Страница 10 из 85
Я помотал головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания, и потянулся к музыкальному центру. Музыка Вадика и Павлика — это единственное, что глушит вечный гул за пределами владений принцесс. Терпеть не могу эту депрессивную мутоту, но выбирать не приходится.
Я тянул время. Нужно было срочно выбираться из моего подвала и что-то делать. Куда-то идти, кого-то о чем-то просить. А я вместо этого не торопясь подошел к ведрам с водой, потер зубной щеткой стену, чтобы наскрести немного побелки, почистил зубы. Хотел даже побриться, но вспомнил, что оставил свой нож в Федерации. Съел припасенную на черный день банку кильки в томате, вместе с глазами.
Зачем я себя обманываю? На самом-то деле торопиться мне некуда — Мирослава была моей единственной надеждой. Больше идти не к кому. Ева могла бы принять меня в свою свиту, эта принцесса всегда мне помогала, но теперь у нее не было свиты.
Так что я позволил себе несколько часов полистать свою книгу про речное путешествие, там было что-то про покупку подушки и поцелуй красивой девушки, поулыбался. Захотелось сделать несколько надрезов на руке. Я всегда так делаю, либо когда нервничаю, либо когда происходит что-нибудь хорошее, чтобы вернуться в реальность. Я снова машинально потянулся за ножом и выругался, вспомнив, что его у меня больше нет.
Нужно найти какое-нибудь другое оружие. Хотя нужно ли? Жить мне осталось недолго. Ночью Леонтоподиум примется за меня. Я надрезал ладонь консервной банкой от кильки, потом, подумав, дотянул разрез до локтевого сгиба. Я слишком увлекся, надавив сильнее, чем следовало, и залил кровью весь рукав. Чертыхаясь, поискал в карманах платок, которого у меня, конечно же, не было, и замазал вообще все.
К вечеру я все-таки выбрался из подвала и, прихватив метлу, бесцельно поплелся по городу, залитому янтарным светом фонарей. В Леонтоподиуме всегда сумерки. Дневной свет — один из тех ресурсов, которых в нашем городе нет, просто потому, что тут нет солнца. Такова уж особенность возникновения Леонтоподиума. По большому счету в Леонтоподиуме вообще нет ничего своего — ни энергии, ни света, ни даже времени. Все это мы воруем у Федерации.
Я сторонился оживленных улиц, мне не хотелось сегодня ни с кем сталкиваться. По привычке подметал белый пепел, думая о том, что скоро сам им стану. Забавно. Рада найдет нового дворника, и меня тоже будут сметать с тротуаров. Мне стало казаться, что растущие повсюду эдельвейсы Элеоноры поворачивают свои остроконечные головы мне вслед. Вроде как принюхиваются. Наверное, поняли, что через пару часов я стану их добычей.
Я лениво махал метлой, пока не заметил, что ноги привели меня к железной кованой ограде Поля чудес. Ворота были наполовину приоткрыты, но над ними все же болталась проржавевшая табличка «Осторожно! Гиблое место!».
Наше Поле чудес обладает свойством обменивать вещи, которые в него закапываешь, на равноценные им предметы, но с другим набором особых характеристик. Правда, как почти все в Леонтоподиуме, Поле имеет побочный эффект — оно вызывает привыкание. Вся территория за оградой усеяна костями тех, кто, пытаясь выкопать нужный предмет, умер на Поле от истощения. На Поле нет эдельвейсов, и прибрать останки некому.
Руки у всех скелетов остаются в земле, потому что даже в последние секунды жизни жертвы Поля продолжают копать, надеясь на счастливый случай. Но, вопреки своему названию, чудес Поле не совершает. Любой обмен всегда происходит в его пользу. Я вспомнил, что у меня в кармане валяются пальцы музыкантши. Это очень подходящие предметы для обмена, для этого я их взял. Конечно, теперь мне уже ничего не нужно, но ведь, с другой стороны, и терять мне тоже уже нечего.
Я прошел сквозь открытую дверцу ворот. На Поле кто-то был: в дальнем углу у единственного за оградой дерева я заметил движение. Я не стал присматриваться: в конце концов, не мое дело, кому и что понадобилось от Поля. Каждый сам роет себе могилу.
Отбросив метлу, я присел и стал копать. Достав из кармана пальцы, я обнаружил, что испачкал их кровью, когда сегодня искал платок.
