сейчас покормим тебя, представляешь, я даже нашла здесь какую-то еду! А потом будем мыть тебя. — Она говорила последние слова издалека, откуда-то от моих ног. — Ммм, стопы были пробиты насквозь. — Чувствую, шевелит мои ноги, я дернулся, — щекотно да? Это очень хорошо. Ноги еще поболят. Хотя выглядят хорошо. — Она крутит мои ноги. Шрамы останутся. Хотя шрамы и так у тебя везде. Полезла по моему телу вверх. Я вдруг обнаружил, что на ней нет одежды. Опять обхватила мое лицо:

— Кушать будешь? — От слабости у меня кружилась голова. — Я похлебку приготовила! — Я покачал головой. У меня нет сил есть. Потом, когда отдохну…

— Ты голоден! — сказала невыносимая заноза. — Ведь ты ничего не ел!

— Неважно. Сейчас я не могу есть. — От злости я перестал, наконец, заикаться.

— Можешь, можешь. — Вскочила, да, так и есть, без одежды. Ее тело как будто светится, длинные волосы шелковым водопадом лежат на ее высокой груди. Убежала куда-то.

— Сейчас, мы тебя покормим.

Села рядом с миской. Положила мою голову себе на колени.

— Ешь! — Я послушно открыл рот, горячая, жидкая каша заполнила мой рот.

— Молодец, Зак! Еще. — Ем, скосил глаза на ее запястья, может на ней такой же браслет Госпожи, как на Мире, может я уже ее раб, поэтому слушаюсь ее, как ручной тигренок. С облегчением отметил, что браслета нет. Ем. Слабость не отступает.

— Это у тебя слабость от применения магии. Тут я тебе помочь пока не могу.

— Сколько времени прошло? — Она, не отвечая, дает мне напиться.

— Молодец. Без сознания ты был один день и ночь. Теперь спи. — Низко наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Спи Зак.

«Я не могу спать! Мне надо идти, я должен предупредить Владыку, там в лесу ловушки…» — Креландка потянулась. У меня сбилось дыхание, увидев, как она изогнула свое обнаженное тело. Словно сытая кошка, подумал я. Нет, не кошка, сытая черная пантера, уверенная, что жертве не уйти от нее. Она, мурлыкая, привычно улеглась на мое плечо. Душа моя ушла в пятки.

От женской близости, особенно от прикосновения, меня обдало жаром. Кровь закипела. К своему стыду, я не мог остановить влечение тела и чувствовал себя из-за этого последним кретином. Особенно сейчас, когда ее рука была у меня на груди. Я чувствовал ее легкие, чуть подрагивающие пальцы на моей груди.

— Спи, — сонным, низким голосом приказала Шиара,

«Не приказывай мне, креландская тварь». Надо вскочить. Я, бессильный, мечусь, словно запертый в клетке, несчастный, загнанный зверь. Я должен бежать от нее. Нужно убираться от нее подальше. Нужно бежать…бежать… Тепло медленно обволакивает меня под одеялом, в желудке полно впервые за долгое время, ничего не болит, креландка заснула, я ощущаю легкие приливы и отливы ее дыхания на своей груди. Невидимое, оно трепетало, плыло навстречу, нежное, невесомое, полное доверчивости и готовности, сейчас еще немного полежу и побегу… я провалился в сон.

Кругом было темно, и мне казалось, что я снова там, в каком-то маленьком счастливом аодорском поселении, перед войной. Журчит дождь, я слышу как капли бодро барабанят по крыше и окнам, легкокрылые птички чирикают в листьях старого дуба, открываются окна, и сейчас кто-то перед отходом ко сну сыграет на виолончели.

Лежу, наслаждаюсь легкостью и невесомостью во всем теле. Что-то рядом со мной зашевелилось. Груди стало щекотно от прикосновения волос. Кто это? Внезапным потоком все вернулось ко мне: война, смерти, насилие, ненависть, никчемная моя жизнь. Все это сконцентрировалось для меня в ней, моей мучительнице — креландке. Были бы силы — разорвал бы ее голыми руками. Зашевелилась. Опять лежит на мне. Ну что она липнет? Приподнялась на локте, склонилась надо мной:

— Привет Зак. Ты как? — Не дождавшись ответа, встала, грациозная, как кошка, потянулась, раскачивая голыми бедрами, пошла куда-то вглубь помещения.

Сегодня я действительно чувствую себя сильнее. Думаю, могу уже сидеть. Хотя ходить точно не могу пока. Рем после очередного удара несколько дней без сознания лежит, а потом несколько дней отходит. Придется ждать.

Вернулась креландка с едой и водой.

— Я здесь банку с каким-то пшеном нашла, прошлогодние скукоженные яблоки и банку меда! Пир!

— Почему ты голая?

Она пожала плечами:

— Я вымылась, а то, что на мне было одето выбросила. Твою одежду тоже, все равно она вся в дырках, крови и порохе была. А что, тебя смущает что-то?

Бестыжая. Все они, креландцы такие, садисты и извращенцы.

— Ты что, Зак, голых женщин не видел?.. — повторила Шиара и скользнула по мне быстрым взглядом.

Я не смотрел на нее. Чувствую, как мои щеки заалели. Горячая волна ударила мне в голову. «Я ее ненавижу, ненавижу» — вынужден я напоминать себе. С чуть хрипловатым смехом, креландка помогла мне усесться, оперевшись спиной о стену, дала ложку. Едим.

— Креландка…

— Я не креландка!

— А кто ты тогда?

— Я из Гренадии. Небольшая страна, к юго-востоку от Креландии. — Гордо смотрит на меня, выставив вперед подбородок, как будто теперь мне все должно стать понятным. Ее тяжелые груди покачиваются перед моим носом в такт ее возмущенному, тяжелому дыханию. «О, злится!»

— Не слышал о таком месте…

— А что ты слышал, гордый, дикий зверь-ардорец! Заперлись тут в своих богатых горах и счастливы, думали, что вас они не достанут! Достали! — Её хриплый голос срывается на крик. — Я Гренадка, тупица ардорская! Тридцать восемь лет назад нас завоевала Креландия и ввела нас в состав своей поганой империи!

— Значит сейчас ты креландка, — сделал я вполне разумный и естественный вывод.

Посмотрела на меня прищурившись. Кивнула.

— Правильно, я креландка. Ну что, мыться будешь, креландец?

— Как ты меня назвала, тварь креландская? — на полноценный рев я все еще был слишком слаб, но получилось достаточно громко.

Она принесла большой таз, наполненный теплой водой, и села на колени около меня.

— Ардор ведь завоеван? Завоеван. Креландцами? Да. Император Дарко провозгласил, что Ардор теперь часть Великой Креландии, так? Так. — Она намочила полотенце, слегка выжала лишнюю воду, отчего капающие звуки наполнили тихую комнату.