Северина

Николай Николаевич решил всю снасть на берег не вытаскивать. Хоть после дождя и прохладно, но большое количество рыбы сразу им обработать не под силу. Поэтому они оставили её в воде, чтобы она плавала живая, а сами принялись брать из воды её прямо руками и сразу нести на разделочный стол: потрошить, сортировать и часть засаливать. Увлёкшись работой, они внезапно увидели, как из воды вылетела, как торпеда, щука и, перемахнув по воздуху через невод, плюхнулась обратно в воду, оказавшись, таким образом, на свободе.

– Пусть живёт, – сказал Николай Николаевич, – ей на этот раз крупно повезло, – Сколько ловлю, а такое видел впервые. Обычно рыба ищет дырку внутри или старается поднырнуть под невод.

До обеда они занимались работой по обработке рыбы. В общей сложности улов оказался на двести килограмм, тушки разных сортов и размеров: огромные язи и щуки, мелкие ерши и плотва, сиги и форель, налим и лещи, множество разнокалиберных окуней.

Пообедав, рыбаки повторили процедуру. К вечеру они уставшие, но довольные проводили Ивана на автобус, снабдив его значительной частью улова, ровно столько, сколько он согласился увезти.

– Завтра и мы пожалуем в город, – сказал Завьялов, – продадим часть рыбы и пополним немного свой бюджет.

– Я буду на работе, но, может, и встречу, – ответил Иван.

– Встречать не надо. Лишь бы довёз автобус, а там наймём возницу, до рынка довезёт.

– А как же вы здесь до остановки доберётесь?

– Дело привычное, возьмём тележку, а там оставим её в лесу. Если кто и найдёт её случайно, с собой не понесёт. Завтра Северина будет очаровывать своими рыжими волосами покупателей, на них это действует магически, покупают, даже не торгуясь, – пошутил Николай Николаевич.

– Да, у такого продавца и я бы купил.

– А ты приходи и покупай и товарищей прихвати.

– На работе обязательно скажу, что на базаре очень симпатичная девушка продаёт свежую рыбу.

– Вот и хорошо, – заключил Завьялов.

Уже свечерело, когда Жуков, нагрузившись поклажей, пошёл на остановку автобуса.

* * *

Колхозный рынок гудел и шумел на все голоса. Установку партии и правительства и лично Никиты Сергеевича народ выполнял очень усердно. Прилавки завалены первосортной свининой. Мясо отливало блекло-красным цветом, так и просилось на сковородку, Отдельно лежали кучки костей в наборе для супа. Копчёный окорок, копчёное и солёное сало, жареные шашлыки – все это просилось, чтоб его непременно отведали и купили. Свиные туши висели тут же. Здоровые мясники с волосатыми руками орудовали острейшими огромными топорами.

Дальше виднелись прилавки с различной зеленью, овощами, фруктами, ягодами. Продавалось всё, а чего не имелось на прилавках, можно всегда найти через юрких и шустрых базарных мальчишек, которые знали всё, что происходит в этом заведении и знали, что и где можно купить.

– Каму-у семечек!

– Падхады, дарагой, свежее грузинское вино двадцатилэтней выдержки.

– Лук, редиска, морковь!

– Пробуй, ты таких даже никогда не видел, – толстая дама совала арбузный ломоть, усаженный добрым десятком жирных мух, щуплому мужичонке, который явно не хотел арбуза, а хотел чего-то другого, чего не имелось у этой дамы.

– Бэри здесь, у мэня крупные и сочные, – торговец помидорами не хотел отпускать покупателя к соседу.

– Гарны семечки, берите семечки.

– С чем у вас пирожки?

– Отборное говяжье мясо, не моргнув глазом, – отвечала торговка. Она знала, что в этом мясе говядина не присутствовала. На фарш перемолото мясо ондатр после снятия шкур, – Берите больше, пирожки свежие!

– Мне пучок луку.

– Зачэм пучок, бэри два, сэбе и жене, а ещё дэтям возьми рэдиски, – уговаривал покупателя торговец в кепке.

Базарная жизнь для постоянных обитателей представлялась обычными буднями, даже слова, которые произносили торговцы, лишены обычной окраски; они произносились по инерции, не задумываясь, профессиональным голосом, привыкшим выкрикивать одни и те же фразы.

Шустрый пацан схватил с прилавка яблоко и нырнул в толпу.

