Пленница Белого Змея

Петровичева Лариса

Пленница Белого Змея

Глава 1

Господин Шульц изволил проиграться в пух и прах.

Карты были его страстью с ранних лет — тяжелой, болезненной страстью, которая не поддавалась никакому контролю, да Шульц и не слишком-то хотел держать ее в узде. Настоящее удовольствие от жизни он получал только за зеленым столом, когда азарт вскипает в крови пузырьками южного шипучего, а Госпожа Удача обнимает за шею гладкими белыми руками и шепчет: еще, еще, Герхард! Не вздумай сдаваться!

Вчера он проиграл почти все. Деньги на банковских счетах, драгоценности жены, конюшня с породистыми лошадьми — Шульц вышел из игрального зала, покачиваясь, словно его хватил апоплексический удар. Постояв на свежем воздухе, он опомнился. Ведь был еще и дом! Еще можно было отыграться!

Гости приехали к нему ранним вечером. Из окна своей спальни Брюн видела, как к парадному подъезду подкатил роскошный экипаж, и из него вышли двое. Едва завидев их, матушка и сестры запричитали, как по покойнику, вокруг них тотчас же захлопотали служанки с водой и нюхательной солью. Брюн смотрела, как гости поднимаются по ступеням, как за одним из них тянется длинный черный плащ, похожий на змеиный хвост, и пальцы впивались в подоконник так, что становилось больно.

— Батюшка проиграется, — негромко сказала Брюн. — Это несомненно.

Матушка, лежавшая на кушетке, издала тяжелый стон умирающего животного.

— Конечно, он проиграется! И мы пойдем по миру! У нас ничего не осталось, девочки, ничего! Будь проклят этот картежник!

Служанка кинулась к ней со стаканом воды. Подобные сцены были в семье Шульца в порядке вещей. Он то проигрывался в пух и прах, то удача поворачивалась к нему лицом, и Шульц возвращался домой в несколько раз богаче, чем раньше. Но сейчас Брюн была уверена, что это конец. Она села на стул возле окна и стала ждать.

В дверь постучали спустя два с половиной часа, когда матушка и сестры устали рыдать и потихоньку завели более спокойный разговор о своей будущей судьбе. Матушка планировала ехать в приживалки к бабке, герцогине Мадельхейм — Брюн видела бабку только один раз, в детстве, и испытывала почти животный ужас при мысли о том, что с этой седой, прямой и тощей, словно палка, женщиной придется жить под одной крышей. Но эта жизнь все-таки была лучше, чем пансион для благородных девиц, где помянутых девиц держали на хлебе и воде для изящества стана и блеска глаз.

— Господин Шульц желает видеть госпожу Брюнхилд, — по лицу дворецкого ничего нельзя было угадать: он держал в руке лампу и смотрел совершенно равнодушно. Зато матушка тотчас же оживилась: схватив Брюн за руку, она подняла ее со стула и практически вытолкнула в коридор, бормоча:

— Господь всемилостивый, пусть на этом все и закончится!

Брюн поняла, в чем дело, и тогда ей стало страшно по-настоящему. Если бы дворецкий вовремя не подхватил ее под локоть, она упала бы — ноги заплетались.

Если вести речь о детях, то на востоке Хаомы имеют значение только мальчики. Старший брат Брюн, блистательный офицер, делавший карьеру в столице, был гордостью семьи, в то время как девушки оставались разменной монетой. Брюн отказывалась думать об этом, но понимала…

— Он поставил меня на кон? — спросила она, поразившись тому, насколько слабым оказался ее голос. Дворецкий устало кивнул.

— Да, госпожа Брюн. Дом уже проигран.

Этого следовало ожидать — но Брюн все равно не ожидала. Она была живым человеком, а не вещью, отец любил ее, он не мог так поступить! Человек, который играл с маленькой Брюн возле пруда и однажды поймал для нее большую стрекозу, никогда не сделал бы ставкой собственную дочь.

Когда двери малого зала открылись, то Брюн поняла: все-таки поставил. Похоже, она просто не знала своего отца.

Отец выглядел так, словно его у него вот-вот случится сердечный приступ: красное лицо, взлохмаченные волосы, оттянутые книзу углы рта — он будто надел маску сумасшедшего, и эта маска намертво приросла к нему. Брюн остановилась, не доходя до стола, и еле слышно промолвила:

— Вы звали меня, батюшка…

— Как там в народе говорят? — отец покосился в сторону одного из гостей, того самого, который носил черный плащ, и сказал с каким-то невыразимо похабным цинизмом: — Девок много, девок много, девок некуда девать?

