Страница 18 из 21
Что произошло с нами? Почему так явно открылась в последнее время духовная, нравственная и культурная деградация нашего больного общества? Раньше срамословие было языком преступников, блудниц и вообще людей опустившихся. Сейчас все это слышится на телевидении и радио, звучит в кинотеатрах, свободно произносится в присутствии людей на улице. Дети, как губки, вбирают в себя этот яд.
Есть много свидетельств, что сквернословие – язык демонов. Приведу лишь один пример. История эта рассказана настоятелем Свято-Троицкой Сергиевой лавры священномучеником Кронидом (Любимовым; 1858–1937): «В 1894 году в обитель Преподобного Сергия прибыл помолиться прихожанин родного мне сельского храма деревни Кетилово Московской губернии Волоколамского уезда крестьянин Яков Иванович. Лицо его было печально, и на глазах виднелись слезы. Когда я спросил о причине его грусти, он зарыдал, как ребенок, и, несколько успокоившись, с тяжким вздохом сказал: “Ох, батюшка, скорбь моей души так велика, что я дохожу до уныния. Иногда и рад бы умереть. У меня есть сын Василий, восьми лет, одержимый странными припадками, которые выражаются излиянием хулы на святыню и невыносимым сквернословием. Были такие случаи. Накажу я его строго и брошу в подвал, а он и там продолжает сквернословить и хулить все святое. Лицо его делается при этом черным, и страшно на него смотреть. Печаль моя за его душу столь велика, что я подчас теряю надежду на свое и его спасение”. Выслушав, говорю отцу: “Ясно, тут дело диавольское. Диавол всемерно стремится погубить тебя и твоего сына. Думаю, что есть какая-то особая причина, что диавол осмелился приблизиться к чистой и невинной душе мальчика. Скажи мне по совести, не ругался ли ты сам когда-либо скверными словами и не был ли свидетелем этой брани твой сын?” Снова залился слезами Яков Иванович и сквозь рыдания проговорил: “Да, я сам виноват в грехах сына. Трезвый я не ругаюсь, но в нетрезвом состоянии я первый сквернослов на улице и ругаюсь в своем доме, при детях. Это мой тяжкий грех перед Богом и людьми”. “Кайся, Яков Иванович, – говорю я ему, – слезно кайся. Этот грех и служит причиной сквернословия и хулы твоего сына. Но не падай духом и не предавайся унынию и отчаянию. Помни, что нет греха, который бы превышал безграничное милосердие Божие. Кстати, ты теперь находишься в стенах обители преподобного Сергия, этого великого заступника и ходатая за всю Русскую землю и за всех притекающих к нему. Проси слезно его ходатайства перед престолом Божиим за тебя и твоего сына о даровании вам исцеления душевных и телесных немощей. Веруй, что по вере будет тебе радость. Не блещет так молния во всей Вселенной, как быстро достигает молитва родителей до Престола Божия и низводит на их детей святейшее благословение Всемогущего Господа. Молитва твоя и жены твоей могуча и может помочь в исцелении сына и всего вашего семейства”.
Видимо, Яков Иванович горячо молился преподобному Сергию. Из обители он уехал в мире и духовной радости. Ровно через год мне пришлось быть на родине и встретиться с Яковом Ивановичем в храме. Вид его был спокойный и мирный. На мой вопрос, как его домашние дела, он с душевной радостью отвечал: “Слава Богу! Не забыл меня Господь за молитвы преподобного Сергия милостью Своей”. И рассказал мне следующее: “Как вернулся я из Троице-Сергиевой обители, сын мой Василий заболел. В течение двух месяцев он таял, как свеча, и за все время своей болезни был необыкновенно кроток и смирен сердцем. Никто не слыхал из уст его гнилого, бранного слова. Любовь его ко мне была поражающая. За два дня до своей смерти он попросил меня позвать священника. Исповедовался со слезами и полным сознанием своей виновности перед Богом, в умилении приобщился Святых Христовых Таин и умер в полной памяти. Перед самой смертью он поцеловал меня, мать и всех присутствующих и тихо-тихо, как бы уснув, скончался. Его кончина для моей души была великим утешением и радостью. Сам же я, по возвращении из обители Преподобного Сергия, перестал пить, не произношу больше бранных слов”. Яков Иванович после свидания со мной прожил еще двадцать лет, ведя трезвую христианскую жизнь» (Троицкие листки с луга духовного. С. 14; цит. по: Отечник проповедника. М., 1996. С. 531–533).
Я работаю учителем в школе, преподаю в 9–11 классах. В последнее время увеличилось количество детей (особенно девочек), которые курят, нецензурно выражаются. А сейчас еще появилась новая мода – носить девушкам брюки с заниженой талией, когда видны все интимные части тела спереди и сзади. Никакие объяснения, что это некрасиво, вредно для здоровья, не помогают. Как быть: не реагировать? А если что-то объяснять, то как?
