Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12



Как-то Костю отделал верзила по кличке Конг. Он был злобным и тупым, как гигантская обезьяна из фильма. Только любить, в отличие от нее, не умел. Его все побаивались, даже ребята постарше. Поэтому никто за Костю не вступился, хотя могли бы. Бить тех, кто значительно тебя слабее, – западло. Это правило не работало, когда все были малышами, но у подростков уже появились свои понятия. Однако с Конго никто не связывался. Пришлось это сделать Окси.

Когда он пошел курить за сараи, она последовала за ним. Остановилась в трех метрах, достала свой лук и выпустила стрелу. Она целилась не в Конга, а в забор, лицом к которому он стоял. Наконечник вонзился в дерево, но сначала царапнул ухо пацана. Он взревел, схватился за него и обернулся. Ноздри раздулись, глаза налились кровью. Конг готов был кинуться на нее, но Оксана выпустила еще одну стрелу. Она вошла в землю у его ног.

– Следующая воткнется в твое тело, – предупредила девочка. – Я попаду в сухожилие, оно разорвется, и ты останешься хромым.

– Кишка тонка.

– А ты проверь. – И она достала из колчана третью стрелу. – Еще хочу предупредить, что я метко стреляю не только с трехметрового расстояния и не из одного лишь лука. Могу метнуть в тебя нож через окно, пока ты спишь.

– Тебе чего надо от меня?

– Не трогай Костю. А лучше вообще никого. А то я всем расскажу, как ты обоссался.

– Я не…

– Твое слово против моего.

Оксана понимала, что рискует. Конг мог отомстить ей за унижение. И она жила в огромном напряжении первое время. Но гроза детского дома то ли испугался девочки с луком, то ли ее зауважал. Костю он больше не бил. Да и другим от него уже меньше доставалось.

…Костя после девятого класса поступил в училище, где обучался профессии деревообработчика. Почему именно ей, он сам не знал. Просто выбрал наугад. Учился он так себе, особыми талантами не блистал, но руки у него из нужного места росли. Друг решил, что после училища сможет найти неплохую работу на мебельной фабрике.

Много позже оказалось, что его прадед был знаменитым краснодеревщиком. Все городские купцы-миллионщики заказывали у него мебель, скульптуры, рамы для семейных портретов. Его сын тоже стал резчиком, но работал с менее благородными породами деревьев. У него родилась дочь, поздняя, поэтому балованная. Души в ней родители не чаяли и упустили девку. Они ее за рукоделие сажают (и это в восьмидесятые годы двадцатого века), за книжки, а ей на дискотеку бы сбежать, а лучше в ресторан, где мужички денежные шампанским угощают да икрой. Врать научилась, изворачиваться. С семнадцати лет родителей за нос водила. А в двадцать один сообщила, что выходит замуж.

– За кого? Ты же ни с кем не встречаешься! – поразился отец.

– Почему же? У меня есть жених, – парировала дочь.

– И ты его от нас скрывала?

– Боялась, что он вам не понравится.

– Он бандит? – чуть не упала в обморок мать. – Рэкетир?

– Бизнесмен.

– Хрен редьки не слаще, – вздохнул отец. Но велел привести жениха для знакомства.

Естественно, он им не понравился. Хотя Хасан очень старался: всем подарки принес, стол накрыл. Но родители ни в какую не соглашались отдавать единственное чадо, свой нежный цветочек за пузатого сорокапятилетнего азербайджанца.

– У него на родине наверняка уже есть жена, – пыталась вразумить дочку родительница. – И дети. А то и внуки!

Как будто та не знала об этом! И жена, и дети, и внук – все есть. Но какое ей до них дело? Они в Азербайджане, а она тут его супругой будет. Да, неофициальной, но любимой и балованной. Хасан ей уже столько золота подарил, что все подружки обзавидовались. Но его приходилось от родителей прятать – снимать перед возвращением домой и под матрас засовывать. Уже потом «невеста» поняла, что сглупила. Нужно было привести в дом какого-нибудь молодого русского заучку-нищеброда, быть может, и свадьбу фиктивную с ним сыграть, а с Хасаном жить, горя не зная. Но у девушки не то чтобы мозгов не хватило – скорее терпения. Надоело под дудку стариков плясать. Ей уже двадцать один, совершеннолетняя. Что хочет, то и делает. А они как будто только затем родили ребенка после сорока, чтобы он обеспечил каждого из них стаканом воды.