– Держите во-о-ра!

Раздался милицейский свисток. Толпа колыхнулась. Поворачивались головы.

– А? Что? Где? Кого убили? – переспрашивали друг у друга покупатели.

Кто-то наступил на ногу собачонке. Она схватила зубами первую попавшуюся ногу за сапог.

– Уберите собаку! Чья собака? – орал подвыпивший мужик, пытаясь отодрать жучку от сапога, – «Она съела мою ногу. О-о-о-…»

Мужик на телеге ехал сквозь ряды.

– Поберегись!

Толпа расступалась и за телегой снова смыкалась в единое целое.

В это время и прибыли Завьялов с дочерью на рынок. Они отвоевали себе место в дальнем конце, не самое бойкое и престижное, но радовались и этому. Конкурентов, если не считать мужика с несколькими окунями, у них не наблюдалось. Всё получилось очень хорошо: не успели они выложить образцы на прилавок, как тут же образовалась небольшая очередь.

– Почём рыба? – шустрая женщина резво пыталась узнать цену.

– Маленькие по три, большие по пять, – пошутил Завьялов.

– Где это видано, чтобы рыба была дороже водки? – возмутилась сразу женщина, таких и цен не бывает. Селёдку продают по сорок копеек. Ты, мужик, не из буржуев? Ишь, харю-то отъел!

– Это не селёдка, – невозмутимо сказал Николай Николаевич, – Это свежая озёрная рыба. Налетай, уступлю дёшево! Плотвички дешевле, сиги и язи дороже. Сами мы не буржуи – пролетарии. А будешь обзывать – продам другим.

– Пролетарий, видишь, ларёк держит, чтобы не упал, а ты никак не пролетарий. Сбавляй цену, иначе запишем в буржуи.

Торговля шла хорошо. Рыба раскупалась. Рекламу делали сами покупатели, разнося весть по базару. Тара постепенно пустела. Северина едва успевала прятать деньги, оставляя на виду только разменную монету на сдачу.

Иван появился, когда рыбы почти не осталось.

– Ну, как у вас дела?

– Наши дела все в кошельке, рыба продана, – ответил Николай Николаевич, – А ты чего не на работе?

– Сбежал. Не мог усидеть, переживаю за вас.

– А чего переживать? Дело сделано, попутно нас записали в буржуи. Говорят, что я по морде буржуй.

– Ха-ха-ха, рассмеялся Иван. Конечно, теперь буржуи, разбогатели.

– У меня от рыбы все руки красные, – сказала Северина, – Соль попала, сейчас бы умыться.

– Пойдём ко мне, квартира в вашем распоряжении: и отдохнёте, и умоетесь.

– Почём окуни? – подошедшая женщина пыталась заглянуть за прилавок.

– Остатки, – ответил Завьялов, – Берите всё – будет дешевле.

– Тогда, давай за полцены.

– Бери! – Николай Николаевич больше не торговался. Дело на сегодня сделано.

– Северина, Николай Николаевич, я приглашаю! – Иван сделал широкий жест рукой.

– Мы чайку попить не против, время обеда просрочили. С нас, между прочим, горит! Не возражай, я покупаю.

Николай Николаевич купил бутылку хорошего вина, А Жуков быстренько приобрёл всё необходимое к чаю и на закуску, и они отправились к Ивану.

Пока Северина плескалась под краном, мужчины накрыли стол. Электрический алюминиевый чайник закипал. Заварив чай, мужчины пошли умываться, а Северина прихорашивалась перед зеркалом, чему раньше времени уделяла совсем мало.

За столом оказалось шумно, не столько от количества людей, сколько от удачной торговли.

– А ты видел, Иван, сколько мяса на прилавках? Кукурузу я тоже заметил. Установка партии воплощается в жизнь. Раньше такого количества мяса на прилавках не лежало. Правда, почти одна свинина, но и это уже хорошо.

– Я на рынок хожу редко, а перемен как-то не замечал. Нам городским это в глаза сильно не бросается.

– А вот мы замечаем. Скоро Союз не только атомной бомбой сможет похвастать, заживём не хуже Америки.

– До Америки нам расти долго. Там загнивающий капитализм, и совсем неплохо загнивают: в стране изобилие. Даже по самой скудной информации, что передаёт «Голос Америки», их уровень жизни на порядок выше.