Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 18

“Слепцы плачут без слез”… Да… Расскажите мне об этом! Сейчас я рыдаю, не в силах остановиться.

Чувствуя, как задыхаюсь, я сорвал повязку, и…

…резко зажмурился от яркого света солнца, что пробивался через окно.

“Слепцы плачут без слез”… Наверное, сейчас, мне уже можно и со слезами. Ибо, похоже, с этого момента, я - не слепец.

========== Глава 2 ==========

Это очень странное ощущение: когда всесокрушающая горечь потери одномоментно вытесняется громадным, всепоглощающим удивлением, которое, спустя пару секунд, превращается в бушующий океан счастья. Именно такое состояние сейчас поглотило меня: бурлящий котел моих противоречивых чувств сейчас кипел и побулькивал, рискуя взорваться. Мне хотелось прыгать от счастья, и в то же время, где-то на границе сознания притаилось горе, не дающее пуститься в пляс, и оставляющее ощущение какой-то неполноты, ущербности той радости, что сейчас заполняла меня. “Та самая ложка дегтя в бочке меда”, скажете вы, и будете неправы. Ибо в моей бочке дегтя и меда сейчас было пополам. Просто они еще не смешались.

Мои зрительные воспоминания о “старом” мире были весьма… серы. Поймите правильно, он мне просто не нравился.

Я смотрел в окно днем и видел тусклые лабиринты высотных домов, столь отвратительно серых, что они казались мне огромными надгробными плитами, торчащими из земли; видел клубы дыма, поднимающиеся из длиннющих труб, наблюдал, как эта страшная в своей пустоте серая муть окрашивает небо в свои цвета, закрывая солнце и превращая мир вокруг в тусклое подобие самого себя.

Я гулял по ночным лабиринтам улиц и видел, как потерянно блуждают в них люди, в глазах которых застыла беспросветная тоска, такая же серая, как и все остальное. Даже кричащие неоновые вывески и многочисленные огни в окнах домов не разбавляли общего ощущения бесцветной жизни.

Таким мне казался мой мир прямо перед тем, как я потерял зрение. И только слепота позволила осознать, насколько наш городок, из которого я ни разу не выезжал (до студенческих времен), был прекрасен. Я вспоминал солнце, облака и звезды и не понимал, как они могли казаться мне столь скучными и бесцветными. Я слушал шепот листвы на деревьях, и вспоминал эти листья с нежностью. Лицо брата, которое я помнил с ошеломляющей четкостью, в моих воспоминаниях казалось мне очень живым, и я совсем не помнил пустоты и безысходности в его взгляде. И от этого боль от потери зрения была еще острее.

И вот теперь - новый мир. Я видел свет солнца, уже наполовину скрывшееся за горизонтом и сейчас нежно-малиновым цветом заливающее пространство единственной комнаты хижины. Видел облака, клубящиеся вокруг высоких шпилей недалеких гор, видел… снег. Снег, который так часто шуршал у меня под ногами и холодил ступни даже через толстую подошву местных кожаных сапог. Видел мощные, надежные стены хижины, сложенные из толстых стволов деревьев, которые ощущал под пальцами столь часто. Видел убранство этого жилища: каждую вещь, расположение которой знал не хуже (а может, даже лучше) самой хозяйки… Видел кровать, на которой пролежал так долго, на которой мы с ней…

А потом я увидел саму Анги.

Счастье от обретение зрения испарилось в один миг, оставив после себя зияющее чувство пустоты, которое не хотело заполняться горем от потери той, которую я мог бы назвать возлюбленной. Я склонился над девушкой, осторожно убрал несколько прядей, что налипли на ее лицо. У нее были очень красивые волосы соломенного оттенка.

- Ты даже красивее, чем я мог себе представить, - тихо прошептал я, осторожно погладив ее по щеке. Губы кривились в безобразной гримасе, которой не должно было быть. Все вокруг стало расплываться, и мне понадобилось несколько секунд чтобы осознать - это не очередная потеря зрения, просто глаза стала заволакивать пелена слез.

Не знаю, сколько я так просидел, уставившись в пространство, и ощущая тяжесть ее головы на коленях. Наконец, в какой-то момент, до меня дошло, что нужно что-то делать.

