Страница 5 из 14
– О, найн… Ничего. Извинять…
Вытираю лапы о мох на плите, Курт переводит взгляд на Бориса.
– Кальтелихт.
– Чего? – не понял Борис.
Обглоданной палочкой Курт начертил в серых зернах камня на полу знак из параллельных линий внутри круга.
– А, Хладосвет, – дошло до Бориса, покивал. – Местечко ничего. Бывал пару раз. Правда найти его – головная боль. А почему туда?
– У меня там…
Курт упирает палочку в край начерченного символа, вертелок хрустнул, Курт вздрогнул и закончил:
– …друзья. Простить, я…
– Успокойся, приятель, – сказал Борис.
– У меня кончаться припасы, я быть вынужден прервать путь, охотиться, но мне не везти, попадаться только сильный монстры, едва успевать убежать…
– Ничего, фортуна ко всем то и дело поворачивает зад. Однажды повернется сиськами.
Мы рассмеялись.
– Хотя, если не робеть, можно и задницу, – вставил я. – Задрал юбку и…
Я сделал лихой жест.
Спутники рассмеялись громче.
– А парень-то не промах, когда сытый и в тепле, – сказал Борис Курту, тыкнув в мою сторону макушкой.
Курт достал из кармана черной кожаной жилетки фляжку из стали.
– Друзья, у меня остаться немного выпивка.
– О-хо-хо! – всплеснул руками Борис, те хлопнули по коленям. – Неужто шнапс?
– Виски.
Немец с улыбкой пожал плечами, мол, что есть то есть. Борис фляжку принял, глухой чпок крышки, горлышко коснулось губ, голова запрокинулась – и тут же обратно, но губы намокли, а щеки вздулись. Борис сглотнул, рукав губы вытер, довольный стон.
– Виски отличный! Курт, за мной должок.
Возвращает сосуд Курту.
– А мальчик? – удивился тот.
– Мальчику нельзя, железный трезвенник, – рассмеялся Борис, лицо повернулось ко мне, незаметно для Курта Борис подмигнул. – Верно, Владик?
Я растерялся, но все же кивнул с дурацкой улыбкой.
Курт смотрит на меня с тревогой, кадык подпрыгнул, глаза вновь забегали, как в начале, на лбу вспыхнула испарина, перевел взгляд на Бориса.
Тот покачивается, ладонь придерживает голову, глаза плавают.
– Что-то захмелел жестко. Видать, хороший шнапс… То есть, виски.
Борис икнул.
Завалился набок, локоть успел упереться, но…
– Вздремну… минут десять… А то что-то мне…
Борис упал. Сопение, а вскоре – похрапывание. Борис во сне промямлил, на щеке блестит потекшая слюна.
Курт тряхнул Бориса за плечо осторожно. Затем грубо. Реакции ноль.
Меня так озадачило, что застыл как ледяная статуя. Сидя на подстилке, с пустым вертелком в пальцах, будто с миниатюрной шпагой, хлопаю глазами, как если бы мне поставили задачу отбиваться ею от носорога.
Между мной и Куртом танцуют языки пламени. Курт смотрит мне в глаза, взгляд недобрый. Край капюшона опять закрыл часть лица, другая половина во мгле. Половинка губ искривилась. Глаз взбух, в нем вспыхнуло безумие.
Курт встал, арбалет нацелился мне в грудь.
– Спать, мальчик.
Нога Бориса лягнула Курта в лодыжку, свист, я вздрогнул, болт пролетел в мизинце от виска. Курт едва обрел равновесие, в свободную ладонь выпрыгнул из рукава кривой, как месяц, кинжал с зазубринами, Курт падает на Бориса, перехватив стального убийцу клювом вниз, но Борис уже на спине, Курта встречает под дых подошва сапога, нога Бориса перекидывает Курта к стене, арбалет отлетает в тень. Борис поднимается, рывком на Курта, тот успел вскочить, ножи встретились, сноп искр.
Начался ураган лязгов, вспышек, отползаю к стене, тело повторяет форму угла, впитывает холод камней, успеваю лишь вздрагивать в такт ударам. Плащи носятся, хлопая, по всей башне, сливаясь в воронку, клинки мелькают в опасной близости от глоток и животов, но дуэлянты реагируют одинаково быстро, хотя на обоих поблескивают красные кляксы, такие же на плитах, лишайниках, грибах.
