Принцесса и Дракон

– Отчего же ты плачешь?

– Не обращай внимания, я сейчас успокоюсь. Пожалуйста, не рассказывай матушке, – девушка торопливо вытирала слезы и старалась придать своему лицу менее печальное выражение. Но вышло это у нее так плохо, что Дик, не выдержав, обнял ее и прижал к себе, нежно гладя рукой по голове, как ребенка.

Вот так же когда-то она плакала в развалинах Монтррерского аббатства, а Арман, успокаивая, гладил ее по волосам. Почему же она не может не вспоминать об этом? И почему сейчас, в объятиях Ричарда, ей так тепло и спокойно, а тогда сердце билось чаще, и голова кружилась от чего-то смутного и дурманящего?

Все это глупости! Голова кружилась от действия снотворного, которое Арман подсыпал ей в питье, и сердце билось по той же причине. Пора выкинуть эти воспоминания из головы, никакого добра от них не будет – одна боль!

– Эмили, ты не расскажешь мне, что случилось? – голос Стилби, звучавший встревоженно и печально, оторвал девушку от размышлений. – Я не могу требовать от тебя откровенности, но мне казалось, что наша дружба дает мне некоторое право.

– Я расскажу, Дик, все расскажу, – пообещала она. – Только не сейчас, позже.

Она и в самом деле расскажет. Почему бы и нет? Он имеет право знать, и не только как друг, но, в первую очередь, как влюбленный. Если его любовь не выдержит правды о приключениях избранницы в обществе другого мужчины, то не стоит прилагать усилий, чтобы разжечь в своем сердце огонь ответного чувства. Если же он любит по-настоящему, то примет ее, невзирая на сомнительное прошлое. В любом случае она не может скрывать от него правду. Но сил, чтобы рассказать все прямо сейчас девушка в себе не находила.

Глава пятьдесят вторая.

Ноябрь в Лондоне был дождливым и тоскливым, да и настроение у Эмили было под стать погоде за окном. Дяде Этьену девушка так и не ответила, оправдывая себя тем, что письмо вряд ли дойдет. После очередной «выходки» Ламерти, Эмильенне страстно захотелось его увидеть, она одновременно жаждала осыпать его упреками и выразить благодарность. Она была готова терпеть его холодность, выслушивать его насмешки, злиться и ехидничать в ответ, лишь бы только быть рядом, видеть его и говорить с ним. Так много нужно было понять, спросить, объяснить. Девушка постоянно вела мысленные диалоги с незримым собеседником, доказывая что-то то ли ему, то ли себе самой.

Но все это никак не могло изменить того факта, что Ламерти не вернуть. Сначала Эмили почему-то казалось, что, устроив ее переписку с дядей, Арман, которому все-таки не свойственно бескорыстие, рано или поздно объявится, чтобы пожать плоды своего очередного благодеяния, как он любил делать. Но ничего подобного. Дни шли за днями, складывались в недели, а Ламерти, чье появление у дома Стилби, она так часто и так ясно рисовала в своем воображении, так и остался миражом. Если бы у Эмильенны было хоть малейшее представление, где можно его отыскать, то девушка, поступившись гордостью, скорее всего предприняла бы попытку встретиться и поговорить, но не ездить же с этой целью по всему Лондону. Да и кто сказал, что он в Лондоне? Может, он в Саффолке, а может, вообще в другой стране.

Оставалось одно – в который раз выкинуть его из мыслей, из памяти, из сердца. Когда они в последний раз расстались это удалось ей на удивление легко, поскольку новые впечатления и дружба с Ричардом вытеснили из сознания не только образ Армана, но и все предшествующие события. Теперь же, когда Ламерти вновь напомнил о себе, ей нужно поменьше пребывать в праздности и наедине с собой, чтобы разум и чувства постоянно были чем-то заняты.

Стараясь поступать таким образом, она, однако, не слишком преуспела, хотя возможностей отвлечься было более, чем достаточно. Просто чем бы Эмили не занималась – читала, сидела в опере или принимала вместе с миссис Стилби гостей – мысли ее то и дело возвращались в нежелательное русло. Текст книжных страниц или переживания героев на сцене, как назло, постоянно оказывались созвучны воспоминаниям или размышлениям Эмильенны, во всем ей виделись скрытые намеки на Армана и их совместные приключения.