Для начала, я, не без труда, перенес успевшее слегка закоченеть тело Анги на кровать. Вытащил наружу Рагнара, дрожа от переполняющей меня ненависти. Раздел бывших Братьев Бури, снял все оружие и ценности. Во мне не было брезгливости - только всепоглощающая ненависть, вспыхивающая внутри, при каждом взгляде на бездыханного Рагнара и его друзей. И это было намного лучше той пустоты, что приходила ей на смену, стоило мне подумать об Анги.

С нордами, что напали на наш дом, я провозился часа, должно быть, полтора. В конце концов, просто сбросил тела в овраг, на корм дикому зверью - родственникам этих ублюдков. Вот так. Очень надеюсь, что их души никогда не попадут в Совнгард. А если попадут, я уж попрошу Довакина, чтобы он их оттуда выгнал.





Наконец, настал черед Анги. Я не мог просто оставить ее так. Закапывать в землю - не очень хороший вариант, учитывая, что почва у нашей хижины - сплошь камень, все-таки мы в горах. Разве что отвезти ее тело в Фолкрит, чтобы закопать на их знаменитом кладбище. Но, честно говоря, образ ее тела, которое я тащу с горы, чтобы где-то закопать, показался мне столь кощунственным, что я о нем тут же забыл.

Остался единственный вариант. Огненное погребение.

Сжечь я решил всю хижину. Пусть у Анги будут достойные похороны, которые увидят все в Владении Фолкрит!

Забрав из заначки кошель, сунув в сумку одну единственную имеющуюся в хижине книгу и немного еды на дорогу, я уже хотел подпалить факел, как мой взгляд упал на лук Анги. Самый обыкновенный лук, но было совершенно очевидно, что он дорог ей.

Почему-то в это мгновение, мне показалось, чтобы она хотела, чтобы это оружие было у меня.

Я забрал лук, прикрепил к спине колчан со стрелами. Все оружие убитых мною нордов, кроме одного кинжала, я оставил в хижине. Отошел на пару шагов.

А потом бросил внутрь зажженный факел. Огонь несколько раз лизнул просушенные шкуры, которые были сложены на ложе. Почти сразу набросился на на них, словно изголодавшийся зверь. Перекинулся на спинку кровати, потом - на шкаф, на котором стояли склянки с некоторыми зельями. Оттуда - на стены.

Через пару минут полыхала уже вся хижина. Огонь бушевал, его сытый рев разносился по окрестностям. А у меня перед глазами застыла картина того, как пламя медленно поглощало тело моей возлюбленной. Почему-то в этот момент мне больше всего на свете хотелось отвернуться, ослепнуть, разучиться видеть…

Но я не отвернулся. До самого конца.

*

Я сидел в таверне с кричащим названием “Мертвецкий мед” и хмуро глядел на свое отражение в кружке. Сейчас было совершенно очевидно, что это лицо - не мое. С темной поверхности жидкости, плавающей в моем стакане, на меня глядел мужчина, лет, должно быть, не меньше тридцати-тридцати пяти. Широкие, резко выраженные скулы и впалые щеки, вкупе с широким подбородком действительно создавали образ какого-то восточного воина, а смуглая кожа и раскосые глаза - лишь усиливали его. Добавьте к этому черные волосы, с небольшой сединой на висках, широкий, чуть “приплюснутый” нос, густые брови, да широкий лоб - и образ станет полным.

В общем и целом, я действительно был типичным имперцем, с немалой толикой редгардской крови.

Вот только из всей этой “типичности” выбивались глаза. Они так и остались глазами слепца - абсолютно белые, безо всякого намека на зрачок или радужку - один сплошной белок. Это было странно и жутко, но позволяло мне продолжать играть путешественника-инвалида. Тем более, что в Фолкрите меня некоторые знали, и их могло удивить мое внезапное исцеление, вместе с исчезновением Агни и пепелищем на месте ее лагеря.

Зрение у меня, как оказалось, было далеко не идеальным. “Минус пять” где-то, что ли? Близорукость неприятная, но терпимая. Тем более, в сравнении с предыдущим моим состоянием.

- Ты, - голос, раздавшийся рядом, заставил меня вздрогнуть. Причем он не был произнесен с какими-то особыми интонациями, скорее просто к кому-то обращались.