Страница 24 из 28
Вепрь рассеянно кивнул в ответ и первым пошел в указанном направлении. Патрик не отставал от своего десятника. Остальные мужчины устремились следом. В этот раз никто не лез к ним с вопросами. Оказавшись в проулке, бывшем внутреннем дворе, с трех сторон окруженном высокими стенами домов, стражники расселись прямо на земле, среди таких же измученных и усталых воинов. По тихим разговорам было ясно, что тут собирали тех, кому посчастливилось выжить после двух, а то и трех смен на дархумовом мосту. Вскоре к ним заглянул мастер Рорк.
– Десятники есть? – всегда строгое и лишенное эмоций лицо Рорка покрывала смертельная усталость. Под глазами залегли черные тени. Он был без нагрудника, а в глубоком разрезе поддоспешника на животе виднелись окровавленные бинты. Рорк держался левой рукой за живот и заметно прихрамывал при ходьбе.
Вепрь и еще двое мужчин подняли руки и вышли к Рорку. Мастер-сержант Щитов Короны осмотрелся по сторонам, скользнув внимательным взглядом по серым лицам, с затаенной тревогой следящим за ним.
– Вас тут около сорока человек, – в голосе мастера-сержанта, к удивлению Патрика, проскользнуло сочувствие и даже какая-то забота, так не вязавшиеся с его суровым образом. – Поделитесь на три смены. Позже доберете недостающих. Справа от моста, в конце лагеря, стоят наши обозники. Возьмете у них палатки и пайки. Расположитесь возле госпиталя. Отдыхать до новых приказов. И поторопитесь, с этими тварями можно и вовсе не успеть глаз сомкнуть.
Мастер Рорк кивнул десятникам и ушел. Люди быстро поделились на три смены и поспешили к госпиталю, занимать места получше. Десятники с выбранными помощниками пошли к обозникам. Всем хотелось поскорее поставить палатки и упасть отдыхать, хотя многие были совсем не прочь поспать и на земле, а кто поменьше ростом – на щите, подложив собственный кулак под голову.
Патрик заглянул в госпиталь, пока дожидался со своей новой сменой Вепря, в надежде увидеть там раненых ребят, с которыми пережил первый бой. Его встретил все тот же сильный запах крови и дерьма, постоянный спутник тяжелых и смертельных ранений. Вокруг царила суета и неразбериха. Растерянные от очередного резкого наплыва тяжело раненых, знахари и лекари, только вчера практикующие лечение геморроя и кожной сыпи, не были готовы чистить и сшивать глубокие раны, из которых толчками плескалась кровь, промывать и вкладывать обратно выпотрошенные внутренности, отрезать раздробленные конечности во избежание гниения и гангрены.
Патрик с ужасом осознал, что, будь его удача чуть меньше, он мог бы легко оказаться на одном из длинной вереницы наспех сколоченных столов, с которых мертвенно-бледные помощники ведрами с водой смывали кровь после раненого, чтобы уже через мгновение на этом же месте молчаливые плечистые санитары укладывали следующего несчастного.
«Почему здесь только знахари и ни одного эффи?» – спросил сам себя Патрик, помня, что маги могли вернуть к жизни даже самого безнадежного больного, были бы деньги.
– Гребанные эффи! Чтоб им пусто было! – услышал он переругивания двух лекарей, орудующих над тихо подвывающим мужчиной, точнее, над его ногой, вывернутой под неестественным углом. – Силы они потеряли!
– Обосрались, так обосрались, забери их Темные Боги! – вторил второй лекарь, быстрыми движениями вспарывая сапог и штанину.
Патрик узнал их обоих. Это были лекари из гарнизона. Два безобидных толстячка, раздобревших от сытой жизни. Эта парочка была неразлучна ни ночью, когда устраивали шумные попойки и даже драки, ни днем, когда с понурыми головами стояли перед Дедом, костерившим их, но так ни разу и не наказавшим, хотя для всех прочих обитателей гарнизона Щитов Короны расплата за любой проступок была неотвратима. Патрик относился к парочке постоянно подвыпивших лекарей с легким пренебрежением, как и прочие стражники. Краем уха он слышал намеки в разговорах нескольких ветеранов, которых не призвали в армию из-за возраста, что в свое время эти лекари успели побывать на первой кразорской войне. Оттуда они и вернулись закоренелыми пьяницами.