«Скоро лошади подохнут, будем девок запрягать», — механически закончила Брюн. Мысль была чужой. Все казалось страшным и неправильным: тени, скользящие по стенам, груда ассигнаций, золотых монет и документов на столе, да и сами люди за столом.

— Как оформим приобретение в случае проигрыша? — поинтересовался гость. В другое время он обязательно заинтересовал бы Брюн: умное, интеллигентное лицо, внимательные глаза за стеклами очков, ухоженные аккуратные руки, тасующие колоду — гость был вполне привлекательным мужчиной, но сейчас Брюн смотрела на него и почему-то видела огромного змея, готового жалить.

— Я еще не проиграл! — взвился отец. Второй гость, тощий, с осунувшимся небритым лицом, примирительно произнес:

— Господин Шульц, не волнуйтесь так. Конечно, вы еще не проиграли. Но такие деликатные вопросы необходимо решить сначала, а не потом.

Он тоже был похож на затаившуюся змею, хитрую и злобную. Брюн не знала, почему ей так кажется.

— Оформим договор найма, — колода карт с легким шелестом разлетелась над столом и послушно легла в руки первого гостя. — Допустим, госпожа Шульц принята на работу в качестве домоправительницы нашего поместья. Идет?

— По рукам, — торопливо сказал отец. — Раздавайте же, дьявол вас возьми!

— Разумеется, господин Шульц, — улыбнулся первый гость и принялся раздавать карты. Некоторое время в зале царила тишина, нарушаемая только тяжелым нервным дыханием отца. Затем он сказал:

— По-прежнему работаете в артефакторике, господин Эрик?

Первый гость доброжелательно кивнул.

— Некоторое время назад даже имел из-за этого ряд проблем с инквизицией.

Значит, артефактор, отметила Брюн. Впрочем, вряд ли это имеет какое-либо значение.

Отец раскрыл карты первым. Эрик некоторое время изучал то, что было у него на руках, а затем выложил свои карты и произнес:

— Полный комплект, господин Шульц.

Отец вцепился пальцами в волосы и некоторое время сидел, механически раскачиваясь из стороны в сторону. Брюн стояла, едва дыша. Все, что она могла сейчас сделать — не упасть в обморок перед игроками. Эрик вновь окинул ее пристальным взглядом и мягко произнес:

— Думаю, будет справедливым, если я несколько перераспределю выигрыш. Как ты считаешь, Альберт?

Это была какая-то ловушка, но Брюн сейчас не могла об этом думать. Не упасть, не упасть, твердила она, чувствуя, как дрожат ноги.

— Разумеется, — кивнул второй гость. — Как сочтешь нужным.

Отец опустил руки и посмотрел на Эрика совершенно сумасшедшим взглядом, в котором теперь горела надежда. Страшная, неестественная, неправильная надежда. Эрик ободряюще улыбнулся и придвинул к нему груду денег и документов. Отец смотрел то на бумаги, то на своего гостя, и Брюн видела, что он не может понять, что происходит.

— Ваш проигрыш за вчерашний вечер и за сегодняшний, — объяснил Эрик. — Вы рискнули самым дорогим, я думаю, слишком жестоко отбирать у вас все.

— Лошади, — напомнил Альберт. — Они мне очень нравятся.

— Разумеется, — глухо проговорил отец. — Лошади ваши. И эта кобылка тоже.

Брюн все-таки упала на ковер. Не удержалась.

1.1

Брюн снилось, что ее сжимает в объятиях огромная белая змея. Она чувствовала прикосновение прохладной чешуи, тяжесть гибкого змеиного тела и понимала, что умирает. Отец проиграл ее в карты, никто не заступился и не помог. Младшая дочь в многочисленном семействе, кому до нее есть дело?

Сиденье тряхнуло, и Брюн очнулась. Нет, она не умерла: мать и служанки молниеносно собрали ее вещи, пока гости отца оформляли документы — и вот Брюн уже едет куда-то в семейном экипаже. За окошком маячили серые сумерки, туманные лесные стволы — то ли вечер, то ли утро, кто разберет?