Последний ключ

- Приношу свои извинения, леди Оливия, но нам пора идти, - вежливо и безразлично сказал Паллад, разворачивая Лиона к себе и уводя.

Он вовсе не слуга, с гневом подумала я, глядя им вслед. И вообще, явно не тот, за кого себя выдает. Неожиданно мне захотелось возмутиться. Захотелось встрепенуться, захотелось сбросить с себя апатию, устроить скандал, что ли? Захотелось, чтобы тот странный человек... перестал так равнодушно на меня смотреть.

- Оливия, присаживайся, - дядя широким жестом указал на широкое низкое кресло с небрежно брошенной поверх медвежьей шкурой.

Я села на краешек, пытаясь не соскользнуть по ворсу внутрь этой огромной берлоги и не утонуть в ее уюте. Мое состояние трудно было назвать спокойным и умиротворенным, но держать себя в руках я пока не разучилась.

Дядя задумчиво-сосредоточенно смотрел, как робко и осторожно я усаживаюсь. Это был крупный мужчина, еще не старый, но уже седеющий, с жесткими холодными глазами человека, всю жизнь вынужденного бороться. Неудачи и разочарования отпечатались на его лице глубокими бороздами, складки у рта свидетельствовали о том, что он часто улыбается, но редко смеется. Даже сейчас его губы изогнулись в легкой улыбке, но весельем тут и не пахло. Руки дяди беспокойно теребили серебрянный медальон на груди, однако расслабленная поза говорила о том, что если он и сомневается в успехе предстоящего разговора, то незначительно.

В другом конце кабинета неожиданно я заметила леди Мерану, жену дяди. Она сидела в полутьме, в жестком кресле с высокой спинкой, выпрямившись и положив красивые руки на подлокотники. В свете немногих свечей белоснежная кожа ее миловидного лица обрела теплый, ласкающий оттенок, а волосы, уложенные под сетку с драгоценными камнями, заблестели ярким золотом. Только глаза остались ледяными голубыми озерами. Как всегда. Мерана была на редкость красивой женщиной, но ее сердце было холодным и пустым, и я всегда старалась держаться от нее подальше.

- Ты хорошая и послушная девушка, Оливия, надеюсь, то, что мы тебе сейчас скажем, ты воспримешь с пониманием, - начал дядя, внимательно наблюдая за мной.

- Да, дядя, - послушно кивнула я, складывая руки на коленях.

- Ла-Ренейда захватила Сопренту и Каваз, от силы через две-три недели она дойдет до Бутты. Потом останется лишь пересечь Сулем - и Ла-Ренейда будет здесь, под Харвизой. Если ее, конечно, никто не остановит. На днях мне донесли, что король Эльяс вывесил голову Козара Нор-Леры на воротах Шела. Сожалею. Сообщили также, что недавно остатки войск твоего отца были разбиты где-то в Донее, так что силы внутри Лакита теперь искать бесполезно...

Сопрента... Как я любила это чудное место! Я помню каждый свой приезд в Сопренту, ибо такое трудно забыть. Волшебство начиналось уже тогда, когда мы пробирались вдоль шумного ручья узкой опасной дорогой по ущелью, грозящему обвалами. И единственным моим чувством была смесь ощущения непременной опасности и превкушения радости. Сначала слышался грохот, тысячекратно повторяющийся среди скал - то падала вода, срываясь вниз и дробясь на множество искрящихся радуг. Мы шли на зов, шли за водой, и скалы расступались, открывая чудо - маленькую зеленую долину с озером на дне, лентами рек и дорог, прилепившимся к скалам городком. Я помню это ощущение - полета, невесомости, сказки у края расстилающейся внизу круглой чаши с уходящими ввысь горами.

Я любила водопады Сопренты, любила тихую гладь глубокого круглого озера с величавым названием Коронованное, любила мчаться по лесам, пугая легких серн, любила узкие улицы города, где люди приветливы и трудолюбивы, любила древнюю тишь стен замка, врезанного в скалы, плоть от плоти здешних камней... Любила. Маленькая зеленая долина в окружении высоких скал, Сопрента всегда казалась мне изысканным изумрудом в короне гор... Но Ла-Ренейда? Что осталось от Сопренты, изуродованной ренейдами? Изумруд выковыряли и бросили в груду драгоценных камней, которыми не любуются, а лишь обозначают свою власть?