Как-то раз Патрик поранил руку в тренировочном бою. Вепрь сразу погнал его в гарнизонный лазарет. Ласло – толстяк и лысый Хурик, похмеляющиеся с самого утра, не обрадовались посетителю. Патрик вытянул руку с порезом вперед и красноречиво указал на нее взглядом.
– Позвольте мне, дорогой коллега! – запинаясь на каждом слове, воскликнул Ласло и вскочил из-за стола, заставленного пустыми бутылками.
– Извольте, друг мой! – просипел в ответ Хурик, сделал большой глоток из своей кружки и шумно отрыгнул в сторону.
– Что тут у нас? – спросил Ласло, едва не снеся Патрика внушительным животом. Он ухватил его руку и резко притянул к лицу, словно был близоруким, попутно обдавая стражника волной крепчайшего перегара. – Хм, какая необычная рана!
– Если дело серьезно, и нужна ампутация, – подал голос из-за стола Хурик. – Я готов ассистировать вам, коллега!
– Если ты еще раз, сучий потрох, – понизив голос, зашипел толстяк Ласло, буравя растерянного Патрика совершенно трезвым взглядом, – будешь докучать нам подобной мелочью, отвлекая от великоумственных споров о подходах в медицине – пеняй на себя.
Патрик попытался освободить руку, но хватка Ласло оказалась стальной.
– А чтобы ты не забыл об этом…
Толстяк легко скрутил юнца и тычками загнал в процедурную, в которой, к удивлению Патрика, царила идеальная чистота. Через пять минут Ласло вернулся за стол к Хурику, успевшему слегка протрезветь, и лекари подняли очередной тост, в этот раз – за милосердие, а красный от стыда Патрик вбежал в казарму, где первым делом на несколько часов засел в сортире. Два кувшина воды с клизмой показались ему слишком большой платой за добротно обработанную и перебинтованную рану на руке. В последующие разы Патрик предпочитал самостоятельно залечивать ушибы и порезы, пользуясь походной аптечкой.
В этот раз оба лекаря были трезвы. Они с поразительной ловкостью, помогая друг другу, орудовали над ногой раненого, который подвывал, не переставая.
– Да закрой ты рот! – шикнул на раненого Хурик, с просторной лысины которого градом катился пот. – Отвлекаешь!
– На вот! – сказал Ласло, суя в рот раненому обломок покусанной палки. Стражник послушно зажал ее зубами и теперь только невнятно мычал.
– Сучье семя! – ругался Хурик, продолжая, как ни в чем не бывало, стаскивать остатки сапога с ноги. – Всегда эти эффи что-то да учудят!
– Ну, ничего! Долимар им это так с рук не спустит! – ответил Ласло, пристально осматривая искалеченную ногу. – Будем отрезать!
Патрик почувствовал накатывающий приступ тошноты. Несчастный взвыл, но палку не выплюнул. Лекари переглянулись.
– Яйца тоже резать придется, – хладнокровно отметил Хурик, занося над пациентом огромный мясницкий тесак, с которого капала кровь.
Бедный мужчина дернулся всем телом и обмяк, закатив глаза.
– Сивонна Бачча! – сплюнул в сторону Хурик и отложил в сторону тесак. – Что за слабаки пошли нынче!
– Все эти жалкие эффи! С ними этого худа бы не было! – пропыхтел Ласло, обхватывая ногу стражника, лишившегося сознания. – Давай!
Лысый Хурик вцепился в бедро и навалился на него всем телом. Ласло резко крутанул ногу в сторону, одновременно с этим немного оттягивая стопу на себя. Раздался противный хруст. Мужчина пришел в себя, рывком сел, упираясь руками в стол, и истошно заорал от боли, выплевывая палку, которая ударила Хурика по голове. Через миг он вновь потерял сознание, но уже от боли, и с гулким стуком упал обратно.
– Перевяжите и зафиксируйте! – коротко распорядился Ласло стоявшим все это время рядом смертельно бледным лекарям-практиканткам, совсем еще девочкам.
– Сучье семя! – в очередной раз выругался Хурик, украдкой прикладываясь к фляжке, которую извлек из-за пазухи. – Ублюдские эффи!
Ласло молча принял фляжку, сделал глоток и вернул ее напарнику. Переругиваясь, лекари отошли к соседнему столу, на котором лежал стражник с перебитой рукой и располосованным животом, все это время с ужасом наблюдавший за их действиями.