Пять кубков (ЛП)

Только она пока не пришла.

Я занимаю свое обычное место в середине пятого ряда и достаю телефон. Печатаю ей короткое сообщение, затем останавливаюсь, нависая большими пальцами над экраном. Этот запах нового зала суда не единственное, что мне действует на нервы.

Я заканчиваю сообщение простым: «Занял тебе место».

Никакого сентиментального сюси-пуси. Портер знает меня как никто другой. Я не должен форсировать события с ней, так же как мы и не форсировали нашу дружбу. Я все еще могу быть тем же человеком, и это облегчение.

К тому же, Портер ненавидит это дерьмо. И спасибо ей за это.

Мы не обсуждали, что будет дальше. У нас не было разговоров об отношениях после секса. Нам и не нужно этого делать. Мы сделали первый шаг. Мы здесь. Вот и все. И это кажется правильным.

Судебный пристав проходит мимо моего ряда и кашляет. Громко. Я оглядываюсь и замечаю его прищуренный взгляд на моем телефоне. Я безмолвно извинился и выключил телефон.

– Кто-то сегодня очень бодрый и забывчивый, – зудит Миа в ухо. – Так не похоже на вас, доктор Уэст. К чему бы это?

То, как она это произносит, словно уже подозревает ответ, заставляет меня оттянуть воротник у шеи. Кто-то только что включил отопление.

– Не твое дело, Миа. – Это надо сказать, потому что бесполезно лгать аналитику, которая достаточно долго проработала на тебя, чтобы разложить все по науке. По поведенческой науке, если точнее.

– Портер прекрасно выглядела вчера вечером, – говорит она, рыбачит, закидывает наживку. – А ты как думаешь?

Видите? В моей компании нет секретов.

– Да, это так. Это платье очень ей шло. А теперь возвращайся к работе.

В динамике звучит ее смех.

– Да, сэр.

Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Я уже и забыл, каково это быть беззаботным. Насколько легкой становится голова, словно накачан наркотиками. Я собираюсь проверить, пришел ли ответ от Портер, и вспоминаю, что телефон выключен.

Смотрю сначала на часы, потом – на двери.

Судебный пристав объявляет о начале заседания и приглашает судью. О'Хара председательствующий судья, и я благодарю свою счастливую звезду.

– Судья О'Хара любит меня, – шепчу я Мие.

Ее фырк делает мое заявление немного менее правдоподобным.

– Помнишь, когда он выставит тебя из зала суда?

Верно.

– Ему почти... тысяча лет. Он не может этого помнить.

Судья О'Хара щурится в мою сторону, его губы вытягиваются в тонкую линию. Ну и черт.

– Давай сосредоточимся на присяжных, – говорю Мие. – Вот что важно.

– Я обновила их профайлы. Готова, – подтверждает она.

Я хрустнул костяшками пальцев.

Ощущение, что за мной наблюдают, покалывает кожу, и я смотрю в сторону стола защиты. Шейвер пристально смотрит на меня, в его глазах хитрый блеск. Сегодня никакой улыбки. Он сосредоточен, полон решимости. Человек дела. Его губы шевелятся, но я не понимаю, что он говорит. В ответ на его легкий кивок я отвожу взгляд.

После того, как Шейвер произнес свое слово, суд начинается, и Смигел не ходит вокруг да около. В его вступительном слове он сразу начал с триады о безумстве. Повреждение мозга, психотическое состояние и "восстановленная память".

Присяжные реагируют. Это нормально. Сейчас они как губка, свежая и готовая впитывать информацию. Как только процесс затянется, и они устанут от показаний и научного жаргона, тогда мы и ударим шоком и страхом. Оживим их. Вернем к жизни.

И заденем Шейвера за больное.

Правдой.

Я дважды прочитал вступительное слово Эдди, и меня до сих пор бросает в дрожь. Он вколачивает факты, которые обвинитель собирается доказать. Что Шейвер не страдает от травмы мозга. Что скандальный наркобарон, который все эти годы избегал ареста, умен и манипулирует людьми, что он попытается обмануть присяжных своими привычными манерами. И то, что Квентин Шейвер – психопат и хищник, который сознательно и методично преследовал Девин Тиллман, похитил ее, затем калечил ее и в конце концов убил.

