Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 49

— Начинаем. Все хорошо, я с вами.

Несколько минут ничего не происходило — даже ужас, сжимавший Брюн в объятиях, стал каким-то привычным. Потом рука Эрика дрогнула, и Брюн пронзило такой болью, что на мгновение она потеряла сознание, и если бы Эрик не подхватил ее, то она свалилась бы на ковер.

— Хорошо, очень хорошо! — воскликнул артефактор, который, казалось, с трудом скрывал свою радость. — Держитесь!

— Что вы делаете… — пробормотала Брюн. Комната плыла, утекая куда-то в сторону и возвращаясь, ноги подламывались, и Брюн чувствовала себя марионеткой в руках умелого кукловода.

— Пытаюсь проложить связи в обход вашего артефакта, — объяснил Эрик. — Сейчас будет больно. Самую малость.

И Брюн рухнула во тьму.

Когда она открыла глаза, то обнаружила, что комната больше не крутится, и мир вновь обрел стабильность. Брюн лежала на кровати, Эрик сидел рядом и, задумчиво нахмурившись, водил пальцем по ее руке от запястья до локтя — на коже вспыхивали синеватые значки и исчезали. Рука казалась слишком тяжелой и чужой.

— Получилось? — негромко спросила Брюн. Лицо Эрика дрогнуло, словно он пытался улыбнуться, но так и не смог этого сделать.

— Нет, — помедлив, ответил он, и это «нет» было похоже на пощечину. Значит, ничего не вышло, и Брюн все-таки не нужна.

— Я понимаю, — проговорила она. — Это конец.

Эрик устало усмехнулся, вычертил последний значок и погладил Брюн по руке, словно хотел подбодрить.

— Вашу косичку не обойти, — с грустью сказал он. — Я надеялся, что она не так глубоко внедрена в нервную систему. Что ж, Брюн… Если хотите, я отвезу вас к родителям.

Сперва Брюн подумала, что ослышалась. Вернуться домой, к родителям и сестрам, никогда больше не вспоминать о днях, проведенных с Эверхартами — нахлынувшая радость была такой яркой и глубокой, наполненной такой детской, невинной чистотой, что Брюн едва не закричала и не захлопала в ладоши.

Потом пришло понимание. Брюн с такой же пронизывающей ясностью осознала, что прежняя жизнь закончена, и ее не вернуть, как ты ни старайся. После того, как отец проиграл ее в карты, и Брюн жила под одной крышей с двумя молодыми мужчинами, она стала порченым товаром. Никогда не выйти замуж, каждый день выслушивать обвинения и самые дикие и грязные предположения, стать всегда и во всем виноватой — вот ее судьба, если Брюн решит вернуться. Говорят, что правда легка и приятна, но сейчас Брюн испытывала только боль.

— Нет, — промолвила она с искренней печалью. Брюн всем сердцем чувствовала, что именно в эту минуту окончательно прощается с детством и юностью и оставляет саму себя в прошлом. Что будет впереди? — она не знала и не была готова к встрече с тем, что ждало ее за поворотом.

— Нет, — повторила Брюн и закусила губу, чтоб не расплакаться. Эрик вздохнул и снова дотронулся до руки Брюн, словно хотел проявить участие и понимание и боялся, что она его оттолкнет с возмущенным гневом.

— Тогда будете мыть пробирки в моей лаборатории, Брюн, — сказал он. — Правда, у меня их почти нет. Но я найду, чем вам заняться.

2.6

Мыть пробирки? Какая глупость!

Отец, который после смерти жены взялся за воспитание сыновей с утроенной решительностью, всегда говорил: «Вы должны быть бОльшими джентльменами, чем вы есть». Для лучшего запоминания сей немудреной сентенции он использовал розги — ровно до тех пор, как Эрику стукнуло пятнадцать, и он решил, что с него хватит. С тех пор прошло полжизни, и иногда Эрик думал, что именно отцовские розги сделали Альберта чудовищем. Если бы брат рос в любви и душевном тепле, то никогда бы не стал тем, кем стал.

Впрочем, речь не о брате, а о том, что Эрик в очередной раз проявил благородство там, где не надо было этого делать. Раз уж его эксперимент оказался неудачным, то это следует признать и отправить Брюн к родителям, а не прятать голову в песок в напрасных попытках исправить то, что неисправимо. Знающая с косичкой артефакта! Только старшему Эверхарту могло так повезти.

