Белый край

Внизу у входной двери обнаружилась Кэйа. Она поправляла платье и ругалась на мешавшую корзину, которую держала в руках. Выяснив, что нужно было сходить в мясной ряд, я забрала у нее столь надоедливый предмет и выскочила на улицу.

— Куда? Вот ведь девка! Ишь ты! — послышалось за спиной.

Ее голос терялся в шуме и напоминал кудахтанье. Она не станет жаловаться отцу, сама ведь ругалась, что нельзя держать семью в доме, как узников в темнице. Отойдя подальше, я замедлила шаг и глубоко вдохнула. Запахи города не всегда были приятными, но у меня вызывали трепет, предвкушение чего-то нового. Вокруг мелькало множество лиц, интереснее всех казались те, что скрывали бороды или края капоров. Забыв обо всем, я жадно рассматривала людей, хотелось бы поговорить с каждым и узнать что-нибудь о них. Например, почему от той девушки так пахнет выпечкой и корицей? Щеки у нее были впалыми, а платье изношенным — наверное, она служанка, и ходила к пекарю по поручению хозяев.

Гул толпы прорезал лошадиный визг. В стороне была дорога, на которой тревожно топтался черный конь, запряженный в телегу. Возница пытался успокоить его, попутно ругаясь на кого-то впереди. Я встала на носочки, но за головами людей ничего и не увидела. Конь визжал и фыркал, от чего захотелось подойти и погладить его — лошади прекрасны. Куда лучше людей, потому что не разговаривали, надо полагать. Прокатиться бы на нем верхом.

Оставшуюся часть пути я воображала, как скакала на черном красавце, раскинув руки и подставив лицо ветру. Хоть и люблю город, а для этого больше подошло бы поле, с яркой травой и заходящим солнце вдалеке, заставляющим небо сиять.

Не помню, как пришла на рыночную площадь и очнулась от того, что толпа сжалась вокруг меня, как колосья в снопе. В мясном ряду стоял тяжелый запах крови, почти с каждого прилавка смотрели поросячьи головы, мелькали топоры и слышался треск костей; складывалось ощущение, что это в моей голове что-то ломалось, и спину закололи мурашки. Пока мясник взвешивал заказ, я рассматривала разложенный товар и заметила говяжий язык. Сырым он выглядел ужасно, но на зубах так и почувствовалось мягкое нежирное мясо. Может быть, взять немного?

Я покосилась в сторону, на замок лорда Тарваль, который находился за городом и возвышался над ним, как стражник с сотнями глаз-бойниц. Остроконечные башни будто собирались выстрелить в небо, а оранжевые флаги извивались на ветру, как предупреждение. Брат никогда не ограничивал нас в средствах, но мы покупали только самое необходимое — родителям было стыдно. В детстве я злилась из-за этого, а позже поняла, как трудно принимать подачки. Пусть они правили небольшим клочком земли, но были в почете, все им кланялись, все считались с их мнением, а теперь приходилось просить, чтобы купить хлеб. Нет, брать больше необходимого не стоит, а иначе заметят и будут ругаться.

— На счет нашего господина, как всегда? — спросил мясник, протягивая мне покупки.

Он улыбнулся, и пшеничные усы на его полном лице забавно шевельнулись. Я бы посмеялась, но щеки загорелись огнем — родители приучили к стыду и меня. Знаю, что здесь не было ничего зазорного, но хотелось исчезнуть с этого места и больше никогда не появляться.

Чем ближе я подходила к дому, тем тяжелее становилось переставлять ноги. Даже просто стоять на улице было лучше, чем сидеть взаперти. Но Кэйа ждала покупки, а родители не просидят в комнате долго. Приходилось идти и крутить головой, чтобы увидеть как можно больше напоследок.

— Эй, красавица, давай понесу! — раздалось за спиной.

Звонкий мужской голос ласково окутал меня, как шаль в холодную погоду. Я не сопротивлялась, чувствуя, как от него теплеет в животе, а мышцы приятно напрягаются. Но тут кто-то дернул мою корзину, и блаженная нега растаяла.

— Не нужно, мой дом уже близко.

