Волшебная нить

15.

Бронский вовсе не хотел огорчать Катю. Он и помыслить не мог, что его обязательство занимать Волковских так дурно будет истолковано. Он бы не стал испытывать Катино терпение, но Наталья Львовна зорко следила за исполнением обещания, и Левушке ничего не оставалось, как подчиниться обстоятельствам.

Выйдя от Кати, юноша направился в отведенную ему комнату. Лакей принес зажженную свечу. Повесив в угол нарядный фрак, Левушка вытянулся на кровати и закинул руки за голову.

Катя надулась, что ж! За мазуркой он объяснится, и все будет хорошо. Однако почему отец так упорно не желает ничего слышать о ней? Мысль о том, что он нарушает запрет отца, мучила юного Бронского. Она пряталась где-то в глубине души и не позволяла Левушке безмятежно предаваться наслаждению, надеяться и ждать мазурки. Он не должен был ехать к Давыдовым. Как быть, коль скоро отец узнает, что он виделся с Катей?

Однако вскоре мысли юного правоведа унеслись в иную область. Он принялся воображать, как, окончив курс, подаст государю остроумный проект изменений в законах, получит высочайшее одобрение, сделается правой рукой государя... Вот он уже в мечтах выступает в Сенате, обличает казнокрадов, воров и взяточников. Вот усмиряет бунт, вспыхнувший в народе из-за холеры.

Левушка припомнил рассказы очевидцев, как беспримерно повел себя государь во время холерного бунта лет восемь назад. Тогда ополоумевшая чернь громила больницы, выкидывала из окон больных, зверски убивала лекарей и чиновников, пытающихся образумить ее. Полицейские чины попрятались, военный губернатор граф Эссен, не успев восстановить порядок, вынужден был укрыться от исступленной толпы. Для ее устрашения на Сенную площадь вывели батальон Семеновского полка, но и это не помогло.

Государь, проводивший летнее время с семьей в Петергофе, явился в Петербург. Выслушав донесения начальников, он велел впрячь в коляску верховую лошадь, которая бы не испугалась выстрелов, и отправился в самое скопище бунтовавшего народа, на Сенную. Там все еще лежали растерзанные тела врачей и больных, вся площадь была запружена массой народа, продолжавшего шуметь и волноваться.

Государь остановил экипаж в гуще толпы, поднялся в коляске во весь свой гигантский рост, окинул грозным взглядом теснившихся около него людей и громовым голосом произнес:

- На колени!

И случилось чудо! Вся эта многотысячная толпа, сняв шапки, тотчас приникла к земле. Обратившись к церкви Спаса, государь сказал:

- Я пришел просить милосердия Божия за ваши грехи! Молитесь Ему о прощении, вы Его жестоко оскорбили. - Царь говорил так громко и внятно, что его слова были слышны во всех уголках площади. - Русские ли вы? Вы подражаете французам и полякам, вы забыли ваш долг покорности мне! Я сумею привести вас к порядку и наказать виновных. За ваше поведение в ответе пред Богом - я! Отворить церковь! Молитесь в ней за упокой души невинно убитых вами!

Толпа, за миг перед тем буйная и неуправляемая, вдруг умолкла, опустила глаза перед грозным повелителем и в слезах стала креститься. Государь тоже перекрестился и прибавил:

- Приказываю вам сейчас разойтись по домам и слушаться всего, что я велел делать для собственного вашего блага!

Народ благоговейно поклонился своему царю и повиновался его воле. Порядок был восстановлен...

Левушка задумался: смог бы он проявить столько твердости и мужественности в подобных обстоятельствах? Сможет ли действовать в будущем столь мудро, рачительно, как государь?

Впрочем, воображение его уносило далее. Вот его назначают губернатором. На этом поприще он прославится как деятельный, честный, благородный хозяин. Обиженных награждает, притеснителей гонит, воров сажает в острог. А там и до министерского места рукой подать. Словом, отец будет гордиться сыном и непременно позволит ему жениться на Кате.

Разгоряченный воображением, Левушка сел на кровати. Жениться? Не торопится ли он? Впрочем, покамест надобно окончить курс да сделаться значительным лицом. Выходит, ждать? Нет, это несносно! Сколько воды утечет, все может перемениться в одночасье. Катя выйдет за другого. От одной этой мысли волосы Бронского вставали дыбом. Он никому не отдаст Катю, это его судьба!

