Кто убьет президента?..

Хопкинс задавал вопросы еще минут пятнадцать. Потемкин молчаливо наблюдал. Впечатление было однозначное – старший Веллингтон ничего не скрывает. Хотя с его экранным опытом – может, это только очередная роль, кто знает?

Полезной для следствия информации практически не было. Только в середине разговора Веллингтон упомянул о полученной Майклом странной открытке, написанной печатными буквами. Содержала она всего одну фразу: «ПОДУМАЙ О НАС».

– Майкл показал её мне, чтобы выяснить, не я ли это ему послал. Как раз тогда он мне почти неделю не звонил, а у нас дома это не принято. Но бывают семьи, и их много, где взрослые дети не звонят родителям неделями, а то и месяцами… Таких большинство, но у нас – другая семья. Я и впрямь был недоволен молчанием Майкла, но посылать сыну открытки – не мой стиль…Мы с ним посмеялись, и я об этом забыл. Может быть, зря? – Веллингтон вопросительно посмотрел на агентов. – Джордж! – это уже дворецкому, – принесите из моей спальни открытку с видом горной дороги. Она – на бюро, у окна.

Пока ждали дворецкого, Потемкин попросил разрешения задать вопрос.

– Господин Веллингтон, Майкл никогда не увлекался автомобильными гонками?

– Не понимаю, о чем вы? – недовольно переспросил Джо.

– Любил он смотреть эти гонки по телевизору? У него самого случались штрафы за превышение скорости?

– По телевидению, если иметь в виду спортивные программы, он смотрел «Лейкерс»[2]. Он за них болел. А «тикеты» – штрафы за скорость – домой чаще всего приносит моя жена… – Веллингтон помолчал. Появился дворецкий с открыткой. Хопкинс принял ее с благодарностью и стал прощаться.

Безмолвный дворецкий проводил их до выхода. Уже около машины Олег попросил у Хопкинса открытку. Неровные фиолетовые буквы странной надписи на обороте. А лицевая сторона – горная дорога над обрывом, огни в долине…

– Ты обратил внимание, коллега, что тут изображено? – поинтересовался Хопкинс. И пояснил: – Малхоланд драйв. И совсем недалеко от того места, где его убили…

«Крупнейшая русская газета США!» «Самый читаемый еженедельник Америки!» Эти и другие подобные лозунги украшали первую страницу «Вестника», многократно повторялись в текстах газеты, и потому у неискушенного читателя создавалось впечатление силы и мощи этого печатного издания – на что собственно все эти заклинания и были рассчитаны.

Грэг Красовски прекрасно помнил, как давно, вскоре после приезда в Америку, его сосед Миша, долго и в ту пору безуспешно пересдававший экзамены на врача, узнав, что Грэг сотрудничает в «Вестнике» и часто бывает в редакции, с завистью спросил его вечером за чаем:

– Скажи мне, только честно – сколько у «Вестника» подписчиков? Миллион наберется?

– Редакционная тайна, – гордо ответил Грэг. – Но для тебя скажу, что чуть поменьше…

Сколько подписчиков у «Вестника» на самом деле Грэг долго понятия не имел – в редакции в ответ на этот вопрос только делали большие глаза и махали руками, но знакомая наборщица Маша (кстати, сестра арестованного сейчас Виктора Полячека) когда-то под большим секретом сказала Грэгу, что подписчиков около десяти тысяч. Причем по тому, в какой тональности это говорилось, догадливый Грэг понял, что и эта цифра сильно преувеличена.

И тем не менее до сих помнил Красовски, как он был горд и доволен самой постановкой вопроса, заданного будущим врачем. Сам Грэг был инженером-химиком, работал в Америке в крупной компании, но от болезни журнализма никак не мог избавиться.

И потому относился к «Вестнику» по-хорошему пристрастно. Хотя прекрасно знал Грэг, что крупнейшая газета занимает четыре небольшие комнаты на втором этаже старого офисного здания в далеко не престижном районе. Что работают в ней семь человек, да и то никто не занят полную неделю – кто выходит на два дня, кто – на три… Что журналистов в штате газеты нет, ибо им нечем платить. И газета существует на самотеке – печатает, что здешние пенсионеры пришлют, да еще подворовывает из русских газет – иногда в те давние годы опытный глаз замечал на печатной странице почти невидимую полоску на границе текста – это когда не получалось замазать начисто край копированного материала.

