Страница 11 из 12
В ответ на это театры стали устраивать благотворительные вечера с участием самых знаменитых актеров, которые играли не ради собственной наживы, но ради пополнения театрального фонда, призванного оказывать помощь нуждающимся артистам – неимущим и старикам. Такой признанный кумир, как Гаррик, любыми средствами культивировал интерес публики к собственной персоне и в то же время выступал покровителем английского театра и всячески афишировал свое бескорыстие.
Поза филантропа, которую он принимал, позволяла ему смягчать растущее неравенство в театральном мире и лишний раз подчеркивала его привилегированность, поскольку именно его имя обеспечивало этим начинаниям успех. Забавно, что с годами филантропическая щедрость стала чем-то вроде морального обязательства, от которого звезды не могли уклониться без риска для себя. Сара Сиддонс приобрела стойкую репутацию прижимистой особы лишь потому, что пропустила несколько благотворительных представлений такого рода. Эта репутация долго за ней держалась и чуть было не погубила ее карьеру[67].
Этот новый тип знаменитости комедиантов, певцов и танцоров внутренне противоречив. Давая определенные преимущества, в первую очередь финансовые, статус знаменитости в обществе Старого порядка отнюдь не гарантирует тем, кто им обладает, почетного положения. Здесь еще больше, чем в случае с писателями, ощущается, до какой степени знаменитость может входить в противоречие с социальным порядком. Такая коллизия сильнее всего видна во Франции, где актерская профессия проходит по разряду самых недостойных занятий, тогда как на деле некоторые из артистов пользуются огромной популярностью. Даже в Англии, где актерам не приходится страдать от столь пренебрежительного отношения к себе, положение знаменитых актрис остается крайне двусмысленным. Их знаменитость свидетельствует об их таланте, и она же превращает их в объект желания публики. Налицо сходство образа актрисы с образом куртизанки. С конца XVII века популярность некоторых актрис поддерживалась тем нездоровым интересом, который публика питала к их реальным или мнимым любовным похождениям. Здесь знаменитость, в отличие от славы, всегда основанной на восхищении, достигается благодаря эротическому влечению публики к актрисам, чья фривольная частная жизнь становится предметом слухов и сплетен. Будучи публичной фигурой, актриса ассоциируется у мужчин с куртизанкой или проституткой. Да и во Франции всех танцовщиц из Оперы считают содержанками богатых мужчин и приписывают им распутную жизнь.
Яркое свидетельство этому – Мари-Мадлен Гимар, которая в прессе и памфлетах того времени всегда фигурирует как «знаменитая Гимар»: о ее бесчисленных любовниках и покровителях говорят больше, чем о ее достижениях на сцене. Публичный образ Гимар размыт: если первыми успехами она обязана собственному таланту, дальнейшее ее восхождение по социальной лестнице объясняется покровительством откупщика де Лаборда и князя де Субиза, а также организацией фривольных празднеств, которые в искаженном и приукрашенном виде отражаются в скандальной хронике[68].
Новейшая историография всячески подчеркивает этот аспект, иногда даже чрезмерно[69]. На самом деле следует воздерживаться от того, чтобы представлять знаменитых актрис лишь проекцией желаний зрителей. Новообразованная культура знаменитости открывает перед актерами и актрисами большой простор в деле построения собственной карьеры, поддержания зрительского интереса, извлечения выгоды из своей популярности. Особенно это относится к актрисам, использующим прием, который англичане называют «pufifng» (дутая реклама). Речь идет о заказных статьях, превозносящих до небес того или иного актера. Эта сомнительная тактика позволяла добиться головокружительного взлета по социальной лестнице. В Англии эпохи Реставрации образ актрисы, ставшей куртизанкой, в полной мере воплощает Нелл Гвин, возлюбленная короля Карла II, родившая ему двух детей[70]. Ту же роль, хотя и с меньшим блеском, будут не раз исполнять другие звезды и в следующем веке. Фрэнсис Эбингтон, начинавшая карьеру продавщицей цветов и уличной певичкой, достигает большого успеха на сцене, особенно во время пребывания в Дублине в 1759–1765 годах, где она становится звездой местной сцены. Вернувшись в Лондон, она с неизменным успехом выступает на сцене Друри-Лейн. Джошуа Рейнольдс рисует несколько ее портретов, включая и тот, самый знаменитый, на котором она запечатлена в роли мисс Пру и который приобрел скандальную известность благодаря присутствующему в нем скрытому эротизму. Она прославилась не только виртуозным владением всеми тонкостями pufifng’а, но и своими многочисленными романами, особенно связью с будущим премьер-министром лордом Шелбурном.
