Страница 10 из 19
— Я же говорил, что у нас собрались тут лучшие умы. Им нас никогда не раскрыть! — расхохотавшись во все горло, Хэнк вынул из ящика под столом коробку с сигарами и, предложив одну Николасу, закурил. Мери сморщилась, чувствуя ненавистный запах.
— Моя дочь начала меня расспрашивать по поводу работы, — табачный дым наполнил легкие, стало легче. Николас не мог смотреть в глаза собственному ребёнку без мысли, что дети его друга — ровесники дочери — тоже распространяют малые дозы среди учащихся их старшей школы. И, по последним данным, товар пользовался большим спросом.
— Отвечай ей, как муж отвечает, когда идет к любовнице: ты задерживаешься, потому что зарабатываешь деньги, и это совершенно не её дело, — Мери улыбнулась на эту фразу и выключила компьютер. — Мы станем миллиардерами, если дела так и дальше пойдут, — мечтательно произнес Ренс и стряхнул пепел на дорогой красный ковролин. Норман же промолчал, погружаясь в свои мысли. Николас не был дураком и понимал, что с каждым разом он опускается за своим старым другом все ниже и ниже, утягивая при этом дочь, которую безуспешно пытался уберечь от всего этого мрачного мира, в который, помимо Хэнка и его приятелей, попал и он.
***
19 апреля.
10:23 утра.
Просыпаясь, Эвелин не любит оглядывать свою большую светлую комнату. Лучше закрыть глаза, ущипнуть себя за бедро и попробовать проснуться заново. Она чувствует рядом спокойное размеренное дыхание, едва касающееся кожи её плеча, и можно сказать, что она примирилась с собственной судьбой. Если уж задыхаться пожизненно, думая, что кислород вот-вот сожжёт лёгкие, то значит сполна, так, чтобы не хотелось оглянуться и сказать, что не успела чего-то совершить. Ей мерзко, всё внутри сдавливает от каждого глотка воздуха.
Хочется плакать.
— Господи, — укрывшись одеялом, Джек слышит громкие проклятия в его адрес в подушку рядом. — Я тебя ненавижу. Ненавижу! — он поворачивает голову, встречается с безразличным взглядом карих глаз и снова отворачивается.
Парень хрипло усмехается. Действительно ненавидит.
— Насколько сильно тебе страшно? — странный вопрос с его стороны остается без ответа.
Она встаёт, укрытая личным лёгким одеялом голое тело, поправляет его на узких плечах и выходит. Найти разбросанную одежду в комнате не составляет большого труда. Девушка накидывает на плечи рубашку, застегивая все пуговицы до двух верхних, словно в тумане.
Их другая сторона отношений осуждается обществом: она любит его, как никто другой в этой жизни, но и одновременно боится до дрожи в коленях. А Джек любит свою Эвелин, как ни одну из девушек, с которыми он спал. Он её оберегает, словно хрупкую редкую вазу из хрусталя. Она пытается отрицать это и старается не думать, что будет дальше, что будет с ними. Но когда старший брат приходит к ней ночью и обнимает, нашептывая на ухо истину, она не может сопротивляться. Джек словно проникает руками в её грудную клетку и сжимает сердце, испепеляя его.
Горькое падение на утро, будто ломающее кости, происходит молниеносно. Так, что Эвелин уже и не может подняться наверх. Ядовитые мысли нашёптывают, словно колыбельную: «Признай, что тебе понравилось». Не признать — это первый путь вниз в личный осознанный ад, из которого нет выхода.
— Да, сестрица, — закинув руки за голову, он прикуривает сигарету в кровати, положив красную пачку на прикованную тумбочку. — Мы с тобой на самом дне, — должно быть, он чувствует нутром, как она напрягается, точно пружина. Эти слова выбивают из неё всё, что можно.
— Заткнись, — устало выдыхает. На самом деле она так измотана, и говорить с ним уже бесполезно. — Перестань здесь курить! — она распахивает окно и ждёт, пока тот выйдет из комнаты, чтобы она смогла одеться. Холодный утренний воздух молниеносно проникает в комнату, раздувая бежевые занавески и наполняя все помещение прохладой. Девушка включает радио с любимой песней.