И сбежала доченька из дома, оставив только записку, в которой все по пунктам расписала. Больше родители ее не видели.

Как складывалась дальнейшая жизнь «цветочка», неизвестно. А как оборвалась, отец узнал. Супруга его к тому времени скончалась. Сам он был уже очень стар и одинок. Как-то вечером в его дверь постучали. Он открыл ее и увидел на пороге нарядную женщину с ярким макияжем и усталыми глазами. Старик сразу понял: шлюха. Та спросила:

– Вы отец Розы? – они и назвали доченьку в честь прекрасного цветка. Когда тот кивнул, женщина сообщила: – Она погибла.

– Как?

– «КамАЗ» сбил… На трассе М7.



– Когда похороны? – Он подумал, что подружка и коллега дочери явилась за тем, чтобы он взял их на себя.

– Уже состоялись. Хотите знать, где ее могила?

– Пожалуй, нет.

– Роза написала вам письмо незадолго до смерти. Хотела отправить, но не успела. Я решила лично его вам передать, – и протянула старику конверт.

После этого она удалилась. А дед, вернувшись в квартиру, достал письмо и прочел…

В нем было мало текста. Значительно меньше, чем в том, прощальном. И никаких эмоций. Только сообщение о том, что Роза восемнадцать лет назад родила сына (была указана точная дата рождения), назвала Константином в честь своего отца и отказалась от него еще в роддоме (его номер так же имелся).

Старик долго искал Костика, и все же ему удалось на него выйти. Самое парадоксальное – детский дом, в котором тот воспитывался, находился на соседней улице. Дед, прогуливаясь, постоянно проходил мимо и, возможно, видел среди играющих детей своего внука.

Два Константина познакомились, когда молодой уже окончил училище. В армию его из-за проблем со стопами не взяли, а то не застал бы мальчик деда: тот умер через три месяца после того, как тезки воссоединились.

Квартиру после его кончины унаследовал Костя. А теперь в ней жила еще и Окси.

– Так почему ты так рано? – спросил друг, когда она подошла к его дивану со стаканом воды.

– В клубе произошло убийство.

– Пьяная драка с летальным исходом?

Окси воздержалась от ответа. Она даст его чуть позже.

– Ты не голоден?

– Нет, ты же меня кормила ужином перед уходом. Макаронами с яйцом, моими любимыми.

– А я бы слона сожрала.

– Боюсь, в холодильнике только пельмени, – улыбнулся Костя.

– И они сойдут. Пойду сварю.

– Составить тебе компанию?

– Не хочешь спать?

– Хочу, но не могу, ты же знаешь…

И Костя сел на кровати. Одеяло, которым он укрывался, соскользнуло, обнажив его тело. Такое же худое и бледное, как раньше… Только без рук. Одна была ампутирована выше локтя, а вторая… От нее не осталось ничего. Плечо, а потом пустота.

Друг встал. Неровно, потому что раздробленная в нескольких местах левая нога не сгибалась. И все же на нее можно было опираться. Более того, худо-бедно Костя ходил. По ровной поверхности вообще передвигался нормально, а вот ступеньки ему плохо давались, поэтому он редко покидал квартиру. Из-за этого они переставили его диван к окну, чтобы Костя смотрел на улицу и, открыв окно, дышал воздухом…

Теперь в их дружеской паре Оксана была мобильной, быстрой, грациозной. И это она-то, со своей врожденной травмой.

В подобном состоянии Костя пребывал последние полтора года. До этого – в значительно худшем.

…Он пережил смерть деда. С трудом, но все же. Печально терять родного человека, особенно когда ты только его обрел. Кто-то поспорил бы с этим: хуже, когда уходит тот, кто был тебе дорог двадцать, тридцать, сорок лет. Но у Кости имелась своя теория на этот счет. Он считал: если бы он прожил с дедом всю жизнь, у него осталось бы о нем так много воспоминаний, что, если каждое вклеить в воображаемый альбом, он получится таким толстым, что устанешь перелистывать. Загрустил, открыл его, и вот ты уже погружаешься в мир, где ты и он и вы вместе что-то делаете.