Эдди вызывает первого свидетеля, доктора Максин Прентис. Судмедэксперт, которая осматривала Девин Тиллман.

Ага. Она тоже не ходит вокруг да около.

Если Смигел хочет доказать, что у Шейвера было временное помешательство, когда тот убивал Тиллман, тогда он должен доказать его опрометчивость. Само слово «временный» обозначает опрометчивый акт. Это правда, что помешательство может длиться дни, даже месяцы или годы, но здесь и речи быть не может о состоянии фуги. Тут взрывная защита, которая утверждает, что Шейвер был вне себя во время этого опрометчивого эпизода, когда он убил жертву.

Доктор Прентис зачитывает свои верительные грамоты, затем Эдди просит судмедэксперта обнародовать ее результаты во время обследования.

– Я обнаружила ушибы, расположенные вокруг запястий и лодыжек жертвы, которые уже находились на стадии заживления. Царапины на коже навели меня на мысль, что она была связана за несколько часов до своей смерти.

Эдди смотрит на присяжных и спрашивает:

– Например, веревкой?

Медэксперт кивает.

– Да. Веревка – наиболее вероятная причина такого рода царапин и синяков. Плетеные следы на запястьях жертвы сопоставимы с наиболее часто используемыми хлопковыми веревками. Жертва также страдала от обезвоживания, которое определялось по ее кожным тканям и органам.

Главной задачей обвинения было доказать теорию, что жертву преследовали и пытали. Если получится, департамент полиции сможет расширить зону поиска и количество пропавших без вести, что, в свою очередь, поможет найти еще больше потенциальных жертв Шейвера.

– Что касается пыток и убийства, можете ли вы сказать нам, по вашему профессиональному мнению, как долго преступник пытал Девин Тиллман, прежде чем она была жестоко зарезана?

– Протестую, Ваша Честь, – Смигел встает. – Предположение. Несмотря на полномочия эксперта, она не может точно знать сроки.

Судья О`Хара пожимает плечами.

– И, тем не менее, я бы хотел услышать ее ответ, а потом решить, можно ли ему верить. Протест отклонен. Пожалуйста, ответьте на вопрос, доктор Прентис.

Судья О`Хара делает мой день.

– Он мне нравится. Еще раз, почему он меня вышвырнул? – спрашиваю я Мию.

– Вы спорили с ним об одном из его решений.

О. Что ж, этого достаточно.

Судмедэксперт углубляется в научные дебри, среди которых, боюсь, теряются присяжные. Мы преуспели в отборе практичных, умных присяжных, но даже мои веки начинают тяжелеть.

Эдди давит на доктора, чтобы она объяснила все на доступном языке. Молодец.

– Если посмотрим на время смерти, мы можем отматывать назад, используя засохшие слои крови для отсчета времени, как кольца на дереве. Жертва была связана и не могла защитить себя. Согласно моему отчету об анализе крови, я сделала вывод, что жертву пытали в течение девяти часов, прежде чем она в конечном итоге умерла из-за гипоксии в результате обескровливания. Бедренная артерия была перерезана. – Она смотрит на присяжных и поправляется. – Жертва истекла кровью.

– Таким образом, несмотря на увечья на туловище, смертельная рана была нанесена не в сердце жертвы, доктор? – Эдди щелкает пультом, и на плоском экране появляется изображение трупа Тиллман, обнаруженного на месте преступления.

Присяжные реагируют. Пятеро прикрывают рты, двое отводят взгляд, а мой присяжный – темная лошадка наклоняет голову. Потрясение проходит через них с разной степенью. Вот почему Эдди выбрал этот вопрос, чтобы показать изображение. Это жестоко, но и преступление тоже. Присяжные должны испытать на себе то, что Шейвер сделал с этой женщиной.

Я смотрю на экран, хотя столько раз рассматривал фото с места преступления. Прежде чем я возвращаюсь к присяжным, что-то не дает мне покоя. Чувство знакомства с местом преступления и не потому, что я его изучал. Туловище Тиллман обвязано веревкой. Черная повязка закрывает ее глаза.

Дерьмо.

Жестокие увечья на теле не позволяли мне видеть дальше запекшейся крови. Признаюсь, я не просто так отказался от практики в медицине. Я не занимаюсь кровью и смертью.