Страница 4 из 14
Вскоре очистили от червей весь архипелаг кальция. Я наступил на ребро, скрип. Поднимаю ногу, под кроссовкой – меловая оладушка. Похоже, лет ребру была уйма…
С потяжелевшим рюкзаком за спиной пружиню, слышно, как трясутся внутри углечерви. Дрыхнут как дохлые.
Борис протягивает мне башенку из трех кусков рычуньего мяса, каждый плотно завернут в синюю фольгу.
– Положи к себе. Вдруг разбежимся, мало ли… Не помирать же с голоду.
– Зачем разбежимся? – испугался я.
– Разбегаться незачем. Но перестраховаться надо. Руины бывают сильнее наших желаний.
Фольга на удивление холодная, пальцы намокли от инея.
– Не протухнет? – спросил я.
– Ледяная бумага из чешуи морозавра. Как в холодильнике.
Складываю мясо в соседний с углечервями отдел.
Коридор костей остался позади. Мой автопилот настроен на плащ Бориса, взгляд изучает Руины. Борис травит всякие руинные байки о местных героях и своих знакомых…
Нашли воду. Льется с потолка, струя в полете рассыпается на облачко капель. Борис смотрит на водопадик, задрав голову.
– Таких проточин тут много.
Поставляет высоко чашу ладоней, умывает лицо, полощет рот. Уступы и выступы стены позволяют ему залезть, как пауку, под потолок, где ручей цельный, Борис поставляет под струю горлышко фляги, которую бесстыдно осушил я.
Тоже умываюсь. Оттираю кровь и комариную кашу. Завернуться бы в халат. И выпить капучино.
– А макдональдсы тут есть?
– Не встречал.
Борис спрыгивает ко мне, пальцы накручивают на горлышко фляги крышку.
– Хотя, если подумать, Руины – один сплошной макдональдс. Для тварей. А мы в роли гамбургеров и хот-догов.
– Надо им прочесть лекцию о вреде суррогатов.
– Флаг в руки. Секунде на третьей пламенной речи руки-то и откусят. Вместе с флагом.
– Не, пусть кусают флаг, а я успею удрать.
Борис наполняет емкости для воды, чудесная торба глотает одну за другой и не толстеет, мечта любой женщины, да и мужчины.
Слоняюсь по коридору. Из-за водопада пол затоплен, скачу, как балерина, с одного сухого островка на другой. Островками служат выпавшие из стен и свода плиты. Но кроссовки все равно уже мокрые.
В очередной раз перепрыгнув с плиты на плиту, увидел в черной прямоугольной нише, где когда-то был кирпич, мышь.
Мышь увлечена поеданием какой-то букашки.
Подкрадываюсь…
Ловлю за хвост. Жутко собой горд. Добыча! Мышь дергается, из нее рвется писк… и восторг сменился стыдом. Под ногами плавает жучок, которого мышь выронила. Быть может, не ела три дня, а это первая пища…
– Это смышь, – сказал Борис совсем рядом, я вздрогнул.
– Мышь?
– Смышь.
– Почему смышь?
Зверек вспыхнул как фотоаппарат, я на миг ослеп, потом снова увидел два сомкнутых пальца. Мышиного хвоста в них нет.
Вновь белая фотовспышка, на выступе противоположной стены. Там из ниоткуда возникла мышь. Почему-то не сомневаюсь: та самая. Мышь ловко запрыгала с выступа на выступ, волнообразная траектория уперлась в поперечную стену, еще вспышка – и грызуна нет.
– Потому что смываются, – ответил Борис.
– Телепортация! – изумился я.
– Вот бы нам так, да? Попал корижору в брюхо, хлоп! – и исчез. Появился в соседнем туннеле. Но приходится юзать телепорт устаревшей модели.
Борис похлопал себя по бедру.
– Айда. Телепортируемся в место посуше.
Пока идем, мысленно прошу у смыши прощения, желаю ей найти поскорее еще какую-нибудь муху.
Гад!
Я же сам только что рвал когти, лишь бы выжить, а стало более-менее сносно, повел себя с безобидной смышью, как монстры ведут себя с нами…
Глава 3
– А что из себя… представляют… Руины? – пыхчу на ходу.
– Бесконечный лабиринт.
Борис шагает широко, едва поспеваю, а он ухитряется дыхание не сбивать, голос ровный.
– Бесконечный во все стороны света, – уточняет Борис. – Вернее, стороны тьмы. Над нами и под – бесконечное число этажей.