Успех на сцене открывает путь не только в спальни знатных сановников. Возможны и иные сценарии, как показывает пример Китти Клайв, которая считалась лучшей комической актрисой своего времени и с триумфом исполняла партию Полли в «Опере нищего» Джона Гея, остававшейся одной из самых популярных английских постановок на протяжении всего XVIII века. Актриса постепенно расширяет репертуар (поет не только народные баллады, но и арии Генделя) и сферу деятельности: основывает вместе с Гарриком театр Друри-Лейн, пишет комедии, заводит дружбу с Сэмюэлем Джонсоном и Уолполом; в конце жизни ей, похоже, удается полностью интегрироваться в лондонское высшее общество. Путь других еще более извилист. Мэри Робинсон, снискав в конце 1770-х годов громкий успех исполнением роли Пердиты, чье имя со временем прочно пристанет к актрисе, становится любовницей принца Уэльского, будущего короля Георга IV, который сорит деньгами и ведет разгульную жизнь, дающую газетчикам пищу для бесконечных пересудов[71]. Сделавшись главной героиней театральной и скандальной хроник благодаря успехам на сцене и многочисленным любовным связям, добившись пенсии в обмен на обещание не публиковать письма наследника престола, Мэри Робинсон оставляет подмостки и остаток жизни посвящает литературе, начав писать романы и стихи. Некоторые биографы видят в ней карьеристку, одержимую жаждой славы, стремящуюся добиться известности любыми средствами[72]. На самом же деле Мэри Робинсон, которой с юных лет были ведомы тайные пружины публичного успеха и признания, очень неоднозначно их оценивала, ощущая, с одной стороны, положительные результаты их работы, а с другой – связанные с ними опасности[73]. В «Мемуарах» она признается, что ее первый роман «Ванченца» «обязан своим успехом известности имени автора»[74]. Но в других книгах она занимает более взвешенную позицию, осуждая бездумную погоню за славой.
Одной из первых она начинает жаловаться на то, что ее узнают на улице, на любопытство зевак, вызывающее у нее смущение. Когда она отправляется за покупками, толпа всякий раз обступает магазин, куда она заходит, рассматривая ее и мешая сесть в экипаж[75]. Тем не менее ее «Мемуары» свидетельствуют о неослабевающем внимании, которое она уделяет своему внешнему виду: спустя несколько десятилетий после описываемых событий она помнит, какой наряд надевала в том или ином случае.
Слава актеров и актрис основывается на отождествлении их с персонажами, которых они воплощают на сцене. Мэри Робинсон на всю жизнь сохранит прозвище Пердита благодаря роли, сделавшей ее знаменитой. Об актерах и актрисах часто судят по их наиболее известным ролям[76]. Слава некоторых актеров, которая заставляет их искать в обществе личного признания, не всегда им его обеспечивает. Речь идет о явлении, часто отмечаемом и современными киноактерами, которые со смесью удовлетворения и досады видят, что их путают с персонажами их фильмов. Подобная ситуация известна уже в XVIII веке: Воланжу пришлось испытать это на своей шкуре. Хотя успех Воланжа в роли Жано стал ключиком, открывшим ему двери во многие благородные дома, где актер услаждал слух благородного общества своими знаменитыми комическими репликами, он всеми силами пытался расширить репертуар и дистанцироваться от образа, которому был обязан своей популярностью. Когда у маркиза де Бранка его представили именем Жано и он счел нужным исправить ошибку, сказав: «Отныне я для всех господин Воланж», актеру тут же была дана резкая отповедь: «Что ж, хорошо! Но ждали мы как раз Жано, так что пусть господин Воланж убирается восвояси!» Автор «Тайных мемуаров Республики словесности», передающий этот анекдот, возмущается не грубостью де Бранка, а наглостью Воланжа, заносчивого «фигляра», который вообразил, что в благородном доме его будут принимать как светского человека[77].
67
Spratt D. Genius Thus Munificently Employed!..
68
В «Тайных мемуарах» несколько раз упоминаются любовные похождения «знаменитой Гимар»: например, 31 декабря 1770 г. (Mémoires secrets… T. III. P. 247) описана гравюра, отсылающая к ее многочисленным романам.
69
Родоначальницей этого направления, выступавшей с феминистских позиций, стала Кристина Строб. См.: Straub K. Sexual suspects: Eighteenth-century players and sexual ideology. Oxford/Princeton, 1992. После этого библиография, в которой английские актрисы рассматривались под таким углом, особенно конструирование их публичного образа, продолжала расти. См. прежде всего: Notorious muse: The actress in British art and culture, 1776–1812 / Asleson R. (ed.). New Haven, London, 2003; Perry G. Spectacular flirtations: Viewing the actress in British art, 1768–1820. New Haven, 2007; Nussbaum F. Rival queens: Actresses, performance, and the eighteenth-century British theater. Philadelphia, 2010; Engel L. Fashioning celebrity: Eighteenth-century British actresses and strategies for image making. Columbus, 2011. О ситуации во Франции см.: Berlanstein L. Daughters of eve: A cultural history of French theater women from the Old Regime to the Fin-de-Siecle. Cambridge, 2001.
70
Roach J. Nell Gwyn and Covent Garden goddesses // The First Actresses: Nell Gwyn to Sarah Siddons. London, 2011. P. 63–75.
71
Parissien S. George IV: The grand entertainment. London, 2001; Hibbert C. George IV, prince of Wales, 1762–1811. London, 1972.
72
Brook C. The feminization of fame, 1750–1830. Basingstoke, 2006.
73
Byrne P. Perdita: The life of Mary Robinson. London, 2004; Mole T. Mary Robinson’s conflicted celebrity // Romanticism and celebrity culture…
74
Memoirs of the late Mrs. Robinson: 2 vols. London, 1801. T. II. P. 127.
75
«I scarcely ventured to enter a shop without experiencing the greatest inconvenience. Many hours have I waited till the crowd disperse, which surrounded my carriage, in expectation of my quitting the shop». Ibid. P. 68.
76
Voisin O. Le portrait de comédien ou La fabrique d’une aura La Comédie-Française s’expose, catalogue de l’exposition du Petit Palais. Paris, 2011. P. 93–148; The First Actresses: Nell Gwyn to Sarah Siddons / Perry G. (dir.). London, 2011.
77
Mémoires secrets… T. XV. P. 82. Весь пассаж дышит враждебностью к Воланжу или, скорее, к Жано, как его предпочитает называть редактор, также обозначающий актера именем его героя.