Однако отец... Опять заныло внутри от мысли, что он нарушает отцовскую волю, втихомолку подличает. Левушка вконец расстроился и загрустил. Он вновь прилег на кровати и незаметно для себя задремал.

Его разбудил лакей, постучавший в дверь.

- Барин, вас спрашивают! Все уж собрались.

Левушка вскочил. Стряхивая сон, он плеснул из кувшина воды в лицо, прополоскал рот, натянул фрак и перчатки. Подойдя к зеркалу, висевшему на стене, щеткой поправил волосы. Затем капнул на галстук духов, погасил свечу и вышел из комнаты.

Войдя в залитый светом зал, он едва не ослеп. Оркестр на хорах шумно разыгрывался, всюду сновали нарядные гости, Левушку о чем-то спрашивали. Тотчас подскочила Волковская и прогнусавила жеманно:

- Надеюсь, вы не обойдете вниманием моих несчастных крошек?

- Отчего же они несчастны? - спросил раздраженный Лев. - Воля ваша, но более двух раз танцевать с одной особой неприлично.

- Помилуйте! - Волковская обмахивалась веером, улыбалась зазывно и смотрела так, словно готова была съесть юного правоведа. Впрочем, она всегда и со всеми кокетничала несносно. - Это у вас в столицах придерживаются строгого тона, а у нас все по-домашнему, по-свойски.

Она больно вцепилась в локоть юноши и уже было повлекла его к одной из своих дочерей, однако Левушка учтиво, но твердо отстранился:

- Польский и вальс в вашем распоряжении, будьте покойны.

И тут он увидел Катю, которую невольно высматривал, едва войдя в залу. Левушка остолбенел. Ему почудилось, что все исчезло вокруг, только Катя сияла своей изумительной красотой, как Ангел, сошедший с небес. В своем светлом, воздушном одеянии она затмила всех, как солнце затмевает свет звезд. Бронский не мог пошевельнуться, не мог произнести ни слова, не слышал, что говорила Наталья Львовна, теребя его за рукав. Cловно зачарованный, он стоял посреди зала и смотрел на Катю. Волковская фыркнула и оставила его, наконец, в покое.

Замешательство Левушки длилось дольше дозволенного приличием. Катя беседовала с Наташей и, казалось, не обращала внимания на юного правоведа. Однако на Бронского стали оглядываться, незаметно он остался один посреди зала. По счастью, раздались звуки полонеза, и Левушка очнулся. Он растерянно оглянулся по сторонам и отошел к стене. Волковская уже спешила к нему, увлекая за собой одну из девиц. Левушка вздохнул: делать нечего, он обещал польский Мими. Или Зизи.

Хозяин шел в первой паре со старушкой-родственницей, за ним Наташа с кавалером. Увидев третью пару, Бронский вздрогнул. Глядя перед собой без всякого выражения, Катя шла рядом с Волковским. Навязался же, старый селадон! Бронский был взбешен. Довольно небрежно он принял руку Мими и повел ее в полонезе. Казалось, эта пытка будет длиться вечно. Левушка бесился и не понимал, о чем спрашивает его девица Волковская. Та обиженно надула губы и умолкла. Насилу он дождался последних аккордов полонеза.

Однако испытания еще не кончились. Далее следовал вальс, и Бронский танцевал с другой девицей, бессильно злясь на себя, на Катю, на весь свет. За вальсом следовали бесконечные кадрили. Опережая юного Льва, Катю приглашали молодые кузены, почтенные отцы семейств и бравые офицеры, невесть откуда взявшиеся в этой глуши. Бронский танцевал, выбирая даму не глядя. Он ждал мазурки, как ждут первого свидания или первой ночи любви.

До сих пор ему ни разу не удавалось поймать Катин взгляд: она, как и прежде, смотрела перед собой с неизменно застывшим лицом. Изредка взглядывала на визави и что-то коротко отвечала, затем вновь замыкалась в себе. Левушка болезненно чувствовал, как ускользает из его рук неведомая нить, связавшая его с прекрасной девушкой.

Наконец объявили мазурку.

16.

Катя с тем же застывшим выражением лица подала руку Бронскому. Ее спокойствие было маской. Она насилу сдерживала себя, чтобы не обрушить на кавалера поток упреков. Как смел он вновь танцевать с Волковскими, когда она так ждала его приглашения на вальс? На вальс, восхитительный танец, когда двое отделяются от всех, когда рука кавалера лежит на талии его избранницы, дыхание мешается и души сливаются в упоительном кружении!