Сейчас Брюн сидела с ним рядом на мягком диванчике вагона, поезд вез их домой, и Эрик в очередной раз чувствовал себя одураченным жизнью. Внутренний голос говорил, что с собой надо быть честным всегда — Эрику следовало признать, что Брюн ему просто понравилась. В конце концов, почему бы и нет? Юная очаровательная девушка не может не нравиться. К тому же, у девушки был вполне решительный характер и умение отстаивать себя.

Странно было бы, если бы она не понравилась.

— Вы давно занимаетесь артефактами? — полюбопытствовала Брюн, когда ей надоело смотреть в окно на однообразные леса и перелески.

— С шестнадцати лет, — ответил Эрик. — Отец хотел, чтоб я пошел по военной части. Но тогда бы Берт остался предоставленным самому себе. Так что это был оптимальный выбор.

Он мысленно осадил себя. Брюн просто коротает время в дороге, на самом деле ей все это не интересно. Берт для нее не любимый брат, не родное существо, которого маленький Эрик кормил и нянчил, а чудовище, монстр на болоте. Незачем вдаваться в детали.

— Для этого нужен талант, — Брюн почему-то казалась заинтересованной и искренней — либо Эрик в очередной раз принимал желаемое за действительное. — Вы действительно талантливы, не отрицайте. И вам нравится то, что вы делаете.

Эрик усмехнулся.

— Да, нравится, — признался он. — Даже очень.

— А ваш брат? Тоже артефактор?

— Скорее, вольный художник, но и артефактор в том числе, — Эрик ощутил укол привычной досады, вспомнив все попытки Берта сделать карьеру — и стремительное крушение этих попыток по вполне банальной причине. — Наш род один из богатейших в этой части Хаомы. Я работаю, потому что мне это нравится. А Берт развлекается — потому что может себе это позволить.

— Значит, развлекается, — в прищуренных глазах Брюн появился тяжелый болезненный блеск.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — нахмурился Эрик.

Несколько минут они молчали, затем Брюн не вытерпела и поинтересовалась:

— Вы так и живете вдвоем?

— Да, — кивнул Эрик. — Берт был женат, я — нет.

Брюн поджала губы. Дьявол ее разбери, чего она хочет! Поссориться? Должно быть.

— Да, я помню, — сказала она. — Дважды. И хоронил своих жен на болоте.

— Послушайте! — не выдержал Эрик. — Чего вы добиваетесь? Я и без ваших уколов знаю, что Берт болен. Делаю все, чтоб ему помочь. Да, конечно, для вас он монстр. Но для меня — единственное родное существо, и я его люблю.

Он осекся, прекрасно понимая, что не пробьет эту стену. Не рассказывать же, в самом деле, о том, как он, шестилетний, носил на руках крошечного младенца, смешно сопящего розовым вздернутым носиком, кормил его из бутылочки, купал… Берт разражался страшными воплями, стоило брату уйти, и все многочисленные мамки и няньки, приставленные к младшему сыну господина Бруно Эверхарта после смерти его жены, в итоге оказались просто на подхвате у Эрика. И он, прекрасно понимая, что из себя представляет брат, не мог выбросить из памяти его детский образ. Не мог, как ни старался.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — примирительно промолвила Брюн, и Эрик вдруг понял, что она вот-вот заплачет. — Просто… просто я боюсь возвращаться.

Вот оно что. Пожалуй, Эрику следовало догадаться.

— Я не позволю бросить вас в болото, — ободряюще улыбнулся он. Так себе, конечно, утешение — но у Эрика не было большого опыта в успокоении девичьих нервов. — К тому же, Берт вряд ли будет сидеть дома, когда в заведении Мадлен пополнение.

Брюн сердито сверкнула глазами. Ну конечно, благовоспитанная девушка из добропорядочной семьи никогда не слышала разговоров о проститутках, и эти разговоры ее коробят. Что поделать, придется ей привыкать. Если Эрик останется джентльменом, то Берт ни за что не станет держать язык за зубами.

— Одним словом, вам ничего не угрожает, — уверенно произнес Эрик. Брюн вздохнула.

— Хотелось бы верить, — промолвила она. — Очень хотелось бы.