Потом пришел интернет и публиковать чужое стало значительно легче. И теперь русских газет, питающихся перепечатками из Сети, в Штатах столько, что и не пересчитаешь.

Все это Грэг Красовски прекрасно понимал, но ничего не мог с собой поделать – писал по ночам, правил, переписывал – и отправлял электронной почтой в редакцию. А чаще – сам относил. Какая-никакая, а редакция была островком русской культуры в чужой стране. Тут можно было в разгар рабочего дня и потрепаться со знакомыми, и анекдот рассказать, и свежие новости услышать. Нечего и говорить, что в «Вестнике» были рады такому автору. Более того – издатель Семен Кордамонов в знак особого расположения выделил Грэгу рабочий уголок в отделе маркетинга. «Уголком» это строго говоря тоже назвать нельзя было. Но с американской культурой «кубиков», когда сотни человек сидят в общих промещениях, отделенные друг от друга прозрачными (или «призрачными» – говорил Красовски) – перегородками, этот уголок был, можно сказать, вполне комфортабельным. Здесь располагались стол с компьютером и даже висел на стене шкаф, где хранились у Грэга рукописи и необходимые для работы мелочи. Маша Полячек, которая относилась к Грэгу с симпатией, помогла ему обустроиться – Маша отлично разбиралась в компьютерах. И Грэг Красовски очень гордился своим журналистским рабочим местам, тем более, что сиживал он в редакции нечасто, а потому – этот стол был не просто стол, но и знак того, что Красовски в «Вестнике» ценят и уважают.

– Какие новости на фронте масс-медиа? – Грэг знал о невинной слабости Кордамонова и с удовольствием ему подыгрывал. – Волны насилия захлестывают редакцию?

– И не говори! – Кордамонов посмотрел на Грэга тревожно. – Как считаешь, неужели это наш Витюшка младшего Веллингтона… того? Теряюсь в догадках. Ты представляешь себе, какая тут начнется свистопляска, если окажется, что это на самом деле – он?

У Кордамонова была богатая биография. Он и автомобилями торговал, и заведовал медицинским офисом, и владел физиотерапевтической компанией… Но всегда испытывал тягу к интеллигентным профессиям. Очень хотел иметь газету. И заимел в конце концов. Больше всего на свете не любил Кордамонов скандалов. Хотя – кто же их любит?

– Опять начнется вой, – продолжал Кордамонов, – Опять «русская мафия», опять «уголовники на свободе»… Помнишь, как дали в этом пошлом журнальчике «LA TODAY» мою черно-белую фотографию с перекошенной мордой на полстраницы? И, главное, фактов у них – никаких. А просто если русский – то уже мафиози.

– А ты-то сам как думаешь? – спросил Грэг невинно. Знал, что Кордамонов, если и впрямь что-то думает, никогда вслух ничего не скажет.

– Это ты должен меня информировать! – вдруг успокоился Кордамонов. – Я тебе письмо дал с поручением вести специальное журналистское расследование? Дал. А больше никому никогда ничего подобного не давал. («А тебе и некому такие письма давать! – подумал Красовски ехидно. – Журналистов-то у тебя нет!»). Но вслух сказал только:

– Вот пообщаюсь в полиции, тогда, может, появится, о чем говорить. Но обещаю…

Договорить ему не удалось. Дверь с шумом распахнулась и на пороге возник плотный круглолиций чернокожий человек в отличном костюме и галстуке от Montegrappo, завязанном со специальной небрежностью.

Он аккуратно прикрыл дверь и широко раскрыв объятия двинулся к Кордамонову.

– Сэм! Нет слов, чтобы выразить радость, которую я испытываю всегда, как только тебя увижу. Позволь заключить тебя в свои объятия – но по-настоящему, по нашему, в знак крепкой мужской дружбы, а не так, как это делают эти мягкотелые и мягкозадые либералы!

Закончив с объятиями, пришедший уже почти по деловому обернулся к Грэгу.

2

известный лос-анджелесский баскетбольный клуб НБА – прим. ред