Череп колдуна

- Кайтай! - заорал Оуэн и бросился вниз по трапу, прыгая через две ступеньки. Где-то в глубине души он вдруг почувствовал облегчение. Не нужно было больше беспокоиться о замышляющих козни матросах, таинственных шкатулках с вонючим отвратительным содержимым, черноглазых женщинах, посягающих на его свободу... можно больше ни о чем не думать, а всего только и нужно, что взять щит и топор и покончить все одним размашистым ударом.

- Кайтай! - Оуэн пинком распахнул дверь. - Вставай и бери оружие!

Он торопливо натянул кольчугу и подвесил поудобнее топор в кожаной петле. Затем повесил на спину щит, схватил стальной шлем и вернулся на палубу. Кайтай, поспешно бросив какие-то сложные астрологические вычисления, начал вооружаться; Зельза тоже вышла на палубу, не выказав при этом ни малейшего волнения.

- Они нас заметили, - закричал Ларр, вцепившись в руль обеими руками, - тысяча чертей, заметили и теперь поворачивают, чтобы перерезать нам путь. Мы погибли, господа.

Матросы собрались на палубе; слышались испуганные голоса. Оуэн осклабился на Ларра.

- Ты имеешь шанс умереть как мужчина, - выкрикнул он. - Эй, вы! крикнул он команде. - Есть у вас зубы, чтобы бороться с этими скотами? Или вы овцы?

- Их очень много, сэр, - мрачно ответил один из матросов, - может, они обойдутся с нами чуть получше, если мы сразу выдадим им вас с вашими деньгами...

Оуэн замахнулся на него топором, и матрос попятился. Оуэн опустил топор и покачал головой.

- Овцы вы, овцы... - пробормотал он, - но мои овцы, и я съем на завтрак ваши ребра, если вы не сделаете, как я велю. - Он повернулся и посмотрел на море.

Видневшийся в отдалении корабль теперь приближался со спущенным парусом и, шедший на одних веслах, был похож на огромное насекомое, несущееся во взбиваемой веслами пене. Корабль Оуэна все еще нес натянутый ветром парус, и расстояние сокращалось с каждой секундой.

- Мы все же прикончим кое-кого из них, - пробормотал Оуэн. Он махнул Кайтаю: - Слушай, Кайтай! Пришло время вспомнить твое колдовство! Мы долго не продержимся против этих гиен. Давай испробуем пару твоих трюков.

- Я не знаю никакого колдовства против пиратов, - тихо ответил Кайтай, в ожидании схватки играя своим изогнутым мечом.

- Я видел, как ты занимался вызыванием и сменой ветра, - тут же отозвался Оуэн. - Слушай... мог бы ты вызвать ледяной ветер, прямо сейчас?

- А-а, - глазки Кайтая заблестели, - холодный ветер...

- И туман, - добавил Оуэн. - Густой морской туман. Но прямо сейчас.

- Если бог ветра из моей страны пойдет так далеко на запад... - Кайтай воткнул меч в деревянную палубу, отбросил круглый щит и резким движением выбросил руки вверх, к небу.

Казалось, из самой глубины легких он исторгнул странный, пугающий призыв, трубный, как волчий вой. Голос зазвенел - от него раскатилось эхо, и, пока оно еще звучало, Кайтай выхватил из-за пояса кинжал и яростно ударил себя в раскрытую грудь. Хлынула кровь. Он прижал к груди ладони, вновь протянул руки к небу и закричал. От этого крика вздрогнули и попятились матросы на палубе.

Прямо по курсу корабля появилось темное облачко, которое, казалось, росло. Попутный ветер внезапно стих, и треугольный парус бессильно обвис. Гик повернулся, и снасти задрожали, как струны гигантской арфы.

На палубу западали первые белые хлопья... снег! Оуэн содрогнулся, так как на палубу ложился вполне осязаемый и даже густой холод. Кайтай вскрикнул еще раз, затем трупом рухнул на палубу и остался неподвижен.

Зельза склонилась было над ним, но Оуэн оттолкнул ее.

- Не надо, - хрипло сказал он, - не трогай его. Я уже видел, как он проделывал такое... Смотри! Туман!

Ледяной воздух опускался на теплое море, и тут же вокруг судна стал подниматься густой, белый, как вата, туман, становившийся все плотнее, гуще... и вот не стало видно ничего, и другого корабля тоже.

- Теперь, - оглядев матросов, сказал Оуэн, - вы все... сидите тихо. Пираты могут пройти мимо. Даже если нет...

Усиленный тишиной и туманом, их ушей коснулся отдаленный скрип уключин, удары весел и мерный звук барабана. Все застыли в напряженном ожидании. И вдруг, неожиданно, все стихло.

- Они подняли весла, - пробормотал Ларр, покачав головой, - ждут, пока рассеется туман. Они поняли, что он ненастоящий...

- Тихо. - Оуэн прислушался. Вокруг была тишина. Но он знал: они были здесь, близко. Они выжидали.

- Эта амуниция тяжеловата, - произнес он вслух, ни к кому не обращаясь. Зельза и Ларр с удивлением наблюдали, как он стащил кольчугу и осторожно положил ее на палубу, чтобы не зазвенела. Он сложил шлем, круглый щит и сбросил башмаки. Полукруглый топор он укрепил на шее с помощью петли. Затем он взобрался на перила палубы.

- Бог-счастливчик, дающий удачу, - сказал Оуэн, потихоньку помянув древнего марионского божка. Говорят, что тот слышит шепот так же хорошо, как и громкие призывы. И, скользнув вниз по борту, Оуэн бесшумно, как выдра, погрузился в воду и уплыл прочь без единого всплеска.

- Бедняга не в своем уме, - сказал Ларр.

Никто не проронил ни слова.

Время шло. Туман стал понемногу рассеиваться. Солнце почти закатилось, и серое море теперь освещала низкая луна, висевшая в небе, как большая тусклая лампа.

- С ним покончено, - пробормотал Ларр, и глазки его вдруг плотоядно сверкнули в сторону Зельзы. Она ответила ему взглядом, в котором было больше холода, чем в море под килем. И вдруг она улыбнулась.

Голова Оуэна, мокрая, с прилипшими волосами, показалась за ограждением палубы. Сверкнула белозубая улыбка. Он зацепился топором за поручень и вылез на палубу.

- Клянусь богами, вода холодная, - улыбнулся он, отирая с бороды воду тыльной стороной ладони, - можно только посочувствовать этим беднягам.

Сквозь негустой туман от пиратского корабля доносились странные звуки: сначала это был вопль страха и злобы, затем проклятия. Послышался сильный всплеск и какой-то не вполне понятный, шум.

- Я прорубил у них дыру у носа, достаточно глубоко, чтобы образовалась приличная течь. - Оуэн ухмыльнулся. - А потом, когда они бегали и пускали стрелы в то, что они считали морским дьяволом, я проплыл вдоль судна и снова пустил в дело топор, на этот раз на корме. Слышите! Я ручаюсь, что они наполняются водой и с кормы, и с носа, а у них слишком много людей, чтобы оставаться на плаву... и к тому же слишком много награбленного добра.