Ладно, и так сойдет. Я забросал пальцы землей и досчитал до трех. Интересно, что подсунет мне Поле? Осторожно поковырявшись в мягкой почве, я извлек что-то небольшое, круглое и мягкое. Я догадался, что это, за секунду до того, как голос у меня за спиной произнес:
— Это глаз!
От неожиданности я выронил откопанный глаз и отпрыгнул на несколько метров, припав к земле. Во-первых, мало кому удается незаметно подкрасться ко мне, а во-вторых, я узнал голос.
Принцесса Рида подняла запачканный землей глаз и с интересом рассматривала его. Что ей понадобилось на Поле чудес? А вообще, кто-нибудь в курсе, что она покидает свои владения и шляется по городу? Вряд ли, иначе все сидели бы по домам. Инстинкты подсказывали мне, что нужно бежать — быстро и не оглядываясь, пока болотная ведьма занята глазом. По Леонтоподиуму ходили байки о том, что кому-то когда-то все-таки удавалось сбежать от Риды с топей.
Но я остался. Потому что бежать мне было некуда. Ночь вот-вот настанет, и Леонтоподиум предъявит на меня свои права.
Прижавшись к мягкой земле Поля, я рассматривал Риду, которую не видел уже много лет. Зрелище это по-своему завораживающее. Женщина была одета в длинное, до земли, синее платье, сплошь покрытое большими красными репейниками и бурыми пятнами крови. Поговаривают, что она носит это платье с того самого дня, когда они с сестрами устроили небольшую потасовку за трон города, и вся кровь на платье Риды принадлежит ее сестрам. Волос у Риды не было. Носа тоже. Ухо, насколько мне было видно, имелось только одно — справа, приблизительно там, где и полагалось быть правому уху. Зато глаз я насчитал около десятка. В основном на голове, но были еще и на плечах, и сзади на втором шейном позвонке. Большинство глаз Риды сейчас рассматривали ее находку, но несколько внимательно следили за обстановкой вокруг. За мной наблюдал тот, который располагался над правым и единственным ухом. Я очень медленно поднялся и сделал несколько шагов назад.
— Очень-очень хороший глаз, — произнесла Рида. — На что ты его выменял? — обратилась она ко мне, и теперь на меня смотрели уже шесть ее глаз.
Принцессам Леонтоподиума принято отвечать быстро и правдиво — это один из основных принципов выживания в нашем городе. Хотя при общении именно с этой принцессой ничего не являлось гарантией безопасности.
— На пальцы музыканта из Федерации, госпожа, — быстро отозвался я.
— Ты что, мне врешь? — в голосе Риды прозвучало неподдельное удивление.
— Я ни за что не осмелился бы лгать вам, госпожа, — пролепетал я.
— Это так, — согласилась Рида, — тебе не хватило бы смелости.
Она задумчиво покрутила глаз.
— Очень хороший глаз, просто поразительно хороший. Может быть, это был очень талантливый музыкант? Гений-виртуоз? — Рида вопросительно посмотрела на меня всеми своими глазами.
Мне показалось, что и глаз в ее руке тоже на меня покосился.
— Ну, я бы не сказал, что та девчонка прям очень уж хорошо играла, — неуверенно ответил я, — поет она, например, и вовсе слабо. Так, ничего особенного в ее музыке нет.
— Значит, ты просто закопал пальцы какой-то обычной девчонки, а получил ясновидящий глаз? — уточнила принцесса. — Точно больше ничего? Только пальцы?
— Да, — кивнул я, — к тому же выпачканные кровью.
— Чьей кровью? — быстро спросила Рида.
— Моей.
— Аха…
Рот Риды расплылся в улыбке, обнажив белоснежные острые зубы. Это «аха» я не понял, но Рида, похоже, осталась вполне довольна.
— Так что ты хочешь за этот глаз? — спросила она. — Я люблю глаза и не отказалась бы от такого отличного экземпляра.
«Интересно, а что со мной будет, если я вдруг откажусь?» — подумал я, но искать ответ на этот вопрос не стал. В конце концов, мне глаз был без надобности.
— Я буду счастлив подарить вам этот замечательный ясновидящий глаз, принцесса, — вздохнул я, — в благодарность за вашу вчерашнюю помощь.