Борису не повезло, трещина в полу поймала носок сапога, Борис потерял равновесие, успел уклониться от лезвия, но ценой падения столь неудачного, что нож из ладони выскочил, затылок долбануло о зуб плиты.
Курт наступил врагу на грудь, но в этот момент на немца сбоку кидаюсь я. Сам не пойму, как вышло, что Курт спустя мгновения корячится на полу с бордовым родником у шеи. Ладонь зажимает ручей крови, во второй дрожит кинжал.
Гад пытается встать с четверенек, топчусь позади. Его нога пинает в живот, от боли слепну, через миг меня бьет пол.
В неохотно отступающем тумане надо мной вырастает Курт, плащ, жилет и штаны в темных брызгах, стены отражают эхо рычания…
Курта перехватывает за горло Борисов локоть.
Ариец в железной хватке Бориса кряхтит, уши ломит от громогласных немецких ругательств, кое-как поднимаюсь, на кулаке шипы кастета в бордовой слизи.
– Добивай! – орет Борис.
Делаю шаг назад.
– Почему я?
– Надо!
Не могу ударить вот так, без острой нужды. Но на пороге смерти Курт брыкается яростно, в нем горит боевое безумие, он валит вместе с собой Бориса, тот принимает на себя удар о пол.
Подбегаю к Курту, пальцы ловят запястье его руки с кинжалом, пытаюсь отнять, но не выходит, рука Курта дергается, меня швыряет за ней как флажок за древком. Хватаю его предплечье как обезьяна пальму, концентрация до предела, я рванул так, что зубастый кинжал в кулаке хозяина засел в него меж ребер.
Вскрик, Курт дернулся, будто шарахнуло током… У меня перед глазами плывет, ноги как холодная вата, оседаю…
Борис из-под обмякшей туши выползает.
– Красавчик!
Вытираю морду клочком мха. Мох тоже в брызгах крови, но ничего суше под рукой не оказалось.
– Почему Курт хотел…
Я не смог договорить.
Борис подобрал с пола нож. Осторожно касается пальцами затылка, шипение сквозь зубы, пальцы отдернулись.
Подходит к трупу, присаживается, его старанием рукав свитера убитого обнажает предплечье.
– Вот поэтому.
Татуировка кобры в профиль с разинутой пастью. Клык – копия зазубренного кинжала, который чуть не зарезал Бориса.
– Культ Кровавого Арха, – пояснил тот.
Хотя… ни хрена не пояснил.
– А по-русски?
– А по-русски, он был каннибалом.
Я отрезвел в момент. Даже головой встряхивать не пришлось. Вспоминаю, каким странным взглядом Курт разглядывал мои руки.
Окровавленный рот Бориса сверкнул улыбкой, на зубах тоже блестит красное.
– Догадываешься, зачем ему были нужны наши скромные персоны?
Головой я все-таки встряхнул.
– Адепты культа верят, – рассказывает Борис, – если приносить Арху человечьи жертвы, он из Руин выпустит.
– А поедать зачем?
– Тем, кто не только приносят в жертву людей, но и пожирают, Арх благоволит, больше шансов найти выход. Арх подарит свободу членам культа, если убьют и сожрут какое-то космическое число людей. Ну, по крайней мере, в эту байку свято верят психи вроде нашего покойничка.
– Верят?!
– Ох, Владик, во что только здесь не верят, лишь бы выбраться. Сект в Руинах как заразы на бомже. Если завтра объявится шизик и будет проповедовать, что Арх дарует свободу тому, кто круче всех жонглирует куриными яйцами – будь уверен: и вокруг этой идеи сплотится культ.
Поднимаюсь. Кроссовки прекращают шаркать рядом с телом Курта. Он был нервным, но все-таки душевным, мы вместе смеялись. Рассказывал даже о прежней жизни на ферме в Баварии.
– Трудно принять, да? – сказал Борис. – Вроде нормальный мужик… был…
Я только и смог сглотнуть, глядя в глаза мертвеца, там даже после смерти застыла жажда одержимого.
– Ничего, – утешил Борис. – Поживешь тут с мое, научишься вычислять фриков.
Борис достает из торбы чемоданчик с красным крестом, такие обычно в машинах.
– Так-с, будешь медбратом.
Следующие минут десять обрабатываю рану Бориса на затылке, вскоре к ней прильнул тампон, а поверх лег пластырь. Поэтапный процесс разложил мысли по полочкам, дышу ровно. Заодно прокачал скилл медика. С нулевого левела на первый. Голову с жопой не перепутал – уже плюс.
Борис потрогал перевязку.