Фрилавщик

   Меня всю лихорадит, рука до сих пор горит, а сердце стучало где – то в ушах. Ник вызвал во мне совсем незнакомое чувство.

   Почему Сережины прикосновения так на меня не влияют? Это все не важно! Нику него мне предложить. Эта его идеология, фрилавщика, меня совсем не интересовала. Я никогда не смогу делит своего парня еще с кем – то. Он должен быть только мой. Я собственница.

   – Вероника, – в комнату заходит Марина Николаевна, – ты пришла. – озвучила она очевидную вещь. – Готова отбывать наказание?

   – Да.

   – Не забывай, вы еще на ужине дежурите.

   – Хорошо. Марина Николаевна, а как же мои кружки? Я хожу на балет и в художку.

   – Что ты предлагаешь?

   – Может сократите мне наказание, ограничиться карцером сегодня и дежурством?

   – Хорошо я подумаю. Звонил директор твоей школы, очень тебя хвалил. Ты оказывается математик. – не стала с ней спорить. Математиком я оказалась вынужденно, не хотелось ударять в грязь лицом, перед своими надменными одноклассниками, для которых троечники, не люди.

   – Тебя на олимпиаду выдвинули?

   – Да, я не хотела, но директор очень настаивал.

   – Молодец, думаю, из – за этого я могу пойти на уступки.

   – Спасибо. Сейчас переоденусь, и пойдем.

   Быстро надеваю шорты и футболку, с большим воротом, из которого выпадает то одно то другое голое плечо.

   – Все, я готова. Можно мне алгебру взять, и рисунки?

   – Да. Нельзя только телефон.

   Спускаемся в подвал, где пахло сыростью, затхлостью и краской. Воспитатель пропускает меня вперед, в комнату без окон, где освещением служила лампочка на сто ват, в комнате было только два стула.

   – Все до ужина.

   – А Оля?

   – Она еще не пришла.

   Марина Николаевна закрывает за собой дверь.

   Хорошо, что Оли нет. Не уверенна, что смогу себя сдержать, если она опять начнет залупаться.

   Первым делом взялась за алгебру. Быстро пробегаю по темам ничего нового. В лицее программа опережает обычную школу, и мы это все давно прошли. После, примерно двух часов мозгового штурма, мозги все – таки закипели, а ноги затекли. Что бы, как – то отвлечься делаю упражнения на растяжку. И танцую танец, который должна показать на осеннем смотре. Не многие смогут получить место на этот осенний смотр, будут выбирать” Best of the best”. Потому, что для выступающих выпадает уникальная возможность посетить столицу матушку, и не просто посетить, а выступать на разогреве у лучших танцоров в “Крокус Сити Холл”. Эта большая, и может единственная возможность, для меня посмотреть столицу. Мои пальцы на ногах стерлись в кровь, поэтому пришлось остановиться.

   Время в карцере тягучее, невероятно медленное. Я понимаю почему так наказывают, не захочешь снова сюда попасть, с ума сойти можно. Чувствую себя пленником замка Ив, была бы Оля я бы тоже принесла ее тело в жертву, чтобы смыться от сюда поскорее.

   Чтоб окончательно не свихнуться решила нарисовать портрет для Вали. Хотелось хоть как – то ее отблагодарить.

   – Вероника, выходи и на дежурство в столовую.

   Ура! Дежурство! Я чуть не запрыгала от радости. Срок моего заключения закончился.

   В столовой мою руки, одеваю фарту, расставляю тарелки.

   Я удивляюсь, как быстро на раздаточной готовят порции, за ними даже роботы не успеют. Мне помогал таскать тарелки работник кухни Мария, делала она это не менее виртуозно, размещая, на своих руках по шесть тарелок. Профессионал!

   Когда мы накрыли почти все столы, зашел Сережа с друзьями.

   – Серж, посмотри твоя на дежурстве. – хохочут они.

   Мой парень делает вид, что не знает это убожество, и с надменным видом проплывает мимо меня, не удостоив даже взглядом. Он меня стесняется? Я обескуражена его поведением. Он сел за другой стол, не за тот, за которым мы обычно сидим.

   Я скрестила руки, одарила его не менее презрительным взглядом. Да в чем проблема? Подумаешь дежурство и что? Ему, видно, стало не удобно от того, как я испепеляю и четвертую его взглядом закрылся от меня рукой. Закатываю глаза, детский сад какой – то.

   Еще сознание царапнула неприятная мысль. Почему – то в карцере я была одна и в столовой дежурила одна, хотя наказаны были обе, я и Оля.

   В столовой появляется Оля. Она заливисто смеется. Черт, что за несправедливость?

   – О, смотрите, принцесса – служанка. Эй, человек, – щелкает пальцами, – хлеб принеси.

   Поднимаю бровь.

   – Сама принесешь. Ручки ножки есть. И почему ты не дежуришь? И в карцере тебя не было.

   – Заболела. – она драматично кашляет, прикрываясь ладошкой. – Не пристало мне в лохушках ходить. – все заржали. Сережа готов был под стол провалиться.

   – Быть лохушкой тебе очень идет, органично смотришься.

   – Ой, ой. Принцесска обиделась. Зубки показывает.

   – Ника, привет. – ко мне подходит Никита. Его видно совсем не волнует мое наказание. – Красивый фартучек, но на тебе он особенно хорошо выглядит.

   Он проводит по завязкам на шее вниз, как – бы невзначай касаясь груди.

   – Да, ничего особенного. – убираю его руки.

   – Хочу увидеть тебя у себя на кухни, в этом фартуке, в нем одном. – шепчет мне на ухо.

   От его хриплого голоса, побежали мурашки, по шее вниз, к животу.

   – Примитивно подкатываешь. – взяла себя в руки. – И это, не возможно. – стараюсь отвечать твердым уверенным голосом, а получается хрипло и шепотом. – Я знаю, чего ты добиваешься, и хочу сэкономить тебе время. Это бесполезно. Оставь свои попытки. Меня не устраивает твое жизненное кредо…

   Хватает меня за шею и притягивает к себе.

   – Детка, я еще даже не старался. Поверь тебе не устоять.

   С надеждой смотрю на Сережу, он только взгляд потупил, продолжает делать вид, что меня совсем не знает.

   – Что, рыцарь сдулся? Смотри Ника, смотри внимательно, ему своя репутация важнее тебя. Когда тебя вся школа чествовала, он был с тобой, а, как тебе позориться на дежурстве, он тебя не замечает. – он убирает свою руку от моей шеи.