ВСЕ, ЧТО вы пишете, – лишь верхушка айсберга, большая часть которого находится под водой. Дети сейчас духовно и нравственно беззащитны. Ежедневно по телевизору и радио они глотают столько нравственной грязи и яда! У каждого подростка есть возможность во многих книжных магазинах купить самую непристойную книгу. Выйдя на улицу, человек попадает в особый мир, от которого не может скрыться, – мир разнузданной рекламы и соблазнов. Если проехать на машине по улицам Москвы, то может сложиться впечатление, что в мире нет ничего, кроме сигарет, женского белья, алкогольных напитков и т. п. В Риме, Салониках, Иерусалиме я не видел ничего подобного.
Как быть? Никто из нас не в силах остановить тот нравственный распад, который мы видим. Но помочь хоть нескольким душам стать нравственно здоровыми мы можем и должны. Господь спросит каждого, что он сделал в своем звании и на своем месте для этого, потому что каждая человеческая душа драгоценна для Бога. Разве я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив? (Иез 18, 23). Некоторые считают, что воспитывать современных подростков и юношей – дело безнадежное. Это не так. Терпением, любовью и мудростью можно найти путь к душе человека. Возвращение к нормальной нравственной жизни проходит для него в мучительной борьбе. Он часто срывается. Но не должно воспитателю изнемогать в этих трудах. Господь и благие усилия примет, и без награды не оставит.
Как относится Православие к абортам?
Искусственный аборт – убийство начавшейся человеческой жизни. Это было совершенно ясно уже Гиппократу (ок. 460 – ок. 377 до Р.Х): «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же не вручу никакой женщине абортивного пессария» (Гиппократ. Избранные книги. М., 1936. С. 87–88). Врачи, делающие аборт, нарушают клятву Гиппократа. Святые отцы рассматривали аборт как убийство. Правило 2-е святителя Василия определяет: «Умышленно погубившая зачатый во чреве плод подлежит осуждению смертоубийства». Шестой Вселенский Собор постановил: «Жен, дающих врачевства, производящие недоношение плода во чреве, и приемлющих отравы, плод умерщвляющие, подвергаем епитимии человекоубийцы» (Правило 91-е). В этом же смысле составлено деяние Поместного Анкирского Собора (правило 21-е). Оно назначало 10-летнюю епитимию как женщинам, «истребляющим плод», так и «занимающимся составлением детогубительных отрав».
Зло всегда пыталось оправдаться. Защитники абортов прежде всего хотят доказать, что это не является убийством. Так ли это? Богопросвещенным отцам было очевидно, что умерщвляется жизнь. Исследовательские средства, которыми располагает современная наука, это полностью подтверждают. «В тот момент, когда сперматозоид и яйцеклетка соединяются, создается новое живое существо: существо, которое никогда до этого не существовало в истории мира и никогда не будет существовать снова; существо, развитие которого не закончилось, а только начинается; существо совершенное и содержащее в себе все то, чем оно когда-либо будет; существо, движущееся вперед в упорядоченном процессе роста и созревания» (Джон и Барбара Уиллке. Мы можем любить их обоих. М., 2003. С. 60). На 18-й день начинает биться сердце. Знает ли женщина, делающая аборт, что ребенок ее, когда его убивают, испытывает боль? Бернард Натансон, сам делавший аборты («на моих руках много крови…»), снял фильм «Безмолвный крик». Вот часть текста из фильма: «Тень, которая появилась сейчас внизу, рядом с границей экрана, – это вакуум-кюретка, специальный инструмент, присоединенный через вакуумную трубку к электронасосу с «засасывающим» давлением около 55 мм ртутного столба. Вы увидите, как кюретка будет приближаться к ребенку, а он попытается отодвинуться от нее и начнет совершать активные, панические движения. Теперь он движется целенаправленно. Хотя инструмент еще не коснулся ребенка, он уже очень возбужден. Его рот раскрыт. Этот кадр еще повторится в нашем фильме… Вакуум-кюретка нащупывает ребенка, и вновь он широко раскрывает рот в безмолвном крике. Сейчас его сердце бьется быстрее. Он чувствует угрозу своей безопасности, отодвигается в сторону, в левую часть матки, в возбуждающей сострадание попытке спрятаться от безжалостного инструмента, которым врач собирается его убить. Сердечные удары еще заметно учащаются и уже достигают приблизительно 200 в минуту. Ребенок, несомненно, ощущает смертельную опасность…» Другие, не отрицая, что при этой операции умерщвляется живой организм, пытаются провести мысль о неполноценности этой жизни. Идея абсурдная и крайне опасная! В своем логическом продолжении она может быть применена и к родившемуся ребенку, который еще многого не умеет (например, говорить). Разве уникальная человеческая жизнь может оцениваться по возрасту или по уровню развития?