Я была так потрясена, что смысл второй части сказанного дядей дошел до меня не сразу. Сил внутри Лакита больше не осталось, - равнодушно произнес он. Больше не осталось? Да разве они вообще были? Разве не дядя сказал мне еще полгода назад, что войска наголову разбиты, да так, что их жалкие остатки не опасны даже приграничному патрулю? Все это время я считала, что Лакит пал, пал до последнего человека, покорился, перестал быть самим собой. Немногие перебежчики с той, оккупированной стороны, доносили, что нет надежды, есть только жестокая Ла-Ренейда, медом и плетью покорившая страну. Никто теперь не надеется на Надорров, как внутри Лакита издревле назывались ее исконные короли, никому больше не нужно их покровительство, каждый теперь сам по себе, каждый сам теперь решает, должен ли приносить клятву верности проклятому ренейдскому королю Эльясу... И вдруг оказывается, что "на днях войска разбиты"? Значит, они были, эти войска, а не жалкие остатки? А может, они и сейчас не разбиты? И Козар Нор-Лера... Старый вояка, Верховный военный магистр Лакита, неужели он не погиб при осаде Шела, как мне сказали, неужели он все это время сражался и пал в бою совсем недавно?

А где была я?

Я видела лишь тех из перебежчиков, кого допускал ко мне дядя, но ни одного из них я не знала лично и принимала их слова на веру, все более и более приходя в отчаяние. Но где те, кто привел меня сюда? Где потоки беженцев, о которых мне говорили? Почему я раньше не задумывалась об этом?

Почему я здесь? Создатель, что со мной произошло? Отчего я так поглупела? Почему поверила, не удосужившись проверить? Тому ли учил меня отец?

Внезапно гора самообмана, которым я себя тешила в последние месяцы, рухнула, как башня, построенная из песка.

Лакит не уничтожен. Он борется, он пытается выжить. Но единственный человек, по праву крови и наследства обязанный быть там и бороться вместе с ним, позорно бежал. Сдался. Опустил руки. Отвернулся, чтобы не видеть унижения и не вымараться в сочувствии. Как я могу зваться дочерью легендарных Каскоров, Надоррой Лакита, если предала его, даже не попытавшись сделать хоть что-нибудь?

Первым моим порывом было вскочить и бежать.

Дядя недоуменно встрепенулся.

- Я понимаю твое волнение, Оливия, - беспокойно сказал он, наклоняясь вперед и пристально всматриваясь в меня, - Но этому уже не помочь. Мы должны найти силы извне. Ты можешь найти эти силы и спасти Лакит.

Я застыла, в этот короткий, емкий миг заново осмысливая собственную жизнь и делая вовсе не утешительные выводы. Глупая, наивная простушка, как я могла так долго заблуждаться? Как я могла верить? Почему? Ах, дядюшка, дядюшка! Разве не этими твоими стараниями я себя убаюкала до беспамятства? Разве не ты все это время лелеял во мне уничижение и чувство собственной незначительности, покорности и безысходности?

Впрочем, вряд ли он виновен в этом больше, чем я сама. Хвала богам, я прозрела, надеюсь только, что не слишком поздно.

- Что я должна делать, дядя? - ровно спросила я. Пожалуй, выслушаю его до конца. Ведь не зря же он меня пригласил, да еще леди Мераной прикрывается?

- Что ты знаешь о Ланардии, Оливия?

- Э-э..., - признаться, я порядком растерялась. Такая резкая перемена темы заставила меня лихорадочно прикидывать, какое отношение может иметь далекая южная Ланардия к войне в северном Лаките. И ответ никак не находился. Потому что никакого отношения и не было. Но Эмиса шутником не назовешь, просто ради развлечения он подобные вопросы задавать не станет.

Мои раздумья дядя оценил по-своему и лишь спустя какое-то время я поняла, что мое глупейшее "э-э" оказало мне неоценимую услугу.

- Ничего не знаешь? Ну, это не страшно, - Эмис умиленно улыбнулся, сложил руки на груди и вкрадчиво-масляно продолжил:

- Лорд Кетраз привез тебе предложение руки и сердца лорда Арджея Крусила, владельца Ланардии. Ты его не знаешь, Оливия, но это очень богатый и могущественный лорд, а Ланардия - тот союз, что поможет Лакиту выжить. К тому же сам Арджей довольно молод и хорош собой, он составит тебе прекрасную партию... В чем дело?