Сбоку мелькнула тень, и передо мной вырос Ласвен — высокий, худощавый юноша с невероятно красивым лицом. Я уже много раз видела его, но все равно залюбовалась идеально гладкой кожей и веснушками на ровном носе. Зеленые глаза ярко блестели и напоминали драгоценности, а всклокоченные волосы придавали внешности задорный вид. Темно-медными прядями они спускались на грудь и лежали на черном жителе, надетым поверх рубашки с широкими рукавами. И не важно, что рубашка была мятой и посеревшей от времени: среди неопрятной толпы Ласвен казался бриллиантом в навозе.

Я не могла отвести от него глаз, хотя почти ощущала на себе взгляды прохожих. Но здесь спасала шевелюра юноши, и мы могли сойти за брата с сестрой. Собственно, под этим предлогом он и увязывался за мной каждый раз: если никто ничего не узнает, почему бы не прогуляться? Боги, и как я соблазнилась таким предложением когда-то?

Словно угадав мои мысли, Ласвен очаровательно улыбнулся, показывая, что такому красавцу нельзя отказать.

— Мой дом уже близко, — повторила я и обошла юношу.

Стыдно признаться, но когда он догнал меня и пошел рядом, сердце радостно забилось.

— Можно повернуть в другую сторону и погулять где-нибудь, где не будет посторонних глаз.

Последние слова юноша выдохнул мне в ухо, и по телу прокатилась жгучая волна. Я даже вздрогнула и как наяву ощутила прикосновение влажных губ, ласки языка и теплые ладони, скользящие по животу. Боги, мне было так стыдно, что я позволяла Ласвену увлекать себя в темные углы последние полгода! Знаю, такое недопустимо и просто ужасно, но ничего не удавалось с собой поделать. Мы не переходили грань, только целовались, обнимались. Больше ничего не было, хотя, вряд ли это оправдывало позорные желания. Страшнее всего то, что Ласвен мне только нравился, не больше, однако неудержимо хотелось чувствовать себя в объятиях мужчины, виснуть у него на шее и вдыхать терпкий запах тела. Кошмар! Наверное, я чем-то болела, раз думала о таком, но кому можно было рассказать? Матушке слишком стыдно, а сестра вновь ждала ребенка, и волновать ее не стоило.

— Так что, прогуляемся? — томно спросил Ласвен и опять ухватился за корзину, якобы случайно задев мои пальцы.

— Меня ждут дома.

Я отвернулась, чтобы не видеть его губ: приоткрытых, манящих…

— Да ладно тебе, ты ведь теперь вдова, чего бояться?

Перед глазами все еще стояло очаровательное лицо, и суть сказанного доходила медленно. Какая вдова? Я взглянула на Ласвена и удивилась, что он смотрела мне в глаза; выходит, что и говорил он про меня, но почему? Догадка кольнула в голове и стала расползаться, как холод, кусаясь и заставляя цепенеть. Мысли замерли, а сердце тяжело стукнулось о ребра. Я смотрела на юношу и ждала объяснений, но он молчал и будто удивлялся. Почему он молчал? Пусть скажет что-нибудь!

— О чем ты? — Мой голос прозвучал надрывно.

Ласвен не ответил, а я боялась расспрашивать. Грудь, руки — все внутри мелко затряслось, как дрожащая струна. Хотелось убежать, спрятаться в темном углу и ничего не знать, но ноги словно одеревенели и не двигались.

— Так Гайди же схватили на родине, — заговорил юноша, — об этом вся округа болтает, но к нам слух шел долго, скорее всего, его уже казнили.

Он продолжал что-то говорить, но все звуки исчезли. Я бестолково рассматривала его двигающиеся губы и думала, вспоминала, отделяла одно от другого и усваивала. Гайди умер — раз его схватили на родине, то в живых не оставят. Он не станет князем, не захочет развода и мы не уедем отсюда. Наша семья всю жизнь просидит в Ильмисаре, умирая от стыда перед торговыми прилавками.

— Елена, ты не знала?

Ласвен тронул меня за плечо, и негодование сменилось злостью: откуда взялся этот нахал? Зачем он явился и разрушил все грезы?! Боги… я уже чувствовала, как болит спина и растрескавшаяся кожа на руках, ведь придется выйти замуж за простолюдина и целыми днями отмывать его драные вещи. Хотя кто возьмет старую деву, умеющую только красиво сидеть за столом и жевать. Да и брат-лорд не позволит, он нас-то едва терпел, не хватало только низкородных родственников. Я вообще не выйду замуж и умру, слушая причитания матушки и поучения отца о том, как правильно лежать на смертном одре.