Страсть герцога

Однако блеск в его глазах исчез так же внезапно, как появился. Герцог улыбнулся ей своей холодной, насмешливой улыбкой.

– Как бы интригующе это ни звучало, мисс Бонно, это не сработало бы ни при каких обстоятельствах.

Она с подозрением на него взглянула.

– Почему нет?

– Потому, что вы не имеете представления о том, что за слухи сопровождают меня везде, где бы я ни появился. В момент, когда я объявляю о своем прибытии… Нет, в момент, когда я прибываю в своей гербовой карете, начинаются сплетни. К концу первого нашего дня в пути любой встреченный нами человек будет пребывать в решимости выяснить ваше имя, фамилию, титул и характер ваших отношений со мной. Меньше чем через неделю они уже будут знать о вас все, и тогда ваша репутация будет разрушена.

Господи, его и правда волновала ее репутация. Поразительно.

Не сводя с нее тяжелого взгляда, герцог подошел к столу.

– Не говоря уже о том, что мир, вне всяких сомнений, узнает, что мой брат может быть жив, и ко мне устремится еще больше самозванцев и мошенников.

У Лизетт появилась идея.

– Тогда не сообщайте о себе. Не путешествуйте в своей гербовой карете. Путешествуйте как обычный человек. Тогда вы сможете называть себя моим родственником безо всяких объяснений. – Она не смогла сдержать озорной улыбки. – Мы оба будем никем, и всем будет плевать на мою репутацию. Или на вашу. Или на возможность того, что ваш Питер жив.

Ее слова эхом отразились от стен пустой комнаты. Герцог смотрел на нее. Выражение его глаз вновь невозможно было прочесть.

– Я смогу облегчить вам задачу, – поспешила добавить Лизетт. – Если вы притворитесь еще одним моим братом, то вам не придется ни брать с собой свиту, ни отвечать на вопросы. Мы отправимся во Францию, выясним, что сможем, и вернемся так, что никто об этом не узнает.

– А что насчет преимуществ, предоставляемых моим титулом?

– Каких преимуществ? Во Франции вы все равно будете иностранцем, лордом в мире, в котором еще недавно рубили голову любому лорду, до которого могли добраться. – Ее тон стал игривым. – Вы сможете убедиться, что быть английским герцогом во Франции – это в действительности недостаток, ваша милость. Принимая во внимание все сказанное.

Затаив дыхание, Лизетт стала ждать новых возражений, однако, к ее удивлению, герцог стал задумчивым.

– Обычный человек, значит? По правде говоря, я никогда не был таковым. Это действительно будет что-то новое. – В его голосе зазвучала тоска, лицо вновь помрачнело, и он покачал головой: – Нет, это не сработает. Меня узнают.

– Нет, если вы оденетесь и будете вести себя соответствующе. Люди замечают лишь то, что вы сами им показываете. Потому ключевой момент – показывать им лишь то, что вы сами хотите, чтобы они увидели. – Не зря она наблюдала за тем, как Видок наставлял своих агентов, неузнанными появлявшихся в самых темных уголках Парижа и ловивших там преступников. – Вы примерно того же роста и телосложения, что и Дом. Я могу дать вам что-нибудь из его одежды вместо ваших привычных роскошных нарядов. Если мы сядем на почтовый дилижанс до Брайтона…

– Почему Брайтон? – вставил герцог.

– Потому что дилижансы часто отправляются в Брайтон по воскресеньям. На самом деле один отправляется от трактира «Золотой крест» в два. Мы все равно не можем сесть на паровой паром, зато можем выехать пораньше, чтобы успеть на паром в Дьеп, отплывающий завтра утром.

– Ах да, от Дьепа до Парижа ехать на девяносто миль меньше, – произнес герцог буднично.

Однако Лизетт заметила в его глазах расчетливый блеск. Хитрец все еще пытался понять, где был Тристан.

– Как и до Руана с Дижоном. И еще кучи французских городов.

Она не собиралась сообщать ему, что они отправятся в Париж. Пока что. Лизетт не хотелось, чтобы Герцог Горделивый бросил ее, едва узнав их конечную точку назначения.

Нахмурившись, он скрестил руки на груди.

– Вы и правда не скажете мне, где Бонно жил в последнее время и на кого работал?

