Фрилавщик

 Скрипучая кровать. Ксюша залетела и переехала к Дамиру.

   И я осталась один на один с этими змеями. Снимаю белое платье, что подарил мне Никита.

   Нет никого, ни Ника, ни этой твари, Сережи. И это самый ужасный мой Новый Год, без мамы.

   Может зря я уехала от Никиты? Он так хотел помочь мне.

   Нет! Все правильно.

   Остался бы со мной, не поехал бы в Америку. Со временем возненавидел меня, как мешающий ему балласт.

   – Ну, что выдра? Пропали твои заступники? Мальчики заходите. – Оля самодовольно ухмыляется.

   Где – то в актовом зале гремит музыка, все воспитатели пьяные, гуляют в кабинете директора.

   – Пальчики у нее загребущие, то Ник, то Серж, то на моего Русика позарилась. Вот их ей и ломайте. – по спине прополз холодок.

   – Что? Оля ты совсем м ума сошла? Успокойся уже! Я через полгода уеду. Меня в балет, в Москву зовут, и как художника меня оценили.

   – Да щас! Чтобы ты там поднималась, карьеру делала? Еще не дай бог в знаменитости подашься. Ломайте ей пальцы!

   – Оля, – парень, видимо, не знал, что будет все так серьезно, – я не могу, она ведь девчонка, хорошая просто, грязи нашей не видела. Оставь ты ее в покое.

   – Дэн? – смотрит на наглого парня, который прошелся по мне липким взглядом.

   – Да, крошка.

   – Поддержишь?

   – Отсосешь?

   – Легко!

   – Тогда давай.

   – Нет, – пячусь назад, – прошу не нужно. – прижала свои пальчики к груди.

   Дэн схватил меня. Бью его ногами, пытаюсь вывернуться.

   – Нелюди! Твари! Какие вы на хер волки? Целой толпой на одну девчонку! Помоги! – прошу парня, что пожалел меня.

   – Прости. – он опускает глаза.

   – Клади ее правую руку на спинку кровати. – Оля крутит в руках биту, примеряется с какой стороны лучше ударить.

   – Шлюха! Тьфу! – плюю в ее наглую рожу. – Мало, тварь, ты у меня получила. – пальцы рук холодит от спинки железной кровати. Не буду кричать! Не доставлю ей такого удовольствия.

   Удар! Ммм! В глазах искры, от боли крепко прикусываю губу, из нее льется кровь.

   Мои красивые тонкие пальчики! Их не естественно выгнуло в обратную сторону. Не все, успела спрятать большой палец.

   Больница, ругань с директором детского дома.

   Не хочет черт плешивый выносить сор из избы.

   Из балерин исключили, выставка в художественной школе прошла хорошо, приглашали учиться. Пока не увидели мои сломанные пальцы.

   Год! Я не смогу рисовать.

   Училась рисовать левой, не получилось.

   Все кончилось!

   Мечты, к которым я так долго шла, и добилась такого успеха!

   Мало балерин, которых выбирают, чтобы выступить на одной сцене со знаменитостями, в самом “Крокус Сити Холле”. Не у многих детей проходят выставки в областном городе.

   И все пропало, из – за одной стервы! Ненавижу! И Ника ненавижу тоже.

   Не спас, не уберег.

   А я по нему так скучаю, что готова волком выть. Ненавижу! Ненавижу!

   – Вероника. Девочка моя проснись. – Ник целует меня. Отталкиваю его. – Вероника, ты чего?

   Сколько лет я по психологам бегала, чтобы мне перестали сниться эти ужасы прошлого. Появился Ник, и все с начала.

   Сколько лет я строила из себя акулу риэлторского бизнеса? Год за годом истребляла из себя остатки романтичной девчонку? И тут появился Ник, и она вернулась.

   – Уходи. – во мне нет эмоций. Душой, я все еще там, в комнате, рву свои картины, зажав их между ног, и отрывая левой рукой, потому что правая в гипсе.

   Раскачиваюсь из стороны в сторону.

   Мои мечты…Мои и мамины. Сколько я голодала, фигуру сохраняла? Сколько раз сбивала ноги в кровь, изнуряла себя тяжелой тренировкой? Зачем? Зачем он вернул эту романтичную дуру?

   Ничего не вернуть. Как балерина, я предпенсионного возраста. Как художница… Он вынул из меня душу. А художник рисует в первую очередь душой.

   – Уходи, Ник.

   – Шоколадка, прости. Я что – то не так сделал? Я не знал, что буду у тебя первым.

   – Уходи.

   – Ника, посмотри мне в глаза. – останавливаю на нем свой взгляд. – Что я не так сделал? Скажи?

   – Ты меня не спас. А я ждала…В глубине души, хоть и убегала. Ждала.

   – Когда сидела с переломанными пальцами. Ждала. – он побелел. – Когда в другой раз мне сломали нос… Ждала.

   –Сейчас слишком поздно, поэтому… Уходи. Я уже давно тебя не жду.

   – Не уйду! – да как он смеет? Где он был, когда был так нужен мне? – Я не знал, что ты пережила все это. Мне жаль. Мой опекун не пускал к тебе. Я рвался. Правда, рвался… Прости, любимая, дорогая моя Ника.

   – Убирайся! – соскочила и стала кидаться в него тем, что попадалось мне в руки.

   Использовал меня, сделал ранимой. Прорвал, все баррикады, что я так старательно выстраивала.

   – Убирайся к своей невесте! – использовал меня, как последнюю… А – а – а! Как я ему все это позволила? Почему у него такая власть над моим телом?

   – Хорошо, хватит. Я ухожу. Остынь пока.

   Дверь хлопнула, сижу раскачиваясь из стороны в сторону, лелею свои несбывшиеся мечты. И про то, что мы с Ником тоже.

   С раздражением замечаю, что разбила рамку от “Тиффани”. Одни убытки с этим фрилавщиком!

   За окном занялся рассвет. Мне уже не уснуть.

   Душ и горячее кофе, и я приведу себя в порядок.

   Сегодня работа в “поле”. Встреча с клиентами, показы, регпалата. Хорошо хоть юрист свой.

   Я уже на низком старте, готовая к труду и обороне.

   Звонок. Морщусь, видя на дисплее телефона, номер Стаса.

   – Вероника, скажи. А, что это вчера было?

   – Ничего особенного. Домой уехала. Я же тебе эсэмэску написала.

   – Написала она! – повышает голос. – А ты не подумала, что у меня на тебя были определенные ожидания? – перебьешься!

   – Ну, извини, не оправдала оказанного мне высокого доверия. – не чего было скупиться.

   – Что не так – то? Я цветы тебе подарил, и в ресторан сводил. – ой, а то я без тебя не в состоянии сходить!