Страница 3 из 75
Вопрос был чисто риторический, но я рискнула ответить. Помирать так с музыкой!
– Может, то, что вы семейный человек с тремя детьми?
Он фыркнул:
– И это все?!
Маловато будет?
– Я к нам жену приглашать не собираюсь, Аня.
– Еще чего не хватало!
Пошляк!
Я тут же вспыхнула и уткнулась взглядом в пол.
– Мой тебе совет, соображай быстрее, Машкова, – беззлобно добавил он. – Не то так и будешь бумажки до пенсии перекладывать, да мотаться по делам редакции «принеси-подай».
Или ищи работу, пока здесь не получила «волчий билет», добавила про себя. Если намеки перешли в открытый текст – это непросто тревожный звоночек, это, Аня, колокол!
– Ты меня слышала, Машкова? – повысил голос Йоган. Место на пьедестале вновь занял главред, а не импозантный обольститель. – Статья про открытие памятника мороженному должна быть у меня на столе завтра ровно в восемь.
– А если не успею?
Главред так красноречиво скривился, сверкнув глазами, что мне показалось – вот оно, именно так и выглядят гости из преисподней. Да-да. По крайней мере, мой личный тиран всегда при мне.
Писать о памятнике? Что там описывать–то? Сто оттенков камня или глубину задумки?
И на это я потратила бессонные ночи в универе? Для того чтобы крутиться загнанной белкой и писать про памятники?
Разочарованию не было предела. Скажи мне сейчас кто, что в К. упал метеорит и я единственный оставшийся в живых спецкор города – эта удача не затмила бы глобального падения в собственных глазах.
И мне бы возмутиться… Отстоять себя. Желательно вслух. Но…
– Да, шеф, – привычно промямлила. – Все будет готово в срок.
– Вот и славно, Машкова, – губы Йогана растянулись в хитрой усмешке и через мгновенье расслабились. Ленивая улыбка испарилась, словно и не было ее вовсе. – Вот и славно.
Я обрадовано вскочила с «пыточного стула».
Шеф же откинулся на спинку кожаного кресла и довольно прикрыл глаза. Все время не успеваю за стремительными перепадами его настроения!
Я мазнула растерянным взглядом по смуглому лицу, темным волосам, едва припорошенным сединой на висках, прямому носу и тонким губам, уголки которых вновь дрогнули в полу улыбке. Живая мимика главреда успокоилась, черты лица разгладились. Мужчина выглядел умиротворенным и загадочным. Словно он знал, что я глупо стою посреди кабинета, сжимаю похолодевшие пальцы, как школьница, и глазею.
Йоган потянулся, заложил руки за голову, кресло издало скрип, а мое сердце дрогнуло. Хорош, ничего не скажешь! Если бы не такой паскудник…
Мужчина хмыкнул, словно в точности мог знать мои мысли, но глаза, от одного взгляда которых лично меня бросало в нервную дрожь, не открыл.
В общем, главред всем видом показывал, что меня в кабинете уже нет. А что я? Не позволила себе убеждать шефа в обратном. На нет, как говорят…
Мышкой я выскользнула за дверь, тихонько прикрыв ее за собой. Ничего не должно помешать работе великого редактора газеты «Неделька». Иначе последствия будут разгребать все: от спецкоров и до уборщиц.
Мимоходом я кивнула Светочке, секретарю шефа, и поспешила убраться из приемной. Эта милая блондинка с очаровательным личиком, аппетитной фигурой и воистину стальным характером, дольше всех предыдущих помощниц редактора задержалась на занимаемой должности.
Уже три года как Светочка не бежит сломя голову от тирана-Йогана, а успешно работает на злобу женскому коллективу. Не всему, конечно, но большей его части.
Коридор встретил меня запахом краски. Типографской, когда втягиваешь воздух, а он, кажется, даже на ощупь стал вязким и жирным. Видать, новый тираж уже доставили в редакцию для расфасовки.
Быстренько проскользнув узкий «банан», как называли коридор от приемной шефа до общего кабинета коллеги, наконец, выбралась в светлые пенаты. Когда-то просторный зал теперь захватили не люди, нет. Столы.