– Нет. – Лизетт вздернула подбородок. – Только если вы возьмете меня с собой.

– Я мог бы отправиться в Эдинбург и найти вашего сводного брата. Несомненно, он сказал бы мне, где Бонно живет и работает.

– Он мог бы. Но в Эдинбурге Дом лишь сошел с корабля. Он поехал в другое место в Шотландии, которое я вам тоже называть не стану. Так что, пока вы будете мотаться по Шотландии, я отправлюсь во Францию предупредить Тристана, что вы на него охотитесь, и, если вы правы относительно его вины, он исчезнет задолго до того, как вы сможете до него добраться.

Что за пустая угроза! У нее и на поездку в Дувр-то денег не было, не говоря уже о плавании во Францию. Однако он об этом не знал.

Лайонс долго смотрел на Лизетт изучающим взглядом. Между его бровей появилась морщинка, которая увеличивалась до тех пор, пока не сравнялась размерами с небольшой складкой у него на подбородке. Его взгляд был настолько пронзительным, что Лизетт ощутила, как по ее позвоночнику от страха пробежала дрожь.

Да, от страха. Именно от него. От чего еще ей ощущать дрожь в присутствии столь важного английского лорда? Очень привлекательного, мужественного и самого важного на свете английского лорда.

– Так что вы выберете, ваша милость? – спросила она, желая не только напомнить ему о своем преимуществе, но и избавиться от этого непрошеного взгляда. – Маскарад? Или отправитесь в одиночку искать иголку в стоге сена во Франции?

Бросив на нее еще один хмурый взгляд, герцог оперся бедром о край стола.

– Я мог бы сыграть вашего брата, – произнес он, словно бы примеряя на себя эту роль.

– Да. – Ей стоило больших усилий скрыть от него свое облегчение. По крайней мере, он задумался над ее предложением. – Мы поступим просто, потому что простые варианты всегда лучше всего. Вы можете использовать свою настоящую фамилию, поскольку так вам будет легче запомнить. Никто не свяжет мистера Кейла с герцогом Лайонсом, особенно учитывая то, сколько написаний фамилии Кейл существует. А я буду мисс Кейл. Полагаю, это в любом случае привлечет меньше внимания, чем моя настоящая французская фамилия. – Лизетт прижала палец себе к подбородку. – Ох, но мне хотелось бы называть вас по имени, данному вам при крещении. Как вас зовут?

Ее дерзость заставила герцога поднять бровь, однако он произнес:

– Максимилиан.

О, как же хорошо поставлен был его голос!

– Не пойдет. Я буду называть вас Максом. – При виде его мрачного взгляда она добавила шаловливо: – Чтобы отвести подозрения. «Максимилиан» звучит слишком возвышенно для простого мистера Кейла, торговца хлопком.

– Торговца хлопком? Вы ведь сказали, что хотите, чтобы все было просто. Что я, к дьяволу, вообще знаю о хлопке?

– Вам не нужно ничего о нем знать; я сама уже знаю о нем достаточно. Дом однажды занимался делом, связанным с этой индустрией. Я с легкостью отвечу на любые вопросы, которые вам зададут.

– Точно. Уж это-то не будет выглядеть странным ни в малейшей мере, – произнес он с сарказмом. – А еще никто не заметит, что у нас разные произношения. И, упреждая ваше предложение, – нет, я не могу изменить свое произношение. В отличие от вас, я не привык играть роли.

Было ли это оскорблением? Еще одним намеком на нечестность ее семьи?

– Что значит «в отличие от вас»? Вы считаете, что я все время играю роли?

– Судя по всему, – ответил он сухо. – Вы, похоже, считаете, что в мире нет ничего проще.

– О, – сказала Лизетт, слегка смягчившись. – Что ж, это правда. Моя мать, знаете ли, была актрисой.

– А вы сами когда-нибудь играли?

Она залилась краской.

– Нет, но я знаю все техники. Я годами помогала маман готовиться к ролям.

И всегда хотела работать агентессой у Видока, притворяясь кем-то другим, путешествуя по экзотическим местам и внедряясь в высшие и низшие слои общества. Быть шпионкой. Это звучало так захватывающе!

Герцог посмотрел на нее взглядом, который она, в какой уже раз, не смогла прочесть.