Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 99

-Гоймир, да положи ты ее! Давайте за стол все, а там и баньку бы истопить, а то в пыли все, не хуже поросят,- велела женщина, вытирая руки о тряпку.Мужчина улыбнувшись, положил меня назад в зыбку и пошел садится во главе стола. Рядом с ним сели, четверо разновозрастных мальчишек, затем Боянка, а за ней уже и женщина. Все принялись есть. Ужин, как и разговоры за ним, прошли мимо моего восприятия. В реальность помогла вернуться, самая обычная потребность, нестерпимо захотелось в туалет. До этого, за всем происходящим, я и не заметила своих позывов, а вот сейчас, переключив внимание от окружающих на себя, поняла, что сил нет терпеть. Лежу теперь в коечке и озадаченно размышляю, что же мне делать в данной ситуации? Ничего адекватней не придумав, я принялась реветь с подвыванием. Ко мне тут же подошла женщина, имя которой, так никто пока и не назвал, и взяла на руки. Как дать ей понять, что мне нужно по нужде, сообразить не успела. Она очень сильно меня сдавила, прижав к себе, так что решение моей новой проблемы, такой, как наличие сухих вещей, стало более актуальным, нежели предыдущее. Мне еще никогда не дводилось, бывать в подобной ситуации и чувствовать, как при этом стыдно. Наверняка, даже настоящие младенцы ощущают себя не совсем комфортно, но это, скорее всего, связанно с обильностью намоченных вещей, а не с собственным их отношением к происходящему.  Но, ведь я, точно не такой ребенок, да я вообще не ребенок. И от осознания этого стало, как-то обиднее что ли.-Ведка проказница, ты что ж, ждала, когда я тебя на руки возьму? - с ухмылкой спросила женщина. - Вот не пойму никак, уж третье лето пошло, а она все, как рыбина, не ползать, не просить чего, не может. - проговорила, вертя и рассматривая меня. - Может бабке-знахарке ее показать? А, Гоймир? - озадачела мужа женщина, скоренько меня переодевая.- Да можно и показать. Токмо давай, третьего дня я вас свезу, а то щас, ну никак не выйдет, а там все одно на ярмарку со старостой поедем - сказал мужик, оглаживая бороду пятерней.Женщина, закончив меня переодевать в какую-то льняную, плотную и не по-детски серую рубаху, прижав меня к своему бедру, вернулась на лавку за стол. Передо мной оказалось лицо, сидящей рядом Боянки, резво уплетающей кашу, охотно орудующей ложкой, как заправский солдат, опаздывающий на построение. Круглые, пухлые щечки девочки раскраснелись, из русой косы выбились пряди, так и норовящие залезть в рот и глаза. Заметив мое внимание, она повернулась, скорчила рожицу и показав мне язык, сказала:-М-м-м, что Ведка таращишься, как первый раз углядела? - и принялась дальше лопать, закусывая душистым хлебом.Я молча перевела взгляд налево, где на противоположной стороне, сидел русый, коротко стриженный мальчишка, лет двенадцати на вид, тоже не страдающий отсутствием аппетита. Подняв от тарелки голубые глаза, он улыбнулся мне и продолжил есть, запивая ужин молоком. По левую от него руку, сидел парень, лет шестнадцати с более темными и кудрявыми волосами, методично и неспешно пережевывающий краюху хлеба.Быстро завершив трапезу, женщина поднялась со мной на руках и направилась в противоположную от стола сторону. Повернув за угол, за печь, мы оказались, в довольно приличном по размеру закутке, оборудованном под спальное место. Здесь находился деревянный, обитый жестью, узорчатый сундук, по-видимому и бывший целью нашего прихода.Открыв крышку, женщина выудила оттуда несколько простыней, стопку разноцветных рубах и пару, как я поняла, женских сорочек, одну большую и вторую поменьше. Подхватив все это одной рукой, она отправилась обратно, только на этот раз, не останавливаясь пошла на улицу. Преодолев, заставленные всякими вещами, небольшие сени вышли на крыльцо, где первым на глаза мне попался деревянный забор, а за ним далекое закатное солнце, медленно опускающееся за лес, растущий, примерно в километре отсюда. Спустившись по ступенькам и преодолев расстояние до собачьей будки, женщина свернула влево и потопала к небольшому, деревянному строению, с торчащей вверх печной трубой, из которой во всю валил сизый дым. Строение оказалось маленькой баней, войдя внутрь, она кое-как усадила меня на лавку и принялась раздеваться, затем оголила меня и прошла в промывочную, где был влажный, пропитанный запахом смолы и хвои воздух. Зачерпнув, из стоящего рядом с печью, медного котла горячей воды, налила ее в деревянный таз, добавив туда воды из большой, деревянной бадьи. Усадив меня в этот таз, женщина убедилась, что я не сползаю и опасно не погружаюсь, принялась тоже самое делать для себя. С неимоверным усилием мне удавалось удерживать себя вертикально, тело было до того слабым, что, то и дело заваливалось на бок. Максимально растопырив ручки, я оперлась ими в бортики, так мне хотя бы не грозило, ослабев захлебнуться. Женщина, в это время, расплела свою шикарную светлую косу до талии, перекинула ее на спину, взяла тряпицу, лежащую неподалеку от печи и стала активно меня ею растирать, периодично смачивая ее в воде, тряпица, видимо, заменяла здесь мочалку. Обмыв меня и полив сверху водой, что-то приговаривая, женщина напевая себе под нос, отнесла меня на широкую, дальнюю лавку, завернула в простыню и сама принялась мыться той же тряпицей.Все это я наблюдала в состоянии беспросветного отупения. Все вижу, ощущаю, но не могу поверить, что это происходит со мной. Закончив промывать волосы, длину которых, я не видела уже, лет эдак двадцать точно, поскольку стало не модно, она оделась, одела меня и вынесла на улицу. По уже пройденному маршруту, мы вернулись в дом, где за столом, всё также, продолжали сидеть, что-то активно обсуждая меж собой, мужчина и мальчишки, как две капли воды похожие друг на друга, которых до этого сидя за Бояной, я не разглядела.-Бать, но так ведь не честно! Почему мы с Бивкой, должны дома оставаться? - сказал один из мальчишек, тыча, локтем в бок, сидящего справа близнеца. Второй, по-видимому, тот самый Бивка, лишь качнул такой же светловолосой, вихрастой, как у брата головой и буркнул: