Страница 43 из 48
Блики в воде множились, сливались в яркие образы. Если бы Туа принадлежала ему… Он бы прикоснулся к этим узким нежным пальцам языком, открытыми ладонями гладил, ласкал бы каждую перепонку, каждый завиток узора страсти на ее руках, на ее горячем теле, пока она не потерялась бы в желании, умоляя взять ее, наполнить потоком жизни, сделать своей — окончательно и навечно.
Туа судорожно вдохнула, словно услышав его мысли, и крепко стиснула руку Риэ. Он огромным усилием воли вернулся в настоящее, разорвал невыносимо тесный контакт и успокаивающе погладил по тыльной стороне ее ладони — не такой чувствительной, как внутренняя. Хотя его рассудка едва хватило на это…
Ступени храма приближались, вода поднялась выше пояса, она вибрировала, накатывала частыми тугими волнами. Еще чуть — и он утратит контроль над собой, просто потеряет опору и рухнет, захлебываясь в этой белой воде, и тогда настанет полный и окончательный конец — всему.
Риэ жестко стиснул запястье Туа и отодвинул ее от себя. Потом зачерпнул воды и умылся. Капли скользили по разгоряченной коже, словно кусочки льда. Дыхание срывалось почти так же, как если бы он плакал. Риэ постарался выровнять его. А когда оглянулся, девушки уже не было рядом.
Праздничная иллюминация превратила ночь в день. По улицам летала, ходила и плавала развеселая молодежь. На всех площадях и островах каналов выступали танцоры и гимнасты, показывающие чудеса гибкости на летающих кольцах и невесомых конструкциях из прозрачных планок, воды покрывали цветные светящиеся игрушки и венки. Из дверей и окон едален неслась музыка, столица, да и вся планета, гуляла всю праздничную ночь, воздавая хвалу Тиосу Плодородному. Хотя особо шумных горожан, перебравших стимуляторов, быстро успокаивала стража, старики досадливо морщились, жалуясь на галдеж, приличествующий животным, но уж никак не разумным сиуэ.
Дед Камоир ушел на гулянье еще днем и с тех пор не возвращался. Риэ мерил шагами комнату. Его бросало то в жар, то в озноб, и ломило все мышцы. Еще в первый поток в Академии медик предупреждал, что сиуэ платит дорого за такие игры с собственным организмом, слишком сложные процессы запускаются в нем при выбросе гормонов… Но это мало волновало Риэ. Не выдержав, он торопливо накинул куртку, взял уми и запрыгнув на него, направил вертикально вверх. Все пять лун поднялись из-за горизонта, окрашивая мир в багряный. Риэ летел, нарушая правила, высоко над путаными улицами прибрежного района, прямо к океану. И плевать, что любой порыв ветра мог сбросить его на острые ребра городских крыш.
Вода приняла Риэ. Как обычно, окутала прохладой, гладила по лицу, рукам, по спине. Марай милосердная. Водяная богиня, что не осуждает даже тех, кто сам себя осуждает…
Он обязан рассказать Даро. И пусть Наследник решает, что делать со спасенным братом, самым близким другом, который предал его. Который недостоин простой смерти за содеянное, потому что совершил предательство дважды: чести своего сюзерена и доверия своего друга. И совершит в третий раз, когда поставит Даро перед таким выбором.
Перед глазами ярко встала казнь отца. Голографическая печать службы городской стражи, на миг мелькнувшее лезвие, почти незаметное, если не знать, куда смотреть. Кровь. Море крови, которую смывает уличный чистильщик. И тело, превратившееся в бесформенный сгусток протоплазмы, сбрасывают в бак для утилизации.
Риэ Зунн. Преступник, сын преступника.
«Ни за что. Только не так, как он!»
Улететь прочь, через горы в жаркую степь, где спускаются с холмов пылевые смерчи. Лечь и позволить раскаленному песку содрать шкуру, а солнцу — сжечь остатки. Убивать себя стыдно. Но — небольшая поломка двигателя джета, и никто не сумеет понять, в чем было дело. Дед Камоир не будет опозорен. А тела не найдут: пустыня всасывает все, что в нее попадает, и никогда не отдает назад.
Он был слаб и умрет как слабак. Как донный червь. Но перед этим обязан признаться Даро и взять вину на себя. Даже капли позора не должно коснуться Туа. От ее имени, что мягким выдохом легло на губы, в груди стало больно. Его имя тенью уйдет в прошлое, покроется песком, как и тело, а она — она должна жить.
***
Правителю не пристало быть суеверным. Кровь врагов добавляет земле плодородия, но лишь если она пролита не на алые луны. Это дурной знак для любого дела, а для брака — особенно. Об этом говорили жестами, не решаясь сказать вслух. Об этом молчали, когда Наследник или его невеста проходили по дворцовым галереям. Все было алым в это шестидневье — и кровь предателей, и луны над городом, и глаза чужой любимой. Когда-нибудь у Даро родится сын, снова прольется кровь. Он вырастет и, как любой Правитель, узнает ее на вкус.
Когда родится второй Наследник, давление на Даро уменьшится. Не сразу, но в довольно скором будущем, через девятку-другую оборотов. Во всяком случае, так мечталось. Но одно оставалось неизменным: в течение трех пятилуний с момента помолвки свободные представители наивысшей знати Паур и Пяти Планет возраста трех потоков и выше, но не более трех девяток оборотов, обязаны вступить в брак. Нельзя отложить свадьбу на две девятки оборотов, да Даро и не желал бы младшему брату такой участи. Хотя кто знает, что произойдет на Ронн в то время и каким испытаниям подвергнется младший Наследник… Но всегда остается надежда, что будущее поколение проживет более счастливую жизнь. Только чудо могло помочь Даро. Всем им.
Найя вошла в кабинет брата и остановилась на пороге. Даро работал за столом, многоцветье голоэкранов и открытых документов наслаивалось друг на друга, даже у Найи зарябило в глазах. Она поджала губы. Даро лучше бы отложить все это и лечь спать… Но завтра на неоконченные дела наслоятся новые.
Найя потянула носом воздух. Запаха кайон не было слышно, во всяком случае, пока. Медицинские препараты работали не менее эффективно, чем древний наркотик, но отходить от них приходилось дольше. Единственная проблема со смолой кайон — это ее цена, а доза повышается довольно медленно и относительно безопасно, если, конечно, не брать эту гадость в рот. Но Найя видела достаточно сиуэ, что вообще не были способны ни уснуть, ни проснуться без черных блестящих гранул… Брату до такого еще далеко, но Найя все равно не одобряла его баловства со стимуляторами.
Даро сидел над длинными лентами донесений и прошений из провинции Ука. После войны вассалы заново делили перепаханные снарядами земли и прокладывали русла засыпанных рек. Работы на закатном континенте, казалось, не убудет никогда, а ведь отец вернулся оттуда совсем недавно, решив большинство важных вопросов.
Наследник, конечно, услышал ее, хотя показал это, лишь когда Найя подошла и положила руки ему на плечи. Даро накрыл ее ладонь в тонкой кружевной перчатке своей, откинулся назад, на мгновение прижавшись к платью Найи затылком. Его руки всегда были теплыми, даже сквозь чуть шершавую кожу ирау, которую он предпочитал прочим материалам. Найя вздохнула, вгляделась в его лицо. Он выглядел смертельно уставшим, и она пожалела, что не подождала с новостями до утра.
«Что случилось?» — спросил Даро жестом.
— Пришли результаты, — тихо ответила Найя. — Из центральной генетической базы…
Даро все понял по ее тону, закусил губы и опустил голову, потер ладонями лицо. Найя обошла кресло, порывисто прижала брата к себе, но он убрал ее руки.
— Уходи, уходи, Найя, — прошептал он, — мне нужно закончить работу…
Он просто не хотел показывать ей свою слабость. Найя быстро добежала до своих покоев, позволила служанке раздеть себя и расплести волосы, а после отослала ее. Все равно уснуть не удастся: Найя чувствовала, что ответственна за возложенную на нее задачу, пусть даже решение здесь кажется невозможным. Но отец учил ее, что во вселенной практически не существует невозможных задач, нужно просто посмотреть на вопрос под иным углом. Необходимо найти способ помочь брату. И Найя отыщет этот проклятый способ, не будь она дочерью Итари Онья.
***
Даро не разделял пренебрежения Риэ к религии, да и подозревал, что оно во многом наиграно. Об этом они старались не говорить, все равно не сошлись бы во мнениях. Даро не мог не думать, что своим поступком тогда, в маленькой гостиной для важных послов, нарушил так много устоев, раз и навсегда утвержденных богами, что вряд ли успеет расплатиться за это при жизни. Неприкосновенность супружеского ложа, целомудрие — как душевное, так и физическое… Пусть Туа еще не была его женой, но он признал ее своей невестой перед глазами богов и сиуэ. Даро провел много печатей в храме Марай, умоляя о милосердии. К себе, к другу, к паури, будь она неладна.