Даже открывающийся сезон балов не мог отвлечь девушку. Правда, она и не особо стремилась бывать в свете. Эмили не хотелось привлекать излишнего внимания к своей персоне, учитывая ее внезапное появление в Лондоне и не совсем понятный статус в семье Стилби. Правда, Кларисса Стилби уже представила девушку большинству своих знакомых, как свою дальнюю родственницу. И лишь самые близкие знали настоящую историю ее юной подопечной. Миссис Стилби расстраивалась из-за того, что Эмили под разными предлогами отказывается посещать балы. Зато Ричард более чем одобрял решение девушки. Влюбленный молодой человек отлично понимал, какой эффект произведет в свете внешность Эмильенны. А если добавить к этому ее неожиданное и таинственное появление в Лондоне и романтическую историю юной французской аристократки, бежавшей от ужасов революции, то совершенно очевидно, что в кратчайшие сроки она будет признана самой модной красавицей в этом сезоне. Дику вовсе не улыбалось, чтобы за его возлюбленной волочились все повесы Лондона, а потому он и хотел удержать девушку подальше от шумных балов и других светских мероприятий, кроме тех, которых совсем уж нельзя было избежать, вроде обязательных визитов или походов в театр.

Ричард, игнорируя недовольство матери, уговаривал Эмили вновь отправиться в Эссекс, и отметив там ее приближающийся день рождения, остаться до Рождества. Но миссис Стилби, которой светские дела опять не позволяли покинуть столицу, и слышать ничего не хотела о том, чтобы день рождения Эмильенны отмечался без нее. Если уж молодые люди так хотят скучать в деревне вместо того, чтобы блистать и веселиться на балах, то пусть вдвоем едут в Брентвуд после именин Эмили. Сама же миссис Стилби планировала отправиться в свое имение к концу декабря, чтобы провести Рождество с отцом, как она делала каждый год.

Кларисса с энтузиазмом и удовольствием принялась за подготовку праздника, причем часть приготовлений тщательно скрывалась от именинницы. Ричард помогал матери как мог, довольный уже тем, что Эмильенне было позволено сидеть дома и хандрить. От миссис Стилби не укрылось, что ее гостья в последнее время грустит, но она деликатно не расспрашивала Эмили ни о чем, надеясь, что та сама сочтет нужным поделиться своими печалями и тревогами. По мере сил старалась она развеселить девушку и именно по этой причине досадовала на то, что Эмильенна пренебрегает балами, которые, как известно, способны излечить от тоски любую юную особу.

И вот наступило второе декабря. В этот день Эмильенне исполнялось восемнадцать лет. Торжество, с любовью спланированное Клариссой и Ричардом Стилби, было практически идеальным для именинницы – множество подарков и сюрпризов, при полном отсутствии гостей. Праздник проходил в тихой семейной обстановке и кроме хозяев дома, только слуги приносили девушке свои поздравления и скромные дары. Горничная Луиза, которая успела искренне привязаться к молодой госпоже, вручила ей собственноручно вышитый батистовый платок, и кроме этого протянула небольшой футляр из темного дерева, стоимость которого явно превышала финансовые возможности горничной. Увидев недоуменный взгляд именинницы Луиза тут же дала разъяснения.

– Это не от меня, барышня, не подумайте! Когда я пару дней назад ходила к мистеру Биргенсу насчет торта, ко мне подошел молодой человек, отдал эту коробочку и сказал, что это подарок вам ко дню рождения. Я, понятное дело, спросила, как его зовут и что передать, но он ответил, что это не важно. И ушел. Вот так, – закончила она свой нехитрый рассказ, заинтриговавший и взволновавший Эмильенну.

Впрочем, девушка нашла в себе силы не демонстрировать охватившего ее интереса, и даже сдержала порыв расспросить горничную подробно о молодом человеке, передавшем подарок. Спокойно взяв футляр, Эмильенна уделила куда большее внимание платку, вышитому Луизой, чем привела последнюю в полный восторг. Ричарду и Клариссе Эмили она ничего не сказала о странном подарке. И только оставшись наконец одна в своей комнате, девушка в волнении торопливо раскрыла футляр, который, к слову сказать, был так хорош, что сам по себе мог служить подарком.