– Да ну. Если так, нас бы расплющило. Стены хрупкие как кости старика, не выдержали бы такой массы.
– Скажи Арху. Срал он на физику.
– Божество суровое.
– Наверное, терпеть не мог физику в школе.
Я усмехнулся.
– Богохульство, однако! Не боишься прогневать?
– Считай, что атеист.
– Серьезно?
– Ну, агностик. Но если этот Арх все же есть, с удовольствием нагажу на его алтарь за то, что кинул сюда.
Наткнулись на человека. Сидит спиной к нам у костра. Вокруг него мрачные круглые стены, на них висят ржавые держатели для факелов, пустые. Неизвестный в потрепанном плаще цвета руин, на голове капюшон. Человек качается вперед-назад, плечи трясутся, ладони перед огнем. В костре вместо дров пылают углечерви. Пышущие пламенем панцири сияют сочными оранжевыми бликами, как сталь в кузнечном горне.
Мы замерли, рука Бориса преграждает мне путь. Мгновения ползут в напряге… Стараюсь дышать тихо, виски щекочет пот, гляжу из-за плеча Борис то на него, то на типа у костра.
Борис заводит руку за спину, под плащ. А кулак, что преграждает мне дорогу, костяшками бьет по каменному косяку прохода.
Человек вскочил в развороте на сто восемьдесят, плащ очертил широкую дугу, языки костра пригнулись, незнакомец вскинул в нашу сторону небольшой арбалет.
Но ладони Бориса уже стискивают дробовик, дуло глядит в неизвестного.
– Спокойно, братец по несчастью, – почти ласково протянул Борис. – Пусть твоя стрела и моя дробь окажутся в мясе какой-нибудь твари, а не в нас.
– М-мы с миром, – сказал я.
Как только не грохнулся в обморок…
Впрочем, наш встречный тоже близок к потере сознания, судя по половине лица, что под капюшоном. В сумраке накидки блестят звезды – капли пота. Но, в отличие от моей рожи, лицо арбалетчика страх не выдает, преображает в злые черные желоба морщин.
Но те начинают сужаться, арбалет, подрагивая, опускается, в полутьме капюшона приподнялся краешек губ.
– Люди, – выдохнул незнакомец тихо. – Наконец-то…
Спустя минут десять сидим вокруг костра, болтовня как у старых приятелей. Нашего нового знакомого, с Борисом примерно одного возраста, звать Курт. Немец. По-русски говорит свободно, с жутким акцентом, почти не расставляет падежи. Мужик на взводе, то и дело оглядывается – хотя я, попав в сию задницу судьбы, на любые капризы нервов кому угодно готов выписать тыщу индульгенций. И все же иногда расслабиться Курту удается, порой даже шутит, предается воспоминаниям.
– Я не видеть люди давно…
Журчащий глоток супа из кружки, взгляд в костер.
– Настоящий счастье.
– Все норм, Курт, – подбодрил Борис, пальцы крутят вертелок с мясом рычуна. – Мы живы и даже пока не калеки.
Курт кивнул.
– Рихтих…
Я подкинул в разговор пару-тройку тупых фразочек в начале, но заткнулся, а сейчас мои зубы обтесывают палочку с шашлыком. Манеры далеко не дворянские. Голодный организм взял свое. И взял бы еще столько же. И еще. Обсасываю третью палочку, язык чуть заноз не насажал, глаза жадно рассматривают четвертую, та томится над раскаленным каркасом углечервя, вокруг кусочков мяса танцуют оранжевые искры, с золотистой корочки капает жирок.
– Значит, направляться в Колыбель? – спрашивает Курт.
– Угу.
Борис жует, объеденная палочка тычет в меня.
– Доведу это чудо природы до безопасного места. И пополню запасы.
Борис стягивает с вертела последний ломтик, чавканье, сглатывает, палочка ложится в шеренгу использованных.
– А ты, Курт, куда держишь путь?
Курт молчит, пламя в зрачках колышется выпукло, похож на демона с огненными котлами в глазницах. Лишь сейчас я заметил, что Курт свою долю мяса съел, хотя только что была цела. Когда успел? Наверное, голодал похлеще моего. А я был увлечен едой так, что не заметил бы и Бэтмена верхом на страусе.
Курт уставился на мои кисти. Те блестят жирком рычуна вперемешку с моими слюнями.
– Что? – спросил я.
Курт встрепенулся, словно приходя в себя, взор поднимается, улыбка смущенная.