Они были едва ли не повсюду. Серые, с тонкой пленкой по бокам, инвентарными номерами и кипой бумаг, что щурилась разноцветными тонами от темно-серого и желтого до ослепительно белого со всех сторон. Некоторые из этих документов никогда даже и не разбирались.
Уж я-то точно знаю.
Первые полгода своей «бурной» профессиональной деятельности я провела, в отделе сортировки входной документации. Очень ответственная, скажу вам, работа. И крайне интересная, да. А еще жутко опасная! Грозит пожизненной спячкой от скуки. И мозолями на пальцах. А иногда и порезами. Но это так, как сказал бы Йоган, легкий, сопутствующий ущерб. За то какая практика, какой опыт! Ух! Обзавидоваться самой себе можно, угу.
Сейчас, в разгар рабочего дня в редакции царил шум от болтовни, творческого чаепития и мозгового штурма на благо журналистики. Все писаки умещались в одной, немалой по квадратуре, комнате. Йоган выступал за снятие границ. Поэтому об уединении и личном пространстве не шло никакой речи. Единственное на что можно было рассчитывать: отдельный стол и невысокая пластиковая перегородка. Полупрозрачная к тому же!
Но никого это не смущало. Если журналист не может подстроиться под любые обстоятельства, любил повторять шеф, то какой это журналист?!
Не жалея сил, коллеги трудились над достойным, не слишком «желтым» наполнением следующего номера.
Тираж ушел в печать? Забудь о былых победах, не зевай и начинай все заново. Расслабляться в нашей работе некогда, иначе на следующий номер придется скрести по сусекам. Йоган за такие «шуточки» точно не похвалит, а то и примет меры построже: урежет зарплату, лишит премии или вовсе подыщет замену нерадивому работнику.
Пусть эта газета не являлась центральной фигурой успешного бизнеса Йогана, но только к ней, мне так виделось, он относился по-отечески заботливо и переживательно.
Горячие новости родного К. рождались прямо за столами–близнецами в этой самой комнате. Не воспринимайте буквально. В «Недельке» не было истошных криков рожениц, пыхтений медперсонала, предобморочных вздохов счастливых папаш. Нет. Только скрип ручек, мерное постукивание по клавишам, бесконечные походы в курилку и крепкие словечки, если материал шел слишком туго. А еще смех, шуточки и приятный чилаут фоном.
Такая каждодневная атмосфера вызывала во мне чувство глубокой сопричастности к чему-то важному и особенному. Правда, я пока шла строго параллельно, не соприкасаясь с этим самым «важным и особенным».
Моя роль сводилась к минимуму – выполнять приказы Йогана. Статьи я писала редко, все чаще бегала по поручениям, а если и писала, то это совершенно не означало, что положенные тридцать строчек появятся хоть на какой-то полосе номера. Не говоря уже о первой – элитной.
Успешно маневрируя среди узких проходов, я уселась за свой рабочий стол, отхлебнула из любимой желтой чашки холодный кофе и скривилась. Мерзкий. Не помню, кто сказал, что кофе имеет вкус жизни только горячим, но сейчас я была целиком и полностью согласна с этим умным человеком. Когда же кофе остывает, то вызывает унылой горечью у меня совершенно другие ассоциации.
– Опять Йошка приставал? – поинтересовалась Вера.
На прошлом новогоднем корпоративе под влиянием разочарования всем и вся, я перебрала с горючим. Если у кого под градусом поднимается настроение и проясняется в голове, то у меня развязывается язык, но мозг напрочь отключается. Имя главреда, словно застревало во рту, и никак не хотело правильно выговариваться. Вот я и сократила… На свою голову.
Мимо ушей это не пропустили. Уцепились!
С того времени между собой шефа все кличут Йошкой.
– Все так плохо?
Подруга, натуральная блондинка и по совместительству один из лучших авторов «Недельки», бесцеремонно отодвинула пачку еще не разобранных документов и уселась на мой стол, заложив ногу за ногу. До неприличия короткая джинсовая юбка, подобные которой Вера просто обожала, задралась еще выше и обнажила крутой изгиб бедра.
Невольно я засмотрелась на складки джинса, бронзовый загар девушки, в отличие от меня Веру солнце любило, лодыжку и потерялась в бесконечных завязках розовых босоножек. Предмет больной фантазии дизайнера мало того, что был на высокой платформе, так еще и каблук десятисантиметровый, не ниже!