Страница 43 из 50
А дальше… я не смогла смотреть. Просто забилась в угол и отвернулась, проглатывая собственные слёзы немощности. Совсем как Кристина.
— Ну, что ж! Осталась последняя… Эллис! Детка, папочка пришёл проведать свою маленькую девочку! У папули, для тебя, есть кое-что особенное!
Выглядываю из укрытия, наблюдая как в его грязных руках появляется шприц.
Но Эллис молчит. Все также лежит без малейшего движения. В ужасе замечаю, что девушка находится в клетке совсем обнажённая. Её тело покрыто гематомами, засохшей кровью, многочисленными порезами, синяками.
— Деткааааа! Пора кушать, ну же! — чудовище продолжает подзывать девушку, словно псину вшивую, некормленую несколько суток.
Молчание. Слышу лишь тихий плачь Кристины, и стоны Мегган после нескольких ударов электрошокера, эхом витающие в грязном подвальном помещении.
— Джо, иди проверь, что с ней! — звучит очередной приказ тирана, адресованный качку переростку.
Джо отворяет клетку, наклоняется, чтобы перевернуть девушку на спину. И тут же отстраняется на два шага назад.
— Ну?! — голос Сэма становится грубее, черствее, требовательнее.
Лицо охранника искажается ужасной гримасой, а изо рта вырывается зловещая фраза:
— Она мертва, Сэр.
Глава 18. В плену бездушного монстра
Мертва…
Мертва….
Страшное слово эхом проносится в каменной голове, острым колом вонзаясь в сознание, от чего я ощущаю, как собственное, ватное тело содрогается жуткими спазмами, отказываясь подчиняться, словно все кости каким-то магическим образом бесследно растворилась.
— Бляха! Уже с раннего утра день не заладился! Слабачкой оказалась, наша любимая Элли. Надеялся, хотя бы месяцок, другой протянет.
Быстро же сдалась, шлюшка дранная! — матерится, выплёвывая разные гадости из вонючей пасти, говоря о человеке так, словно о куске навоза,
— Тачку подготовь, да в лес вывези! По-тихому. Чтоб никто не засёк!
— Понял, кэп! Исполню, — хрипит преданный пес, по кличке Джонни, продолжая морщиться, тем самым демонстрируя неконтролируемое отвращение при виде безжизненного тела.
— Валяй! — звучит повторный приказ, от которого я теряю контроль над чувствами, эмоциями, выражениями и выкрикиваю все, что в сердце давно храню, прямо в упитанную спину законченному выродку, одаривая мощными проклятиями авторского сочинения:
— Убл*дина паршивая! Чтоб ты вечную вечность в аду коптился, подыхая долго, да мучительно, от боли бесконечной, от собственных криков беспечных, от грехов своих бессердечных!
Сэм резко оборачивается, услышав знакомый голос, награждая последнюю пленницу удивленным взглядом:
— Опаньки! А чё это тут рыжая ведьма делает?? Какова хрена ты её сюда определил! Она же Завиру обещана, а ты её в свинарник для курв запихнул! Живо на второй этаж отведи, в порядок приведи, да запри!
— Простите, господин! Виноват!
— Давай, давай! Отведаю малышку как следует, на прощанье! Да киношку, Мэту в подарок пришлю! — вальяжным тоном выплёвывает каждое словечко, прожигая меня убийственным взглядом угольных газ, никогда не знавших о таких вещах, как ''сочувствие'', ''сопереживание'', ''добродушие''.
Монстр! Продолжаю проклинать всем сердцем и душой, ненавидя изверга от кончиков волос до кончиков ногтей, презирая каждый миллиметрик гнилой сущности представшего передо мной монстра, похожего на человека.
Теперь, я практически уверена, что если хорошенько поднатужиться, да дёрнуть за волосы поддонка, можно ненароком лишить чудища обманной оболочки. Ни капли не удивлюсь если, под маской обнаружу нечто, с рогами, или копытами, напоминающее черта.
При одной только импровизированной мысли, я ощущаю, как тело невольно вздрагивает, да сжимается'' в позе эмбриона'' прямо там же, в грязной клетке, в которой некогда обитали бойцовские псы, в то время как изо рта, мгновенно вырывается тоскливый стон:
"Мэт… Ну где же ты?"
"Умоляю… Помоги".