— Гости сегодня начнут прибывать к семи, приготовься их принимать, — её подрёберье сожжено собственным братом, оно разрывается изнутри. — Я там купил платье, белый цвет на тебе будет смотреться идеально, — накинув черный халат на плечи и завязав пояс, парень подходит к ней.
Он касается её щеки и приводит в чувство медленно, но верно. На заднем фоне слышатся отрывки слов известной песни:
And I swear that I don’t have a gun
No I don’t have a gun
No I don’t have a gun
Memoria, memoria
Memoria, memoria
— Ты кричала ночью, — произносит он шёпотом, не собираясь убирать ладонь. Он знает, насколько ей тяжело, насколько она подавлена, что у неё депрессия. Но перечить воле отца в работе не может, ведь это равносильно смерти, так что ему остается только повиноваться. А выражать свою любовь он способен, приходя к ней ночью, и он не знает, что, тем самым, дает ей надежду на спасение.
— Кошмар приснился, — она трясёт головой, ленивым движением руки убирая пряди волос со лба. Но это правда, ей приснилась её жизнь — тот личный кошмар, который будет с ней всегда.
Одевшись, она спускается вниз по широкой лестнице. Эвелин встречает внизу отца с тётей, бурно обсуждающих что-то. Тётя Мери ей никогда не нравилась: высокая, вечно одетая во все чёрное — траур по мужу. Девушка в мыслях иногда сравнивает её с ядовитым пауком, который выжидает, чтобы наброситься.
Не успев поздороваться, она оказывается в объятиях отца, который восторженно начинает говорить о важности сегодняшнего вечера. Хочется вертеть головой и отмахиваться руками, кричать, царапаться и просто убежать из этого ненавистного особняка, который принёс так много бед брату и ей.
— Эвелин, ты просто умница! — повторяет с нажимом мужчина.
«Тиран — ему подходит такое слово», — думает в очередной раз девушка. Держать всю фабрику в ежовых рукавицах — это требует сильного и несгибаемого характера. Управлять людьми, в том числе и собственными детьми, входит в его обязанности, как главы семьи и богатейшей в городе компании.
Она только кивает, улыбается и настолько сильно прикусывает губу, что кровь начинает струиться по подбородку, капая на белую плитку пола.
— Пойдем наверх, я тебе так много разных нарядов привезла, — тётя берёт своей длинной рукой её за запястье, и они скрываются из виду в многочисленных коридорах первого этажа.
— Джек! — отец зовёт своего старшего сына из холла.
— Да?
— Следи за своей сестрой сегодня, чтобы она никаких глупостей не натворила, — мужчина даёт ему пистолет. Джек в шоке. Он чувствует холодок, пробегающий по позвоночнику и застывающий точно в загривке.
— Нет, — отказывает на свой страх и риск. — Я не буду этого делать, — парень кладет оружие на высокий стеклянный столик. Но это противодействие моментально прилетает ему мощным кулаком в живот.
— Кажется, ты забываешься, — Хэнк скалится, вот-вот клацнет зубами. Его отец умеет бить, куда следует. Говорят, это качество помогает выживать и идти вперед. Парень скрючивается от боли, медленно накатывающей волнами. Хватается за вазу с цветами, чуть не опрокинув её на каменный пол большой прихожей.
Джеку сейчас не до их привычных игр, потому что он понимает, что всё — это конец. Всё, когда-то бывшее для него привычным, рассыпается прахом, и это чувство потери оседает в горле гнойным налетом. Уничтожить последнюю надежду — сестру, он не даст, даже отцу.
***
20:45 вечера.
Особняк семьи Ренсов.
В большом помещении громко играла музыка, разнообразные разноцветные фонари были зажжены на улице и внутри дома, давая хоть немного света танцующим в полумраке. На большой каменной площадке среди деревьев расположились множественные парочки, пытающиеся уединиться от других в густоте огромного сада.
Попивая коктейли, сделанные специально приглашённым барменом — лучшим в городе, подростки шумно общались, пытаясь перекричать динамики, музыка в которых играла настолько громко, что, казалось, стены старинного особняка не выдержат напора. Диджей стоял около пульта управления, то и дело кидая заинтересованные взгляды на молоденьких девушек, и переключал один оглушительный трек за другим.