* * *
Спустя некоторое время меня перевели в другое помещение, находившееся на втором этаже уже знакомого дома. Да. Я была в том самом проклятом замке, который Сэм арендовал в честь прибытия в наш город.
Зачем же тогда мешок на голову надевали, если я знаю это место, тем более знаю дорогу! Скорей всего, чтобы просто запугать.
По приказу Хозяина, Джо доставил мою ''высокопочитаемую особу'' в новую камеру, во многом отличающуюся от того бомжатника, в который меня определили час назад.
Качок-переросток небрежными движениями практически разорвал наушники, красовавшиеся на моих безобразных руках, служившие вместо верёвки, успевшие достаточно сильно натереть запястья, чуть ли не до мяса, а затем, грубым тоном выпалил:
— Снимай верхнюю одежду!
Не дожидаясь действий с моей стороны, собственными медвежьими лапами резко содрал некогда светлое итальянское пальто с истощенного от нервного напряжения тельца, отшвырнув в угол комнаты.
— Чудовище! Такое же как и твой психанутый хозяин! — молчать больше нет сил. Моя судьба решена, как и судьба будущего ребёнка. От чего же, перед смертью, не сбросить моральное напряжение?
В эти дьявольские минуты, неожиданно приходит печальное осознание, того, какой плохой матерью я являюсь. Плохой, потому что не могу достойно защитить собственное ни в чём неповинное дитя, жаждущее жить.
Очень жаль, малыш, но ты ни в чём не виноват! Прости… Я ужасная мать! Но, клянусь, не собираюсь сдаваться! Из последних сил, буду отчаянно бороться за наши жизни!
— Заткнись! — басистый рык вырывается из пасти накаченного мужлана, верной подстилки ''его высочества Сатаны Сэма''.
— Или что? Шокером долбанёшь, как несчастную Мэган? — чувствую, как внутри начинает разгораться гневное пламя, уничтожая страх, на пару с неуверенностью.
— Может быть! Радуйся! Хозяин запретил к тебе прикасаться!
Тоже мне повод для радости! Вот если бы отпустил, или если бы вдруг
Сэма собственные бойцовские собаки сожрали… Другое дело!
— Сколько же платит тебе твой бесконечно обожаемый хозяин?
— Не твое дело! Я же сказал, чтобы замокла!
— Не буду я молчать, смиряясь с тем, что мой нерождённый ребёнок так и не появиться на свет, если ты не поможешь! Сколько тебе нужно для счастья? Пятьдесят штук. Восемьдесят. Сто? Хочу купить твою черную душу!
Гад смеётся, ничего не отвечая. Вместо импровизированной верёвки на моих искалеченных запястьях смыкаются наручники, обтянутые розовым пушком. Какая мерзость!
— Все поступки возвращаются бумерангом. Запомни! — успеваю выпалить напоследок, прежде чем снова погрязну в безнадёжном одиночестве, но друг отмечаю, что всё же, мне практически удалось достучаться до толстокожего амбала. Поняла это по его потухшему взгляду, да опечаленному внешнему виду, когда мужлан скрылся за мощной дубовой дверью, ссутулившись, опустив взор в пол, тем самым, внутренне соглашаясь со словами несчастной пленницы, отражающими истинную правду.
* * *
Не знаю точно, сколько времени я провела в этой просторной, невероятно светлой комнате, успев изучить каждую вещь, каждый элемент, украшающий интерьер новой тюрьмы. В отличии от подвального помещения, здесь было тепло, уютно, свежо. Но жутко светло! Настолько, что можно было ослепнуть, или сойти сума, потому как комната, по своему подобию, напоминала палату в психбольнице.
Кроме большой мягкой кровати, двух прикроватных тумбочек, заполненных презервативами, разными отвратительными игрушками, смазками и прочей озабоченной фигней я ничего полезного не нашла.
Также, отметила два гигантских окна, без жалюзи или штор, которые украшала оригинальная кованная решетка со стороны улицы.
Ни каких острых, колющих, режущих предметов не обнаружилось.
Даже ножек у кровати, которые бы можно было отломить, используя словно кол, увы, не было! Поэтому я и прозвала данную комнатушку больницей для умалишенных. В первую очередь из-за своего безопасного дизайна, а во вторую — из-за обильного количества яркого света, от которого моментально начинали болеть глаза.